Святитель Митрофан как будто не оставил нам поучений, исполненных особых откровений. В своем «Духовном завещании» он пишет предельно просто: «Для всякого человека таково правило мудрых мужей: употреби труд, храни умеренность — богат будешь; воздержно пей, мало ешь — здрав будешь; твори благо, бегай злого — спасен будешь». Такова заповедь святых отцов: живи так, как если бы тебе предстояло прожить на земле тысячу лет, подобно первым детям Адама, и в то же время так, как если бы завтра ты должен был умереть. Читая житие святителя Митрофана, мы обращаем прежде всего внимание на его непрестанное памятование о смерти, о загробной жизни, о мытарствах. Его любимыми молитвами были молитвы об умерших. И этому сопутствовала практическая основательность во всем и житейская трезвость. Половину своей жизни он прожил в миру, не помышляя ни о каких особенных подвигах, был женат, имел детей. Дело ведь не в том, какое место мы занимаем в Церкви. Более существенно — являемся ли мы настоящими христианами или нет. И впоследствии, достигнув высот святости, святитель Митрофан любил повторять, что самый великий подвиг для христианина — предание себя в волю Божию. В течение нескольких лет он служил простым сельским священником в Суздальской епархии. Господь посетил его скорбями, призывая к новому служению. На сороковом году жизни он овдовел и решил принять монашество. Его постриг был совершен в Успенском монастыре, недалеко от Суздаля. В дни Успенского поста обратим внимание на его особенную любовь к Божией Матери, и на Ее неизменный покров над ним. Несомненно, это было связано с его глубоким стремлением постигнуть благодатную тайну Пречистой, о которой Она Сама говорит: «Яко призре Господь на смирение рабы Своея». И хотя бы в какой-то степени приобщиться этой тайне.
«Кто умалит себя, тот вознесен будет», — говорит Христос. Нередко это исполняется и в земном плане. Очень скоро за благочестие и смирение отец Митрофан, вопреки своему желанию, был возведен в игумены Яхромской обители. Во время настоятельства в Унженском Костромском монастыре он построил храм в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Через некоторое время, став первым епископом вновь учрежденной воронежской епархии, он прежде всего начал сооружать в Воронеже каменный храм вновь в честь Благовещения. Очевидно, с этим праздником, по дару благодати, у него была постоянная сокровенная связь. На Воронежской кафедре угодник Божий пробыл двадцать лет — до самой своей кончины. Замечательно, что, завершая свое смиренное восхождение к Богу, святитель принял схиму, как бы сложив с себя епископский сан. Ибо, согласно церковным правилам, принявший схиму не может начальствовать в Церкви. Он был погребен в Благовещенском соборе. А после его прославления в Воронеже был учрежден Благовещенский Митрофанов монастырь.
Пройдя по жизни царским смиренным путем, святитель Митрофан как бы зримо являет нам одну из основополагающих истин, заповеданных святыми отцами: «Самое главное в богословии и в духовной жизни — чувство равновесия». Это есть дар рассудительности, обретаемый смирением. Известно, что святитель был свидетелем бунта старообрядцев, и явился строгим обличителем раскола и ревности не по разуму. И во всей своей архипастырской деятельности он неизменно противостоял ложному благочестию, питаемому гордыней.
Особую страницу в жизни святителя Митрофана составляют его взаимоотношения с Петром Первым. Он решительно выступил за полезные для Отечества преобразования молодого царя — в частности, постройку флота в Воронеже, на которую многие тогда смотрели неодобрительно, почти с суеверным страхом. Из церковной казны им даже были выделены средства в поддержку важного для России начинания. В то же время святитель Митрофан не одобрял бездумного подражания некоторым обычаям иноземных иноверцев. Святитель отказался посетить воронежский дворец царя из-за находившихся в нем языческих статуй. Когда разгневанный государь стал грозить ему смертью, святитель начал готовиться к ней, предпочитая умереть, нежели допустить хотя бы косвенное участие в языческом нечестии. Исповедничество святителя произвело сильное впечатление на Петра. Он убрал статуи, помирился сосвятым старцем, и это было началом его нового, более благоговейного отношения к православной вере.
Небо и земля неразрывно связаны друг с другом для всех, кто неложно следует за Христом. Ибо Христос пришел на землю, чтобы соединить ее с небом. Отечество земное и Отечество небесное — то и другое дорого для христианина, но существует непреложный порядок: без верности небесному не может быть процветания земного.Более того, может быть потеряно и то, и другое.
Из года в год мы совершаем праздник обретения мощей святителя Митрофана Воронежского на второй день праздника Преображения Господня. Что такое святые мощи? Почему, спрашивает святой Иоанн Златоуст, они бесконечно драгоценнее всех драгоценностей земли? Потомучто, говорит он, через них действует благодать Воскресения Христова. Существуют многочисленные свидетельства об исцелениях от святых мощей святителя Митрофана страждущих телесными и душевными недугами, одержимых, расслабленных. Какой урок преподает нам Господь через жизнь и смерть этого святого? Свет Христов открывается нам необязательно сразу в Фаворской славе, но прежде всего в смиренном несении креста, данного Господом. В пасхальном свете, сокровенно присутствующем среди наших каждодневных трудов и скорбей.
