О Сталине, Победе и репрессиях

Имя Сталина в настоящее время продолжает быть предметом яростных споров среди православных христиан. Одни считают его врагом Бога и человечества и ставят его на одну доску с Гитлером, другие - Богоданным Вождем. Позиция тех, кто считает Сталина чудовищем, довольно понятна - Сталин был руководителем страны в то время, когда проходили чудовищные гонения на Православную Церковь. Позиция вторых несколько сложнее - они признают факт гонений на Церковь при Сталине, но, несмотря на это, всячески превозносят советского вождя, имея в виду его выдающиеся государственные заслуги.

Мне одинаково чужда позиция и тех, кто ставит Сталина на одну доску с Гитлером, и тех, кто всячески восхваляет советского вождя. Приравнивание сталинизма к нацизму совершенно обесценивает подвиг защитников Родины во время Великой Отечественной войны. Если оба режима одинаково ужасны для человечества, то какой смысл в защите Родины (в ту пору Советской)? А ведь именно так считают многие власовские апологеты. Собственно, и солженицынская апология «повстанцев» из власовской РОА исходит именно из этого. Между тем, мы знаем, что если бы тогда те, кого нынешние неовласовцы презрительно называют защитниками сталинского режима, проиграли, то наш народ ожидала худшая участь, чем в самые ужасные годы большевизма.

Приравнивание сталинизма к нацизму, которое идет сейчас на Западе и поддерживается в некоторых кругах в России (в том числе и некоторыми церковными деятелями), служит политическим целям тех, кто желает пересмотреть итоги второй мировой войны и перекроить карту мира. Иными словами, это направлено против России.

Но вместе с тем позиция тех, кто всячески восхваляет Иосифа Сталина, мне также чужда. Когда говорят, что наш народ победил вопреки Сталину, в этом есть некоторая доля истины. Нет, безусловно, Сталин проявил себя во время войны как великий государственный деятель, и Победа во многом и его личная заслуга. Но, разделяя славу Великой Победы с военачальниками и рядовыми защитниками Родины, он более всех несет и ответственность за неудачи первого года войны. Я не военный историк, поэтому сошлюсь на мнение известных советских военачальников Великой Отечественной войны.

Вот что пишет по этому поводу Маршал Советского Союза Бирюзов С.С.:

«Мне известно, что еще до вероломного нападения фашистской Германии на нашу страну тогдашний начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников вносил очень ценные предложения о дислокации войск в западных пограничных округах. Он предлагал основные силы этих округов держать в рамках старой государственной границы за линией мощных укрепленных районов, а во вновь освобожденные области Западной Белоруссии и Западной Украины, а также в Прибалтику выдвинуть лишь части прикрытия. способные обеспечить развертывание главных сил в случае внезапного нападения. Однако с этим разумным мнением опытного военачальника тогда не посчитались. В непосредственной близости от новой границы оказались даже те соединения, которые находились еще в стадии формирования и были не полностью укомплектованы личным составом и техникой... Трагедия Западного особого военного округа состояла в том, что на него в первый же момент внезапно обрушились самые сильные удары авиации и бронетанковых соединений фашистской Германии. Беда, а не вина Павлова заключалась в том, что он, строго выполняя директивы Народного Комиссара Обороны, написанные по личному указанию Сталина, до самой последней минуты не отдавал распоряжения о приведении войск в боевую готовность, хотя был осведомлен о концентрации немецких дивизий у нашей границы» [Бирюзов С. С. Когда гремели пушки. - М.: Воениздат, 1961].

Крайними, однако, сделали командующего войсками Западного особого военного округа генерала армии Д. Г. Павлова и его ближайших помощников. Их объявили изменниками Родины и расстреляли. По сути, Сталин переложил на них ответственность за собственный промах, совершенный из-за его упрямства.

Маршал Советского Союза Иван Конев в беседе с писателем К. Симоновым говорит:

«...нельзя ставить точку на арестах тридцать седьмого - тридцать восьмого годов. Атмосфера продолжала оставаться напряженной. Хотя в тридцать девятом году довольно много военных выпустили, но и после этого бывали аресты... Аресты весны и лета сорок первого года, происшедшие после обострения ситуации, после нападения Германии на Югославию и после выявившейся уже совершенно четко опасности войны, видимо, носили тот самый превентивный характер, который носили и другие акции такого рода. Арестованы были Штерн, Смушкевич, Рычагов, ряд командующих авиационными округами, некоторые другие генералы. А ряд людей был подготовлен к аресту. Как теперь выяснилось, должны были арестовать, например, Говорова...
Вместо того чтобы в преддверии войны собрать армию в кулак и думать о действительной опасности, об опасности, надвигавшейся на границах, о приведении войск к предельной боевой готовности, думали о том, кто еще может оказаться изменником, кто еще может оказаться на подозрении, кого еще надо изъять до того, как немцы нападут на нас, если нападут. Вот о чем заботился в это время Сталин... не подлежит сомнению, что если бы тридцать седьмого - тридцать восьмого годов не было, и не только в армии, но и в партии, в стране, то мы к сорок первому году были бы несравненно сильней, чем мы были. В том числе и в военном отношении... мы начали, если говорить о руководящих кадрах во всех сферах, войну с тридцатью или сорока процентами тех кадров, которые могли бы иметь, не будь тридцать седьмого - тридцать восьмого годов... Если бы всего этого не было, очевидно, страна ни в коем случае не оказалась бы такой неготовой к войне, какой она оказалась. Это исключено. Только обстановкой чудовищного террора и его отрыжкой, растянувшейся на ряд лет, можно объяснить нелепые предвоенные распоряжения» [Константин Симонов. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В.Сталине// Беседы с Маршалом Советского Союза И. С. Коневым].

