Чем нам ответить Фанару?

Теперь, когда грекам приспичило по-новому толковать свои грамоты XVII века об условиях передачи Киевской митрополии в управление Московского Патриархата и даже намекать на «условность» и «временность» автокефалии самой Русской Церкви (то есть свои греховные страсти и политические интересы третьих лиц выдавать за божественные истины), Русской Церкви можно было бы ответить на эти откровенные спекуляции не вхождением в словопрения с ними путем собственной интерпретации этих грамот, но, прежде всего, обращением к более серьезным правовым документам. А таковыми являются решения Вселенских соборов как высшего органа законодательной власти в Православной Церкви, определения которого обязательны для всех Поместных Церквей и потому должны являться основным критерием истины в спорах подобного рода. И здесь Русской Церкви есть, что противопоставить лукавым интерпретациям документов XVI-XVII вв.

Тем более что именно таким образом ставился это вопрос в решении Архиерейского собора Русской Православной Церкви 2008 года: «Собор выражает глубокую озабоченность в связи с тенденциями пересмотра канонической традиции, проявляющимися в высказываниях и действиях некоторых представителей Святой Константинопольской Церкви. Отталкиваясь от не разделяемого всей полнотой Православной Церкви понимания 28 правила IV Вселенского Собора, эти иерархи и богословы развивают новую экклезиологическую концепцию, которая становится вызовом для общеправославного единства. Согласно этой концепции: а) принадлежащей вселенскому Православию считается только та Поместная Церковь, которая состоит в общении с Константинопольским престолом; б) Константинопольский Патриархат имеет исключительное право церковной юрисдикции во всех странах православного рассеяния. <...> Такое видение Константинопольским Патриархатом собственных прав и полномочий вступает в непреодолимое противоречие с многовековой канонической традицией, на которой зиждется бытие Русской Православной Церкви и других Поместных Церквей, а также с их реальными пастырскими задачами по духовному окормлению диаспоры. Считая, что все упомянутые вопросы могут получить окончательное разрешение лишь на Вселенском Соборе Православной Церкви, настоящий Собор призывает Святейшую Константинопольскую Церковь впредь до общеправославного рассмотрения перечисленных новшеств проявлять осмотрительность и воздерживаться от шагов, могущих взорвать православное единство. Особенно это относится к попыткам пересмотра канонических пределов Поместных Православных Церквей» (Определение освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви (Москва, 24-29 июня 2008 года) «О единстве Церкви»). 

Первым таким документом, на который Русской Церкви можно было бы ссылаться по поводу оспариваемой юрисдикции Киевской митрополии, является 17 правило 4 Вселенского собора, регламентирующего как раз такого рода случаи, то есть принцип определения юрисдикции церковных структур, оказавшихся спорными. Критерий определения принадлежности таковых отцы Халкидона устанавливают следующий: «По каждой епархии, как селах, или предградиях сущие приходы, должны неизменно пребывать под властью заведывающих оными епископов: и наипаче, аще, в продолжении тридцати лет, безспорно имели оные в своем ведении и управлении. Если же не далее тридцати лет был, или будет о них какой спор: то да будет позволено почитающим себя обиженными, начать о том дело пред областным Собором. Если же кто будет обижен от своего митрополита: да судится пред экзархом великия области, или пред Константинопольским престолом, якоже речено выше. Но если же царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град: то распределение церковных приходов да последует гражданскому и земскому порядку». «Итак, это правило постановляет, чтобы приходы, как деревенские так и сельские, неизменно оставались под властию заведывающих ими, то есть почти тоже, что повелевается решением третьего собора, ефесского; только тот собор дал постановление о больших областях и епархиях, в которых обыкновенно рукополагаемы были епископы, а этот собор дает постановление о приходах» (Зонара).

Таким образом, установленный Вселенским собором исторически необходимый срок непрерывного управления в тридцать лет в случае нахождения Киевской митрополии в составе Московского Патриархата превышен уже более чем десятикратно, и, следовательно, «бесспорное имение оных в ведении и управлении» Москвы не может оспариваться. «А если церковь имеет спор с другою церковью, то обе имеют равные права; и если в течение тридцати лет не предъявляла спора, а молчала и после сего возбудит спор; - то теряет свое право за пропуском времени. Итак, и настоящее правило постановляет, что епископы в течение тридцати лет заведовавшие сельскими, или деревенскими приходами других епископий, должны неизменно заведовать ими» (Аристен). 

