Бутафорские головы «отрывать» научились, а сердца задевать разучились

Александр Тимофеев: В ходе серьезного обсуждения исторических художественных фильмов, как правило, выявляются разногласия между непримиримыми сторонниками принципа историзма и теми, кто проповедует пренебрежение исторической правдой в угоду игре воображения. Последние говорят о неуместности предъявления к художественному произведению требований, которые приемлемы только для научного исследования. Мол, художник имеет право на фантазию. Их оппоненты соглашаются с тем, что у науки и искусства разное предназначение. Но проблема заключается в том, что обыватель, который не является профессиональным историком или искусствоведом, нередко фантазию художника принимает за историческую правду.

И последствия такого заблуждения обычно невозможно преодолеть. Самый яркий пример — последствия очернения образа Григория Распутина в искусстве. Многочисленные попытки православных патриотов реабилитировать старца в общественном сознании не дают положительного результата.

Какая позиция ближе к истине?

Павел Тихомиров: Совершенно очевидно то, что задача любого произведения искусства – пробудить лирой чувства добрые, т.е. создать особое настроение. Это – в первую очередь, а остальное – тоже важно, но оно вторично. Ведь когда мы пытаемся дать некую духовную оценку чему бы то ни было, мы стараемся обратить внимание на настрой, на дух.

Для меня в произведении искусства это – важнее всего. А если мне нужна будет достоверность, то я буду смотреть не художественное произведение, а документальный фильм. Разумеется, созданный теми авторами, к которым есть доверие.

Иными словами, в кино для меня важна драматургия, а не «заклёпки». Бутафорские танки не портят фильм «Они сражались за Родину», но никакие суперспецэффекты в современных экранизациях компьютерных игр не сделают эти экранизации произведениями искусства.

Что же касается пропаганды, а то и откровенной неправды, то это уже другой вопрос.

А.Т.: В советское время считалось, что военные художественные фильмы призваны воспитывать у телезрителя чувство патриотизма и сохранять память о подвиге нашего народа. После разрушения Советского Союза отечественный кинематограф, утратив свою идеологическую основу, длительное время пребывал в некотором смятении, в поиске смыслов, которые он мог бы транслировать. Российские кинематографисты в это время игнорировали необходимость воспитания зрителя, предпочитая заниматься его идеологической индоктринацией, проникнутой главным образом антисоветским пафосом.

На этом фоне неожиданным стало появление фильма «Мы из будущего». Картина, рассчитанная на подрастающее поколение, оказалась востребована целевой аудиторией. Фильму удалось вызвать у молодежи чувство сопереживания советским людям, совершившим в ходе Великой Отечественной войны беспримерный подвиг.

Неудивительно появление желания воспользоваться успехом фильма.

Однако ремейк — «Мы из будущего 2» — разочаровал трафаретностью характеров, вторичностью, приторной назидательностью. Сюжет предсказуем и скучен.

Современные военные фильмы, посвященные Великой Отечественной войне, большей частью преследуют идеологические, а не воспитательные цели. Или я не прав? Должно ли кино быть воспитателем народа?

П.Т.: Я не совсем понял сути последнего вопроса. В основе любого воспитания всегда будет именно идеология. Именно идеология определяет ответы на группу основополагающих вопросов: Чему учить и что воспитывать? У кого учиться? Каким образом учить и воспитывать?

Иными словами, если некое произведение искусства преследует идеологические цели, то оно (если, конечно, сделано талантливо) будет воспитывать те качества характера, которые будут соответствовать системе ценностей той идеологии, которую исповедуют создатели соответствующего произведения.

А.Т.: Павел, ты не вполне меня понял. Воспитание вовсе не исключает идеологию. Но для воспитания важно не только содержание (в т.ч. идеология), но и методы. Причем иной раз методы не менее важны идеологической начинки. Ведь можно, говоря об одном и том же, достичь разного результата. Можно так изложить русскую историю, что человек возненавидит ее, а можно умелым рассказом вызвать у слушателя любовь к Отечеству и его историческому пути.

Проиллюстрирую свою мысль, может, не совсем удачным примером, но пока не могу найти лучше. В свое время Бертран Рассел, один из основоположников математической логики и по совместительству богоборец, выразил уверенность в том, что гораздо большее число людей любили бы математику, если бы им попались толковые учителя. Иными словами, плохим исполнением можно дискредитировать самое хорошее содержание.

Надеюсь, теперь моя мысль прояснилась…

П.Т.: Честно говоря, я не могу вспомнить ни одного современного российского фильма о войне, где авторы бы изложили историю таким образом, что это изложение вызвало бы нехорошее чувство по отношению к Отечеству.

Т.е. снимались фильмы либо сознательно заряженные набором штампов, либо совершенно бездарные боевички. Либо действительно удачные. А так, чтобы «авторы хотели, как лучше, а получилось некое очернение», - я такого фильма не могу припомнить.