Маршал Советского Союза А.М. Василевский в беседе с тем же Симоновым ещё более категоричен: «Что сказать о последствиях для армии тридцать седьмого - тридцать восьмого годов? Вы говорите, что без тридцать седьмого года не было бы поражений сорок первого, а я скажу больше. Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в сорок первом году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел. Да что говорить, когда в тридцать девятом году мне пришлось быть в комиссии во время передачи Ленинградского военного округа от Хозина Мерецкову, был ряд дивизий, которыми командовали капитаны, потому что все, кто был выше, были поголовно арестованы» [Константин Симонов. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В.Сталине// Беседы с Маршалом Советского Союза А.М. Василевским].

Маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» пишет следующее: «...противоестественными, совершенно не отвечавшими ни существу строя, ни конкретной обстановке в стране, сложившейся к 1937 году, явились необоснованные, в нарушение социалистической законности, массовые аресты, имевшие место в армии в тот год. Были арестованы видные военные, что, естественно, не могло не сказаться на развитии наших вооруженных сил и на их боеспособности...

В стране создалась жуткая обстановка. Никто никому не доверял, люди стали бояться друг друга, избегали встреч и каких-либо разговоров, а если нужно было - старались говорить в присутствии третьих лиц - свидетелей. Развернулась небывалая клеветническая эпидемия. Клеветали зачастую на кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это делалось из-за страха не быть заподозренным в нелояльности. И эта жуткая обстановка продолжала накаляться...

Каждый честный советский человек, ложась спать, не мог твердо надеяться на то, что его не заберут этой ночью по какому-нибудь клеветническому доносу...

По существующему закону и по здравому смыслу органы госбезопасности должны были бы вначале разобраться в виновности того или иного лица, на которого поступила анонимка, сфабрикованная ложь или самооговор арестованного, вырванный под тяжестью телесных пыток, применяемых следовательским аппаратом по особо важным делам органов государственной безопасности. Но в то тяжкое время существовал другой порядок - вначале арест, а потом разбирательство дела. И я не знаю случая, чтобы невиновных людей тут же отпускали обратно домой. Нет, их держали долгие годы в тюрьмах, зачастую без дальнейшего ведения дел, как говорится, без суда и следствия» [Жуков Георгий Константинович. Воспоминания и размышления. Глава шестая].

Военный журналист полковник А.В. Пронин в своей статье приводит отрывок из дневника Маршала Советского Союза Еременко А.И: «Я достал из портфеля карту с планами Духовщинско-Смоленской операции и, прикрепив ее к стене, хотел было уже докладывать, но товарищ Сталин остановил меня и заговорил о кадрах. Товарищ Сталин значительно повинен в истреблении военных кадров перед войной, что отразилось на боеспособности армии. Вот почему он, прежде чем начать заслушивать план предстоящей операции, перевел разговор на тему о кадрах, чтобы прощупать меня, узнать мое мнение. В ходе этого разговора товарищ Сталин неоднократно говорил о многих генералах, которые были освобождены из мест заключения перед самой войной и хорошо воевали.
"А кто виноват, - робко задал я вопрос Сталину, - что эти ни в чем не повинные люди были посажены?" - "Кто, кто... - раздраженно бросил Сталин. - Те, кто давал санкции на их арест, те, кто стоял тогда во главе армии". И тут же назвал товарищей Ворошилова, Буденного, Тимошенко. Они, по словам Сталина, были во многом повинны в истреблении военных кадров. Именно они оказались неподготовленными и к войне. Но самая плохая характеристика Сталиным была дана им за то, что они не защищали свои военные кадры» [Александр Пронин. «Окопная правда» маршала Еременко].

Здесь Сталин попросту переложил ответственность за «чистки» на своих подчиненных, в т.ч. на Маршала Тимошенко. Между тем известно, что именно Маршал Тимошенко, став в 1940 г. наркомом обороны, занялся тем, что стал вытаскивать уцелевших талантливых военачальников, к примеру, Рокоссовский был освобожден при ходатайстве С. К. Тимошенко к Сталину.