Разумеется, греческие софисты и после этого не пожелают ретироваться. Они, конечно же, парируют тем, что в 17 правиле 4 Вселенского собора как раз и говорится о царственном статусе Константинопольского Патриархата, имеющего судебно-арбитражную власть последней инстанции для разрешения споров такого рода. И здесь Русской Церкви, оспаривающей само наличие таких полномочий (вселенской юрисдикции) у кого бы то ни было «в семье автокефальных Поместных Церквей» (Позиция Московского Патриархата по вопросу о первенстве во Вселенской Церкви), можно было бы обосновать свою позицию указанием на условия и границы наделения Константинопольского Патриархата статусом первенствующего как высшего органа судебной и в некоторых вопросах исполнительной власти в отношении других Патриархатов и Поместных Церквей, какими эти условия и границы определяет этот же Вселенский собор.

Потому что в указанном 28 правиле Халкидона буквально говорится следующее: «Во всем последуя определениям святых отец, и признавая читаемое ныне правило ста пятидесяти боголюбезнейших епископов, бывших в Соборе во дни благочестивыя памяти Феодосия, в царствующем граде Константинополе, новом Риме, тоже самое и мы определяем и постановляем о преимуществах святейшей Церкви того же Константинополя, новаго Рима. Ибо престолу ветхаго Рима отцы прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град. Следуя тому же побуждению и сто пятьдесят боголюбезных епископов представили равные преимущества святейшему престолу новаго Рима, праведно рассудив, да град, получивший честь быть градом царя и синклита, и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому, и будет вторый по нем. Посему токмо митрополиты областей Понтийской, Ассийской и Фракийской, и также епископы у иноплеменников вышереченных областей, поставляются от вышереченнаго святейшаго престола святейшия Константинопольския церкви».

Итак, во-первых, принципом «преимущества святейшей Церкви» 4 Вселенский собор вслед за 2 Вселенским собором определяет «царствующий» статус города: «град, получивший честь быть градом царя и синклита, и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому». А во-вторых, ограничивает это преимущество конкретными областями Восточной Римской империи, «ибо прочие округи, то есть округи Македонии и Фессалии, Эллады и Пелопоннеса, и так называемого Эпира и Иллирика подведомы были тогда епископу древнего Рима» (Зонара). То есть, «вселенской юрисдикции» Константинополю как второму Риму Халкидон не предоставляет даже в пределах Римской империи.

Более того, начиная с 1453 года, как года окончательного падения Константинополя как столицы империи, может быть оспорен «преимущественный» статус «нового Рима» «в церковных делах» даже в указанных границах (не случайно, одновременно он впал в ересь униатства, мотивированную ни чем иным, как попыткой искусственно удержать выпадавшую из рук царскую власть). Если бы такие властные полномочия давались какой-то патриархии независимо от исторической конъюнктуры, то и первый Рим, то есть Ватикан, имел бы до сих пор право претендовать на юрисдикцию над Православными Церквами не только западной части бывшей Римской империи, но и всего христианского мира (как, собственно, он и претендует). Если бы данное Вселенским собором второму Риму преимущество носило безусловный характер, то Вселенская Церковь оказалась бы заложницей политических интересов чуждых и даже враждебных Православию сил, удобным инструментом лоббирования целей тех государственных властей и структур, в политическую и экономическую зависимость от которых этот «Рим» исторически попадал бы (что, собственно говоря, мы и наблюдаем в нашем случае, то есть одновременную политическую и церковную экспансию Запада и, в первую очередь, США на Украине). Поэтому правило благоразумно говорит о том, что поскольку все восточные патриархии того времени территориально находятся в составе одной части империи, то и иерархия и границы церковной власти в ней должна соответствовать иерархии и разделениям государственной власти.