А.Т.: Современный кинематограф не прекращает поиски средств и форм рассказа о Великой Отечественной войне. С некоторых пор вошла в моду иносказательность. В этом жанре преуспел небезызвестный Андрей Звягинцев. Вспомним его «Левиафана». Высоколобые интеллектуалы предпочитают изъясняться притчами.

В этой связи хотел бы обсудить с тобой фильм классика отечественного кино Карена Шахназарова «Белый тигр». Картина снята на бюджетные деньги. Режиссеру, как принято при выделении государственных денег, очевидно, пришлось обосновывать необходимость финансирования его фильма государством.

Фильм провалился в прокате и оказался убыточным. Вероятно, причиной тому — сложный язык произведения. Широкому зрителю, похоже, он оказался непонятен.

Как бы ты растолковал этот фильм? Какая идея, на твой взгляд, в нем заложена? Зачем вообще государству финансировать подобные произведения, априори недоступные массовому сознанию?

П.Т.: Этот фильм сложно позиционировать в качестве «фильма о войне». Действительно, начальная сцена «Белого тигра» выглядела как нормальная начальная сцена для военного кино.

Но дальше началась притча, впрочем, не совсем понятная не только любителям «Ворлд оф тэнксов», но и любителям арт-хауса.

По всей вероятности, послание, которое хотел сделать Карен Шахназаров своим фильмом, заключается в сцене с Гитлером. Гитлер рассказывает про то, что «нацисты всего лишь открыто сделали то, о чём европейцы даже жёнам боялись рассказать. Вся Европа втайне жаждала, а нацисты сделали».

Метафора ясна: железная машина Европы против Русского народа.

Робот-танк — воплощение западной машины уничтожения, Иван Найдёнов – воплощение Русского народа, способного эту машину остановить.

Открытый финал символизирует то, что конкретная война окончена, празднуем Победу в Великой Отечественной, однако, битва вечна.

Танк затаился, и солдат Иван Найденов его ищет. Пока танк не подбит, война не окончена.

Смысл притчи глубок и верен, но воплощение…

Понятно, что Т-34 и Тигр – это условные символы, и фильм не претендует на то, чтобы впечатлить «заклёпочников», но, тем не менее, здравый смысл подсказывает, что Танк Т-34 не предназначен для дуэлей. К 1944 г. это поняли и создали САУ-«зверобои». А показанная в фильме лобовая атака с десантниками на броне – это уже не про «Русский народ против Машины», а хорошо знакомая притча про то, как «завалили Вермахт костями своих солдатиков».

И, тем не менее, я полагаю, что вот эта категория фильмов очень перспективна. Сюда можно отнести и арт-хаус, типа притчи про «Белый Тигр», и популярный ныне жанр фантастики про «попаданцев» («Мы из будущего»).

Эти фильмы я бы воспринял как некую реакцию и на пустенькие боевички, и на доведённые до очевидного абсурда (возможно, сознательного?) антисоветские штампы.

Этапным в этом смысле можно, на мой взгляд, считать фильм «Брестская крепость».

А.Т.: Как раз хотел привести этот фильм в качестве примера.

Очевидно, ни «Поп», ни «Брестская крепость» не могли появиться в советское время. Фильмы носят откровенно антисоветский характер. Единственный момент, сближающий эти фильмы с советскими кинокартинами, — демонстрация вопиющей жестокости и бесчеловечности нацистов. На этом сходство ограничивается.

В «Брестской крепости» выражена набирающая популярность концепция т. н. «вопрекизма», основной постулат которой звучит до банальности примитивно: русский народ выиграл войну не благодаря, а вопреки Сталину.

Майор Пётр Гаврилов сокрушается, что верховное командование не прислушивалось к предупреждениям о подготовке Гитлером войны, что его совет вывести из крепости мирное население был проигнорирован. А символом глухоты власти явилась невозможность связаться с командованием во время боя. В конечном счете связист после бесконечных, многодневных, безрезультатных попыток установить связь начинает говорить с самим собой. И, конечно же, авторы фильма не преминули сообщить о том, как Сталин поступал с героями, попавшими в немецкий плен.

Что касается «Попа», то он вызвал такой сильный резонанс, что режиссеру фильма Владимиру Хотиненко вновь и вновь пришлось оправдываться: «Еще для меня было очень важно – и это похоже на правду, – что если бы еще пару лет не было войны, то в России не осталось бы ни одного храма. Что это такое? Промысл Божий? И они так именно к этому и относились. А у них была миссия служить Богу и России, они не служили большевикам. Вот такая идея их жизни, и они считали, что все делали правильно.

Фильм ставит серьезный вопрос о допустимости сотрудничества с нацистами в благих целях. Для советских кинематографистов такого вопроса не существовало, ибо считалось недопустимым любое сотрудничество с «гнилой фашистской нечистью» под каким бы то ни было предлогом.