Всякая скорбь малая или великая, которую мы претерпеваем ради Христа — ничто в сравнении с тем, что ожидает нас. Господь благословляет Крестом, и особенно тогда, когда хочет дать нам Свои великие блага. Если Он дает нам вкусить, что значит Его Крест, это знамение того, что Он относится к нам как к возлюбленным детям Божиим. Физические страдания, унижения, поражения — все, что происходит лично с нами, с нашими близкими, с миллионами окружающих нас людей — это не просто повод для печали. Но это дается нам для того, чтобы мы могли обратиться ко Господу и узнать Его отеческую любовь и утешение. Его помощь не замедлит придти, чтобы обратить все наши беды во благо для нашей души и для всей Церкви. Эти беды не просто наш крест, но Крест Христов, и Господь несет его вместе с нами. Без Христа тяжесть этого креста раздавила бы нас.
Если мы будем изо всех сил держаться Христа, ничто не повредит нам — ни голод, ни нагота, ни угрозы властителей, ни смертельная болезнь, ни гибель мира. Ни, тем более, каждодневные малые скорби, из-за которых мы так часто теряем душевный мир. Слово Божие возвещает христианам — и первым, и последним: «Кто сделает вам зло, если вы будете ревнителями доброго? Но если и страдаете за правду, то вы блаженны» (1 Петр. 3, 13—14).
Святитель Митрофан учит нас с упованием предавать Господу все скорби и труды нашей жизни, напоминая, что Господь всегда сопутствует нам и ждет нас в вечной славе в конце пути. Молитвами Богородицы, когда придет наш последний час и закроются наши телесные очи, Господь откроет нам в полноте наше внутреннее зрение, и мы увидим Его лицом к лицу. И смерть — тот исход, о котором Господь говорит в день Преображения — будет нашим новым великим рождением, началом жизни с Богом, не имеющей конца.
В день памяти святителя Митрофана Воронежского хорошо нам прочитать записи из дневника («особенные сны мои») преподобноисповедника Митрофана Сребрянского (в монашестве Сергия) — очень близкого нам святого, духовника Марфо-Мариинской обители и преподобномученицы великой княгини Елисаветы. Эти записи я получил в 1983 году от монахини Надежды, подвизавшейся в этой обители под духовным руководством отца Митрофана.
Орел, 17 марта 1901 года.
Сон первый. Без рассуждения особенного, хотя и со страхом великим принял я сан священника. Понимал хорошо я великую важность служения пастырского и ответственность перед Богом и людьми. Мне предстояла возможность пойти по другой дороге. Я мучился страшно.
В это время, во второй половине декабря 1892 года я лег спать. По обыкновению, в своей комнате, головою к чтимому мною образу святителя Митрофана Воронежского (благословение крестного отца). Вот в эту ночь Господь сподобил меня увидеть удивительный сон. Будто я пошел деревенской улицей, дошел до широкой реки, переплыл ее в лодке и, прошедши через густой лес, пришел в монастырь святителя Митрофана; прошел двором по мосту около собора и вошел направо в архиерейский дом, поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в какую-то светлую комнату, в которой было много моих товарищей по семинарии. Они веселились, танцевали, я же страшно тосковал, особенно же оттого что на шее своей я ощутил закованную вокруг железную цепь, причем от шеи вниз спускался длинный конец, который я нес в руках. Мне было и тяжело, и стыдно, и я поскорее перешел на другой конец комнаты, к окну, которое выходило во двор монастыря, и было прямо против входа в собор, где почивают мощи святителя Митрофана. Подошедши к этому окну, я положил на подоконник конец цепи, и, сильно плача, стал, облокотившись, смотреть в окно. Я увидел, что почти от двери архиерейского дома и до дверей собора стояли в два ряда, друг против друга, в облачении священники. Между ними я заметил отца ректора семинарии, Спасского, и брата моего Стефана — остальные незнакомые. Я ожидал, что будет. Немного погодя открылись двери собора, и из них вышел монах в длинной мантии, седой, но не святитель Митрофан. Все священники поклонились ему в пояс, и остались на местах, как бы ожидая еще кого-то, а монах прошел в архиерейский дом. Почти вслед за ним открылись двери собора снова, и из них вышел святитель Митрофан, весьма похожий на мой образ, в мантии, с жезлом в руках. Он тихо пошел к архиерейскому дому. Все священники поклонились ему до земли. Увидевши это и предполагая, что сейчас войдет к нам в комнату святитель Митрофан, я поспешно, держа в руках конец цепи, перешел ближе к двери и стал у окна, продолжая сильно плакать. Действительно, отворилась дверь, и вошел тот седой монах. Обратившись к товарищам моим, он начал укорять их за танцы и веселье. В это время вошел святитель Митрофан и, обратившись к монаху, сказал: «Брат, оставь их, зачем укорять, время для молитвы, а время и для веселья». Затем подошел ко мне и спросил: «А ты что плачешь?» Я от слез и волнения не мог ничего выговорить, а только показывал рукою на цепь, и говорил: «Мне тяжело». Тогда святитель Митрофан благословил меня словами: «Успокойся, все будет хорошо и тебе будет легко». Только он это проговорил, как я почувствовал, что нет уже на мне цепи, мне стало так легко и радостно, я хотел броситься к святителю — и проснулся.