Другой причиной нераспространения юрисдикции Царьграда на другие патриархаты в указанных условиях (при сохраненииим своего положения в указанных границах) могло быть возникновение патриархата в юрисдикции другой царской власти. Как это позднее и было в случае Московской митрополии. Москва примерно со времени падения Константинополя начинает освобождаться от ордынского ига и вместе с положением земного православного царства начинает приобретать положение первенствующей митрополии в пределах Московского царства, аналогичное положению Константинополя в Восточной части Римской империи. То есть, «ветхим Римом» после 1453 года был уже сам Константинополь, тогда как «скипетры» Московского (Русского, Российского) царства с того времени начали обретать все атрибуты «нового Рима».

Таким образом, 28 правило 4 Вселенского собора со всею определенностью говорит об исторически обусловленном и ограниченном характере «преимущества святейшей Церкви», поскольку сам Константинополь, как мы видим, получил это преимущество только после перенесения царского престола в этот город (по причине «получения чести быть градом царя и синклита») и только в конкретных границах. Соответственно, перенос первосвятительской кафедры из Киева в Москву (то есть соединение в одном мегаполисе высшей церковной и имперской властей) идентичен условиям получения своего «преимущества» Константинополем. Решение Константинопольского Собора 1593 года с участием всех Восточных Патриархов о возвышении Московской митрополии до статуса патриархата явилось общецерковным признанием этого нового положения Московской кафедры в границах Русского царства, юридически тождественного положению Константинополя в пределах Восточной части Римской империи. Об этом прямо говорится в соборной грамоте об учреждении Московского патриархата («первый Констянтинополский вселенский патриарх от святого вселенского перваго собора почтен достоинством блаженнаго и равноапостольнаго царя великагоКонстянтина <...> и с патриархи сими [Александрейским и Антиохейским и Ерусалимьским] и со вселенским собором в одну думу и в единачество (на полях: во единомыслие и соединение) и в хотение о Святом Дусе пишем и объявляем про сию соборную грамоту, первое исповедаем и совершаем в царствующем граде Москве поставленье (на полях: рукоположение) и патриаршеское именованье поставленнаго господина Иева по сем совершаем и для того посылаем как пишем патриаршескую грамоту и пишем о всем явственно и изволили собором да поставленный Московский наперед сево господин Иев патриарх именуетца патриархом» (Грамота об утверждении Московского патриархата). Еще более отчетливо об этом сказано в решении Константинопольского Синода 1593 года («престол благочестивейшего и православного города Москвы да будет и называется патриаршим, поскольку страна та удостоилась от Бога царской власти, а вся Русь и северные страны да подчиняются патриаршему престолу Московскому и всея Руси и всех северных стран»), что буквально повторяет мысль и саму формулировку 4 Вселенского собора («ибо престолу ветхаго Рима отцы прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град»).

В подтверждение вселенского статуса Царьградского престола (как «царственного» в указанных границах и условиях) можно опереться также на 9 правило того же Халкидона: «Если который клирик с клириком же имеет судное дело: да не оставляет своего епископа, и да не пребегает к светским судилищам. Но сперва да производит свое дело у своего епископа или, по изволению того же епископа, избранные обеими сторонами да составят суд. А кто вопреки сему поступит: да подлежит наказаниям по правилам. Если же клирик со своим, или со иным епископом имеет судное дело: да судится в областном Соборе. Если же на митрополита области епископ или клирик имеет неудовольствие: да обращается, или к экзарху великия области, или к престолу царствующаго Константинополя, и пред ним да судится». Это также означает, что патриарший престол нового Рима имеет определенные властные полномочия, в частности, обладает правами судебной власти высшей инстанции в своей юрисдикции. Только «царствующей» метрополией «всея Руси» в отношении Киевской митрополии в XVI-XVII вв. был уже град Москва, «экзархатом» которой она (митрополия) исторически и называлась в полном соответствии с каноническим правом.

Принцип полной гражданско-политической и церковно-юридической симметрии еще раз подтверждается в уже цитированном 17 правиле Халкидона: «распределение церковных приходов да последует гражданскому и земскому порядку». Соответственно, само вхождение Киева в состав Российского царства автоматически означало его нахождение в юрисдикции Московского патриархата, поскольку Московская кафедра как новейший Рим обрела преимущества царствующего патриархата над всеми митрополиями нового царства («Нового Рима епископ, ветхому равночестен державы ради преложения» - «Славянская кормчая»).