Как ты оцениваешь появление подобных фильмов? К чему они? Не ослабляют ли они патриотическое чувство? Ведь следующим шагом может стать оправдание власовства, так сказать, благородного предательства (мы воевали не против страны, а против «кровавого сталинского режима»).

П.Т.: Не оправдания, а, наверное, попытки осмысления. Нет, я в это не верю. Лет 10-15 назад такое ещё было теоретически возможно. Теперь – вряд ли. Как только с подачи прот.Георгия Митрофанова было вброшено хлёсткое словцо «победобесие», стало ясно, что разговоров больше никто разговаривать не будет, и любое несогласие с «линией партии» будет припечатываться клеймом «власовца» и т.п. обидными кличками, а несогласие с линией условно говоря журнала «Посев» будет расцениваться как «неосоветизм».

Если же говорить об обсуждаемых фильмах, то ни «Поп», ни, тем более, «Брестская крепость» отнюдь не являются некими знаково антисоветскими картинами. Скорее, как раз, наоборот.

Как я уже говорил выше, «Брестская крепость» стала своего рода водоразделом. Речь идёт о том, что тогда, по всей видимости, закончилась эпоха бесконечных рафинированно антисоветских условных «Утомлённых солнцем» разного уровня талантливости/бездарности, и начался поиск нового киноязыка и новой идеологии.

Речь идёт о попытке сделать «неосоветское» военное кино.

Т.е. люди, делавшие картину, решили отказаться от многих вещей, ставших своего рода штампами в военных фильмах, снятых в конце 90-х – начале 2000-х. Причём речь идёт не только о «кровавой гэбне из СМЕРШа» и «обнажёнке». Но и о том, что в популярном в среде красных патриотов блоге Дмитрия Пучкова именуется «религиозным шлаком» (Прошу обратить внимание на специфическую лексику, употребляемую частью патриотов).

В «Брестской крепости» всего этого нет.

«Поп», на мой взгляд, несравненно глубже «Брестской крепости». (Кстати, если говорить о художественном осмыслении героической обороны Брестской крепости, то есть, на мой взгляд, гораздо более сильный фильм, который как-то промелькнул и исчез. «Я — русский солдат». Снят по мотивам романа Бориса Васильева «В списках не значился»).

Однако, вернёмся к «Попу».

Фильм этот не приняли ни «красные патриоты», ни «белые патриоты».

Для антисоветчиков этот фильм слишком «советский», а для людей, придерживающихся советского мировоззрения, – чуть ли не «власовский».

А всё дело в том, что, во-первых, главный герой произведения является воплощением двух очень разных прототипов. (Одним из прототипов священника Александра Ионина является прот. Алексей Ионов. При этом между биографией прототипа и персонажа имеются существенные расхождения, на что сразу же обратил внимание прот. Георгий Митрофанов. Герой фильма лояльно относится к Советской власти, тогда как реальный прототип был непримиримым антисоветчиком, который после бегства на запад примкнул к власовцам. Однако, поскольку вторым прототипом главного героя стал белорусский священник, отказавшийся отпевать убитых полицаев, то такой авторский ход становится понятен).

Во-вторых, предметом идеологических споров является отношение к Псковской Миссии.

В вопросе допустимого компромисса с оккупантами.

Интересную мысль по фильму высказала Наталья Чернавская. По её мнению, фильм стоит воспринимать в контексте атмосферы, которая складывалась во время объединения Московского Патриархата с РПЦЗ. И герой картины символизировал Русскую Церковь, находившуюся в то страшное время меж двух огней.

Что же касается патриотизма, то полагаю, что христиане не должны забывать об иерархии ценностей: для нас важно не то, что Церковь является одной из «скреп Государства», а то, что Государство может быть «внешней оградой Церкви». А может и не быть ею. В таком случае кесарю нужно, конечно, воздавать кесарево, но не более того.

Очень жаль, что после эпатажных выступлений наших православных антисоветчиков спокойный разговор на эту тему не представляется возможным. Сейчас вместо диалога мы наблюдаем однообразные упражнения во взаимных оскорблениях, когда одни православные люди обзывают других «бандеро-власовцами», а те – в свою очередь своих идейных противников обзывают «совками»… Уверен, толку от этого будет немного.

Что же касается неосоветского жанра (ярким примером которого и является «Брестская крепость»), то я уверен, что такого рода фильмы про Великую Отечественную вряд ли будут востребованы в будущем.

Впрочем, точно так же не будут востребованы и картины, сделанные по канонам рафинированной антисоветчины. Тут просто наступила «передозировка» «кровавой гэбнёй».

Поэтому совершенно естественным ходом логичнее всего стал бы отход от плакатности в сторону драмы.