Но особенно интересно то, что о Большом терроре и вообще о Сталине написал еще один великий советский военачальник. Я имею в виду Адмирала Флота Советского Союза (звание аналогично званию Маршала Советского Союза) Кузнецова Николая Герасимовича. Адмирал Кузнецов - фигура совершенно особая среди советских военачальников того времени. В отличие от сухопутных войск и авиации, советский флот оказался больше готов к вероломному нападению гитлеровской Германии, и не понес таких катастрофических потерь в первые же дни войны, как сухопутные войска и авиация. И во многом (и даже, наверное, в первую очередь) потому, что во главе военно-морских сил стоял истинный военачальник. Адмирал Победы характеризует Сталина следующим образом:

«Его сложную натуру нельзя изображать однобоко. Неправильно утверждать, что он был неуч и управлял войной по глобусу, но нельзя не сказать и о его ошибках в военном деле, нежелании прислушаться к военачальникам при своей недостаточной компетенции. Я испытал это при решении флотских вопросов. Он мог наметить высадку десанта в Керчи, не обсудив предварительно о нужных средствах и сроках готовности.

...Я много думал, размышляя над такими связанными с репрессиями чертами Сталина, как суровость и деспотизм, и у меня сложилось мнение, что поводом для репрессий, возможно, и были какие-то факты, что я считаю неизбежным в период классовых битв на мировой арене. Враги не могли сидеть сложа руки. Но в борьбе с ними было так много сделано «перегибов», что справедливая часть возмездия потонула в море невинных жертв. Этого нельзя отрицать. Воля Сталина в данном случае обернулась ненужными жертвами. В ошибках при массовых арестах Сталин признавался и сам в дни XVIII съезда партии. Кое-что было исправлено, но далеко не все, а многое уже было невозможно выправить...

Но железная воля - оружие обоюдоострое. Направленное на выполнение правильного и разумного решения, оно дает хорошие плоды; при ошибочной оценке положения (как было перед войной) эта воля, переходящая в упрямство, может принести огромный вред. Бывают такие положения, когда железная воля - самое сильное, а иногда, в критические дни войны, и единственное средство для достижения цели. Тогда она крайне необходима, но проявление ее повседневно без нужды неизбежно приводит к самовластию, а подчиненных вынуждает безынициативно и слепо выполнять приказы».

Как видим, Адмирал Кузнецов, вовсе не преуменьшая государственнических талантов Сталина, указывает и на его отрицательные черты, весьма вредящие государству. Он же пишет:

«Когда в апреле 1939 года я был утвержден в должности наркома ВМФ, Сталин уже не переносил возражений. Вокруг него образовалась своего рода плотная оболочка из подхалимов и угодников, которые мешали проникнуть к нему нужным людям. Нам, молодым, поднятым волнами «неспокойного» периода 1937-1938 годов и пытавшимся по неопытности «свое суждение иметь», приходилось быстро убеждаться, что наша участь - больше слушать и меньше говорить... Но уже в начале работы в Москве я, разбираясь с военно-морскими вопросами, обнаружил, что меня стали озадачивать некоторые его решения. Так, выслушав мой доклад, в котором я убедительно доказывал большое значение зенитного вооружения для современных кораблей (так меня учили и в училище, и в академии), Сталин заявил, что «драться возле Америки мы не собираемся», и отверг мои предложения. Зная, что от самолетов можно потонуть и в 1000 км от своих берегов, и в каких-нибудь 50 км, и в базах, я не мог признать правильными рассуждения «великого вождя». К сожалению, по нашим вопросам подобных примеров было много (о чем я еще скажу), больше, чем по армии, которую Сталин знал лучше флота» [Кузнецов Н.Г. Крутые повороты: из записок адмирала. / Электронное издание. Исправленное и дополненное].

О Большом Терроре Адмирал Кузнецов пишет в своих мемуарах «Накануне». Не буду цитировать эти мемуары, читатель легко найдет их в сети. Ограничусь лишь выводом из уже цитируемых выше его «Записок»: «Незаслуженное наказание людей является самым главным злом, допущенным Сталиным и его ближайшими помощниками. Это явилось крупным нарушением наших законоположений еще перед войной».

Таким образом, даже с т.з. державного патриотизма (и даже патриотизма советского), Иосиф Виссарионович Сталин является фигурой весьма и весьма сомнительной. Я понимаю, что антисталинисты-неовласовцы и просто ярые антисталинисты навешали на Сталина всех собак, приписали ему много чего лишнего, но по моему разумению, и того, что сказали о Сталине Маршалы Победы, вполне достаточно. Фигура Сталина, несмотря на его определенные государственные заслуги, не годится того, чтобы быть неким символом российской государственности, тем более для патриотов из числа христиан. И нужны ли вообще подобные фигуры в качестве символа - большой вопрос. Борясь с неовласовством не следует попадать в ловушку, приготовленную нам диаволом, и делать из Сталина чуть ли не святого.