Следовательно, и томос 1686 года о передаче Киевской митрополии в юрисдикцию Москвы соответствовал каноническим принципам Вселенских соборов, то есть был продиктован той же логикой симметричного распределения юрисдикций («если же царскою властию вновь устроен, или впредь устроен будет град: то распределение церковных приходов да последует гражданскому и земскому порядку» - 17 пр. 4 Вселенского собора). Иными словами, томос 1686 года, как и предыдущий томос 1593 года, явился признанием Константинополем и всеми Восточными Патриархатами того, что Московский Патриархат «державы ради преложения», к тому времени уже был равночестен Константинопольскому в пределах новой христианской империи, «ибо» и самому «престолу ветхаго Рима отцы прилично дали преимущества: поелику то был царствующий град».

Таким образом, принцип разделения властей и их иерархии, однозначно определенный Вселенскими соборами и потому обязательный для всех Поместных Церквей, достаточно прост: где скипетр державы - там и скипетр первенствующей Церкви в пределах этой державы. Поэтому, давая преимущества самому второму Риму над другими патриархиями Восточной Римской империи, 4 Вселенский собор не распространяет его юрисдикцию даже на Западную часть этой же империи как вотчину первого Рима: «Ему должны быть подчинены и от него должны принимать рукоположение одни митрополиты Понта, Асии и Фракии, а также и епископы иноплеменных народов, какие находятся в этих округах. Ибо округ Македонии, Иллирии, Фессалии, Аттики, Пелопоннеса, всего Эпира и иноплеменных народов, живших в нем, в то время был под властию римского епископа» (Аристен).

Поэтому не совсем точным является и официальное толкование Московской Патриархией 28 правила как якобы говорящего только о «первенстве чести», а не «каких-либо властных полномочиях в общецерковных делах»: «На уровне Вселенской Церкви как сообщества автокефальных Поместных Церквей, объединенных в одну семью общим исповеданием веры и пребывающих в сакраментальном общении друг с другом, первенство определяется в соответствии с традицией священных диптихов и является первенством чести. Эта традиция восходит к правилам Вселенских соборов (3-е II Вселенского собора, 28-е IV Вселенского собора и 36 VI Вселенского собора)» <...> Канонические правила, на которые опираются священные диптихи, не наделяют первенствующего (которым во времена Вселенских соборов был Римский епископ) какими-либо властными полномочиями в общецерковном масштабе» (Позиция Московского Патриархата по вопросу о первенстве во Вселенской Церкви). Потому что если у Константинопольского патриархата Византийского периода истории Церкви не было преимущества и определенных властных полномочий в отношении других митрополий Восточной Римской империи, то и у Московского патриархата периода Российского царства не могло быть аналогичного преимущества и полномочий в отношении других митрополий этого царства и Киевской митрополии, в частности. На самом же деле, из канона следует, что эти полномочия были (и есть) в обоих случаях, только, действительно, не в «общецерковном» (вселенском) «масштабе», а в указанном объеме и границах.

И наоборот, если же с падением царской власти «третьего Рима» в 1917 году, как утверждают украино-греческие софисты, упраздняется и юрисдикция Московского патриархата, то с падения «второго Рима» в 1453 году упраздняется и «вселенская (восточно-римская) юрисдикция» самого Константинополя, о непосредственной взаимосвязи чего прямо сказано в решении и грамоте Константинопольского Синода и Константинопольского собора 1593 года («первый Константинопольский вселенский патриарх от святого вселенского первого собора почтен достоинством блаженного и равноапостольнаго царя великого Константина» и «со вселенским собором во единомыслии» «исповедаем и совершаем», что «престол благочестивейшего и православного города Москвы да будет и называется патриаршим, поскольку страна та удостоилась от Бога царской власти»). И если исторически преходящим является первое, то преходяще и второе. А если до сих пор сохраняется «вселенская (восточно-римская) юрисдикция» Константинопольского Патриархата, то сохраняется и историческая юрисдикция Патриарха «всея Руси», «равночестного» первому в этом отношении.

Александр Вячеславович Буздалов, публицист, Пенза