О Солженицыне без гнева и пристрастия

Сегодня исполняется сто лет известному писателю, общественному деятелю советской и постсоветской России Александру Исаевичу Солженицыну. Сегодня будут проходить государственные торжества, состоится открытие памятника Солженицыну, пройдут спектакли по его пьесам, выставки и конференции. Государственная власть отмечает юбилей писателя на широкую ногу, чего, к сожалению, мы не наблюдали в отношении других не менее, а может быть, и более известных сыновей России. 

Достаточно вспомнить, что в нынешнем году исполнилось 200 лет со дня рождения великого русского писателя (поистине великого в отличие от Солженицына, о котором есть разные мнения) Ивана Сергеевича Тургенева, выдающегося русского военного инженера, генерала графа Эдуарда Ивановича Тотлебена, выдающегося русского публициста и мыслителя, «золотого пера России» Михаила Никифоровича Каткова. Да что там писатели и публицисты. В нынешнем году исполнилось 200 лет со дня рождения царя-освободителя Александра II, и кто-то из власти это заметил?! Все эти юбилеи (даже юбилеи Тургенева и Императора Александра II) прошли незаметно, никакого ажиотажа не наблюдалось. 

Юбилей Солженицына отмечается широко, что свидетельствует о том, что он имеет явно политический окрас. Нынешней власти нужен Солженицын, власть пытается позиционировать себя как наследница его идей. Которые народом воспринимаются не столь однозначно.

Александр Исаевич Солженицын, одна из, пожалуй, самых пререкаемых фигур русской истории и русской культуры. Споры о Солженицыне не утихают до сих пор. В связи со столетним юбилеем и на «Русской народной линии» было опубликовано немало материалов, в которых с полярно противоположных точек зрения оценивается Солженицын как писатель и Солженицын как общественный деятель. 

Я не буду разбирать творчество Солженицына, вряд ли я смогу что-то добавить к трудам профессиональных литературоведов. Да и, признаюсь, я не являюсь большим почитателем творчества Александра Исаевича, поэтому очень мало его читал. В студенческие годы мне довелось познакомиться с его знаменитым рассказом (в то время уже полуподпольным) «Один день Ивана Денисовича». Честно признаюсь, он не произвел на меня впечатления. После прочтения нужно было восторгаться, как того требовал некий ритуал, принятый в среде советской интеллигенции, но искренне восторгаться у меня не получилось. 

«Архипелаг ГУЛАГ» впервые я взял в руки не в то время, когда его давали только проверенным людям и только на одну ночь для быстрого прочтения, а уже в относительно свободное перестроечное время. Поэтому я был свободен от ореола секретности и таинственности, с которым относились к роману читавшие его в советские времена. И, честно признаюсь, я не смог его читать, поскольку в тот момент уже была заметна фальшь и передергивание, которыми насыщено это не самое лучшее творение Александра Исаевича Солженицына. Хотя именно за этот роман ему и была присуждена Нобелевская премия по литературе, присуждена явно из политических соображений. 

Знатоки говорят, что другие его романы «В круге первом», «Раковый корпус» и прочие произведения весьма интересны. Возможно, это и так, но мне, честно говоря, не нравится сам язык Солженицына-писателя, мне он представляется вычурным, надуманным и не органичным для традиции русской литературы. Поэтому я не восторгаюсь Солженицыным-писателем, выступаю категорически против того, чтобы из него делать первого русского писателя ХХ века, поскольку это не соответствует действительности. Притом что в ХХ веке творили такие поистине великие мастера русского слова, как Михаил Александрович Шолохов, Михаил Афанасьевич Булгаков, Иван Алексеевич Бунин, Александр Трифонович Твардовский или тот же Валентин Григорьевич Распутин. 

Вместе с тем я противник того, чтобы в духе большевиков-пролеткультовцев «сбрасывать Солженицына с корабля русской литературы». Не нужно нам разбрасываться нашим достоянием, нашим наследием, нашими писателями, даже если в чем-то мы с ними не согласны. Я знаю, что есть такие ревнивые поборники чистоты русской литературы, которые готовы вычеркнуть из нее отлученного от Церкви Льва Николаевича Толстого, убитого без покаяния на дуэли Михаила Юрьевича Лермонтова, не говоря уже о плеяде писателей Серебряного века. Но так мы можем остаться вовсе без русской литературы. Поэтому Солженицын - это, несомненно, крупный русский писатель, который войдет в историю русской литературы. 

Однако известность Солженицыну принесла все-таки не собственно литературная деятельность, хотя он и был плодовитым писателем, автором нескольких романов и историко-публицистических исследований. Репутация Солженицына сформировалась как итог его антисоветской политической позиции и активного участия в диссидентском движении. Конечно, трудно отделить писателя-Солженицына от диссидента-Солженицына, поэтому часто неприятие его диссидентства переносится на неприятие его литературного творчества.

Но даже если попытаться понять место и роль Солженицына в общественном движении советского времени, то все-таки надо признать, что он не был классическим диссидентом. Его позиция по многим вопросам серьезно отличалась от позиции, к примеру, академика Андрея Сахарова или Владимира Буковского и других классических диссидентов-западников. Солженицын скорее был диссидентом-почвенником, и его можно поставить в один ряд с нашим великим математиком Игорем Ростиславовичем Шафаревичем или с ныне здравствующим общественным деятелем Владимиром Николаевичем Осиповым, который, кстати, опубликовал на РНЛ весьма позитивный отклик и свои воспоминания о Солженицыне к его юбилею – «Провидец Александр Исаевич». 

Солженицын все-таки был более сложной фигурой, нежели достаточно примитивные диссиденты-западники, которые просто откровенно пропагандировали западный образ жизни, западный образ мысли, западный образ устроения общества в России. 

Солженицын как общественный мыслитель был сложной фигурой. У него можно найти идеи, характерные для русского национализма, например, намерение отделить от России «южное подбрюшье» - Среднюю Азию и Закавказье, а то и Кавказ. Но у Солженицына можно найти и идеи, которые вполне могут быть восприняты православными патриотами. Поэтому я не стал бы одной краской рисовать портрет Солженицына. Само общественное движение позднесоветской эпохи еще нуждается в осмыслении, и порой понимание некоторых нюансов отношений между действующими лицами открывает нам логику развития диссидентского, в широком смысле слова, общественного движения. В каком-то смысле всё общественное движение советской эпохи было оппозиционно коммунистической идеологии. Неслучайно КГБ боролось не только с диссидентами-западниками, с еще с большим ожесточением боролась «контора» с почвенниками - с «русистами», как называл их глава КГБ Юрий Андропов. Именно по «русистам» КГБ нанесло удар на рубеже 70-80 гг. более сильный, нежели чем по диссидентам, что и привело к дезорганизации патриотического почвеннического движения в канун перестройки, которая, возможно, именно поэтому прошла без заметного самостоятельного участия почвеннического движения. 

В оценке Солженицына я призываю к трезвомыслию, спокойному и взвешенному подходу, которому одинаково чуждо как огульное охаивание Солженицына как писателя и общественного деятеля, так и возвеличивание и превращение его в некоего идола, кумира для современной России. Кумиром Солженицын уж точно не является и стать им не сможет.