Прогулки по старым кварталам

К Николаю Михайловичу Коняеву меня привел Рубцов. Вот эти старые кварталы, знакомые и мне с детства, решетка в подворотне и вполне достоевский дворик… Потом нажать на кнопку… и еще сколько-то ждать, пока спустится хозяин или Марина. Потом идешь по стертым, времён Раскольникова ступеням… В августовские дни, когда у Николая день рождения, я случалось сочинял ему экспромты. Вот в одном из – сохранилась коняевская «география», с чудесной поэтикой питерской топонимики, вобравшей в себя три столетия:

25.08

А вот в другой раз – пока шагал от метро «Достоевская» до коняевского дворика – сочинилось:

Но чаще писал экспромты смс-кой. Жалею, что не сохранил… Всё это уходит в историю…

Так вот в первый раз – это в девяностые было – меня привел к Николаю Михайловичу Рубцов. Я знал, что он пишет о нём – и тоже ведь! – «Николай Михайлович». Писал о Рубцове и я. И вот поднялся в первый раз по этим стёртым ступеням. Известной книги для серии ЖЗЛ у Николая Михайловича тогда еще не было. Была небольшая повесть в газетном варианте, но потом, он возвращался к ней снова и снова, и вот в 2001-м вышла в ЖЗЛ книга «Николай Рубцов». С чем-то, помнится, я не соглашался, о чем-то спорили, но книга стала, безусловно для многих открытием… Потом были встречи в старом Союзе – на Конюшенной, в новом… Но это что-то вторичное – я полюбил «прогулки по старым кварталам» на Разъезжую улицу.

Конечно, были у Николая Михайловича и сборники художественных рассказов. Повести… Название одной из книг я и вынес в заглавие… Были романы и повести исторические (и между строк: какие хорошие – не абы что! – подписи на дареных книгах). Да, тут он сумел немало, словно довершая то, что не успели сделать в исторической литературе его старшие предшественники: Валентин Пикуль и Дмитрий Балашов. Но особым коньком Коняева были повести биографические (как бы сказали в старину – «агиографические»: «агиос» - святой человек). Книгу о Балашове – «Балашов на плахе» мы делали вместе. Вернее Николай Михайлович, привлек меня к работе над второй частью.

А сколько я его привлекал к совершенно бескорыстному и трудоемкому делу. Это и работа в литературной комиссии по присуждению премий им. Св. кн. Александра Невского. Ведь, каждый год, как декабрь – созваниваемся, встречаемся, я тащу сумку, порой не одну с лучшими отобранными книгами в его квартирку в дворике на углу Марата и Разъезжей. Или вот театральный Пасхальный фестиваль. Я ж его сам и придумал, Но как-то не, - как говорят сейчас, - не «продвинул». И это значит, что наше жюри, наверное, единственное жюри в мире, которое работало бесплатно. А Николай – ведь председатель – это значит от звонка до звонка: спектаклей десять, а то и более отсмотреть за четыре дня. И так двенадцать лет подряд. Правда, эту работу, как и его литературные труды, разделяла с ним супруга Марина.

О Коняеве прозаике, редакторе, публицисте, православном писателе и прочее, прочее – можно писать (и должно писать) много. И это впереди. Но не сегодня – в день кончины… Сегодня о человеке. С большой подсеребренной бородой, с веселым прищуром глаз, выдающих родство с древней северной землёй коми-пермяцкого народа. С дедом – Иваном Шергиным, про которого Николай шутя говорил, что я, мол, через него дальний родственник Борису Шергину. Помню, как он радовался, когда я поставил в театре спектакль по любимому его Шергину. Да, в этом северном (деревня Вознесенье, что на Онеге, на Свири) хитроватом… а на самом деле никаком ни хитроватом, а просто веселом, играющем под хитроватого мужичка, лице, так мало похожим на солидного писателя, секретаря Союза и проч. и проч. Его иные называли «наш Достоевский», но ему внутренне был ближе Шергин.

Да какая там солидность – просто что-то от веселого Шергинского персонажа поморских сказок…

А что за этим… а за этим – литература. Где всё серьезно, документально, скрупулезно… не говорю уже про его нестеровские летописания. Ведь я, например, сколько раз порывался писать летопись – «Блажен кто посетил сей мир в его минуты роковые….» Ан, нет – лень ли матушка, неусидчивость поэтическая… - А-а-а, - скажешь сам себе - Потом рассказ какой-нибудь напишу!

А «потом» не наступает… Как правило, никакого «рассказа потом» не выходит… И так у нас у всех. Но не у Коняева… Терпеливо из года в год (это помимо всех там исторических романов и повестей, статей бесконечных и докладов) вел Николай Михайлович «Русский хронограф» и сей труд разделяла с ним Марина Викторовна.

Так как же определить его литературное наследие, работу, проводимую четыре десятилетия… если совсем кратко, один словом, то – «труженик». Если двумя, то – «последний летописец».

Да ведь мало в наши времена написать… Это еще полбеды! Надо пройти все препоны издательские – вспоминаю, как сняли с печати его «Леушинское стояние»! Надо пробиться к читателю, а потом еще – пробудить его, призвать к чтению, как к долгу.

Последний раз мы виделись на выставке Анатолия Пантелеева в июле. Жаркое, душное лето… Жаркий Невский…

И попрощались мы с ним через Рубцова – последний разговор по телефону – долгий и по делу – был о Рубцове. 26 августа я собирался в Приютино, где предполагал навестить первую «музу» Рубцова – Таисью Смирнову, о которой мы, каждый по своему, писали в связи с рубцовской судьбой… Разговор шел о первой любви Рубцова, о его стихах, о его кончине… После Приютино я уехал из Питера. И вот звонок 16 сентября…

Накануне близкие молились о здравии раба Божьего Николая. На молебне «Николай чудотворец» упал, - край иконы обломился… А ведь об этом уже было написано в книге Николая Михайловича – в книге о своем тезке – Николае Рубцове.

Всё уже где-то и когда-то было… Жизнь – словно прогулка по знакомым улицам, по которым давно-давно, может быть, с самого детства не проходил…

Господь дал немало пострадать перед кончиной (семнадцать дней в реанимации) – наверно, и это милость Божья. В ночь после Николая Михайловича скоропостижно скончался его соратник и издатель Александр Григорьевич Раков. Потеря за потерей.

С каждым ушедшим связывает нас какая-то память – мысль, строка, событие… Теперь проходя по старым питерским улицам, я всякий раз буду поминать Николая… «Прогулки по старым кварталам».