Вскоре после этого, 29 января 1893 года я женился и посвящен был в сан диакона 2 марта 1893 года, и сан священника 20 марта 94 года принял в соборе при мощах святителя Митрофана. При моем посвящении в сан священника произошла тоже одна удивительная случайность. Преосвященный епископ Владимир назначил мне посвящение в Алексеевском монастыре. Уже и всенощную служил я в этом монастыре, и сильно скорбел, что не у мощей святителя Митрофана приму сан священника. Все приготовили к служению назавтра святой Литургии в Алексеевском монастыре, сам владыка сказал мне, чтобы назавтра приходил я сюда для посвящения, и преподал назидание, но не успел я дойти до двери храма, как бежит монах и говорит: «Владыка раздумал здесь служить, а у святителя Митрофана будет служить. Туда и приходите». Да, слава Богу за все.
Промыслу Божию угодно было перевести меня в Двинск, в военный собор. Благополучно прослужил я здесь год. Но некоторые особенные обстоятельства моей службы в Двинске сделали будто бы то, что я стал недомогать часто, и родные начали уговаривать меня хлопотать перевестись опять в какой-нибудь полк. Я возражал, что меня в Двинск послал Господь, и что нехорошо священнику идти против Промысла Божия и самому устраивать службу свою. Разлад душевный у меня был полный. Что делать, на что решиться? Тяжело было невыразимо. В это время я заболел инфлюэнцей. И вот, в начале декабря 1895 года, святителю Митрофану угодно было еще раз меня утешить. Я увидел следующий знаменательный сон. Будто бы вышли мы с братом В. во двор монастыря святителя Митрофана в городе Воронеже. Я нес в руках какую-то странную тяжесть, вещь в платке. Нам предстояло пройти мимо собора, где находятся мощи святителя Митрофана. Впереди виднелись ворота в ограде. Они были приотворены немного, и в них стоял мой дядя диакон отец Дмитрий. Он знаком руки убедительно звал нас к себе (он умер незадолго перед тем). Над нами кружилось в воздухе огромное множество белых голубей. Я говорю брату: «Вася, пойдем в ворота! Видишь, дядя Митя стоит там и зовет нас к себе!» Брат же стал уговаривать меня не ходить к дяде. А вот, говорит, зайдем-ка мы лучше в собор и приложимся к мощам святителя Митрофана. Я согласился, и мы вошли в собор. Народу никого не было, брат зачем-то вернулся, и я остался один, подошел справа к раке, приложился и отошел. Вдруг вижу, что святитель Митрофан поднялся из раки и сел, обернулся ко мне и велел перейти на левую сторону раки. Я перешел, неся за собою тяжелую ношу, которую положил на стул, где обычно сидит монах. Святитель подозвал меня к себе. Я подошел, оперся руками о перила и со слезами восторга и умиления стал смотреть в глаза святителя, которые горели необыкновенной любовью, добротою, ласкою и были какой-то особенной ясности и чистоты. Я смотрел, плакал и говорил: «Недостоин я, святителю отче Митрофане, такой милости от тебя. Я страшный грешник!» В ответ на это он меня благословил, и сказал: «Да, мы грешны, но не ты один виновен в грехах твоих, успокойся». Затем снял с себя верхнюю священную одежду, и я увидел на нем висящий небольшой образок Богоматери в серебряной ризе на синей ленте. Святитель говорит мне: «Поправь ленточку на спине». Я поправил, и вдруг дерзнул сказать: «Святителю отче Митрофане, благослови меня этим образом Богоматери!» На это он мне отвечал: «Жаль мне расставаться с этой иконой — она висит на мне вот уже 200 лет, а все-таки благословлю тебя ею». С этими словами снял с себя образок, и, благословивши, надел на меня. Я приблизил рукой его к груди, а святитель, еще раз благословив меня рукою, сказал: «Теперь иди и помни, что я благословил тебя. Успокойся же, все будет хорошо. Когда же будет нужно, обращайся ко мне, и я благословлю тебя. Ты имеешь жену, родных, знакомых. Если кто из них попросит тебя, чтобы я благословил, скажи мне тогда: “Отче Митрофане, благослови их”, и я благословлю». После этого он еще раз благословил меня, лег в гроб по-прежнему, а я пошел назад, и, к удивлению моему, вся тяжесть моя пропала, и я проснулся. Вскоре после этого я получил приглашение от командира 51-го драгунского полка перейти к нему, и перешел.
Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России