Другое дело: каким будет киноязык?

Полагаю, что ставка будет сделана на эстетику компьютерных игр, а также на элементы артхауса разного уровня зрелищности.

А.Т.: Давай поговорим о вкусах и предпочтениях современного отечественного кинозрителя.

В десятку самых кассовых отечественных фильмов за всю историю нашего кинематографа вошли два фильма о Великой Отечественной войне — «Сталинград» и «Т-34».

В данном случае меня интересуют не столько сами фильмы, сколько причины их популярности.

Как «Сталинград», этот никчемный фильм (если убрать спецэффекты и компьютерную графику), мог полюбиться нашим зрителям?

Нет смысла разбирать сей «шедевр», тем более после яркого обзора популярного блогера BadComedian «Сталинград: Они сражались за Катю».

Фильм, очевидно, полностью лишен каких бы то ни было достоинств.

Но тогда почему он стал популярен?

Может быть, его успех объясняется тем, что Бондарчуку удалось найти такую стилистику и такой язык, которые оказались понятны и близки отечественному зрителю?

Павел, как ты объясняешь популярность «Сталинграда» и «Т-34»?

Много лет назад один мудрый человек сказал мне: «Ты есть то, что ты ешь». Глубокая мысль, правда, действительно известна очень давно. Человека характеризуют его увлечения, его интересы, его хобби, его пристрастия, его страсти.

Что же можно сказать о зрителях, которым нравятся фильмы, вроде «Сталинграда» и «Т-34»?

П.Т.: Для того чтобы говорить о зрителях, нужно понимать, что развлекательный контент нынче создают не некие творческие личности, а маркетологи.

Задача маркетолога - собрать все штампы, все банальности, присутствующие в самых разнообразных идейно-эстетических версиях того, что называется у нас «военным кино», и, наконец, упаковать этот «креатив» в такую упаковку, чтобы целевая группа была уверена в том, что этот миллиардный видеоклип на два часа – то, что нужно для того, чтобы культурно отдохнуть…

Если человек идёт в кинотеатр, чтобы отдохнуть, то маркетологи «фабрики грёз» обязаны в силу своей профессиональной деятельности удовлетворить эти запросы. Следовательно, совершенно логично то, что общая тенденция –превратить Войну в Увлекательную Сказку.

Тем не менее, труженики агитации и пропаганды ставят перед маркетологами задачу донести до потребителя развлекательного контента что-то разумное-доброе-вечное.

И креативщики облекают это разумное-доброе-вечное в те формы, которые будут адекватно восприняты теми, на кого рассчитан информационный продукт.

Можно, конечно, всё это высказать не так цинично. Дескать, «поиск нового языка», «в истории культуры такое случается время от времени регулярно», и вообще, «не важно: как сказано, важно – что» и т.д.

Поэтому если молодежь сидит в компьютерных «стрелялках» и «танчиках», то и киноязык должен быть соответствующим. Перефразируя Лотмана, можно сказать, что кинематограф потому обратился к примитивности художественного языка, поскольку именно этот язык хорошо знаком зрителю.

Слабость же современных фильмов о войне, скорее, в том, что сценарии сконструированы, а не выстраданы, да и игра актёров чаще всего из рук вон...

Головы бутафорские научились «отрывать», а вот сердца задевать разучились.

А.Т.: Нельзя сказать, что мы с тобой в полном объеме раскрыли эту тему. В рамках нашей беседы это, похоже, сделать невозможно. Если я правильно тебя понял, то получается, что маркетологи не только выявляют вкусы зрителей, но и попутно формируют их. Если маркетологи действительно способны влиять на сознание людей, то в таких условиях государство должно вести более активную культурную политику. Иначе мы упустим поколение.

Завершить наш разговор хотелось бы более оптимистичными оценками. Какие из современных отечественных фильмов о Великой Отечественной войне ты бы порекомендовал для просмотра?

П.Т.: Во-первых, «Мы из будущего». Фильм хорош как раз тем именно, что молодой зритель будет сопереживать своим современникам, и, возможно, поймёт что-то такое, что уже изрядно подзабыто.

Из собственно военных фильмов порекомендовал бы «В августе 44-го» и «28 панфиловцев». Там видеоклипового пафоса нет, но нет и чернухи, всё нормально и по делу.

На днях мои сыновья посмотрели «Несокрушимого», вроде бы их фильм впечатлил больше, чем сказочные «Т-34» и зарубежный «Ярость/Fury». Хотя… Не исключено, что, зная моё отношение к экранизациям компьютерных игр, мальчишки просто немного слукавили.

Меня больше всего из современных фильмов про войну тронула картина по сценарию В.К.Черных «Свои».

Это, на мой взгляд, уровень таких серьёзных картин, как «Живые и мёртвые», «А зори здесь тихие…», «Они сражались за Родину».