1929 год вошёл в русскую историю как «Год великого перелома» – развернулась Коллективизация. Шесть миллионов (по осторожным оценкам) её жертв – это было действительно переламывание хребта русскому крестьянству.
Менее известно, что столь же успешно переламывался хребет русской интеллигенции, оставшейся в России после Первого Русского Холокоста 1918 – 1922 годов, и ещё занимавшей видные места в науке, в экономике и в армии. Правда, счёт жертвам там был намного меньше, но ведь и прослойка старой интеллигенции была уже невелика.
Громкие процессы на рубеже 1920-1930-х годов, сфабрикованные в ОГПУ (Менжинский, Ягода, Агранов, Балицкий, Дерибас, Заковский, Реденс и их «соратники» на местах), положили начало массовым политическим репрессиям. Об этих репрессиях либеральные историки, политики и журналисты вспоминают неохотно. Наверное, всё-таки соображают, что до диктаторской власти Сталину в то время было ещё очень далеко, его личные политические противники от этих репрессий никак не пострадали, и называть репрессии «сталинскими» никак не получается, а раз не получается – зачем о них вспоминать. Если же копнуть поглубже, то оказывается, что организаторами и вдохновителями репрессий были, в основном, большевики-«интернационалисты», или попросту троцкисты, которые и после свержения Троцкого продолжали занимать высокие этажи власти. Об этом вспоминать тем более не хочется.
Предтечей волны репрессий было «Шахтинское дело», по которому проходила группа инженеров и служащих, якобы действовавших под руководством Парижского центра и являвшихся агентами Франции, Польши и Англии одновременно. 90 лет назад, 18 мая 1928 года, на скамье подсудимых в Колонном зале Дома Союзов оказались 53 человека, которых обвиняли в умышленном вредительстве на шахтах Донбасса и 6 из которых были расстреляны. Ещё 82 были осуждены во внесудебном порядке. Причем «вредительство» осуществлялось так изощрённо, что в обвинительном заключении даже было написало:
«Более опытные и осторожные вредители (подобно инженеру Кузьма) проводили вредительство так тонко и осмотрительно, что не только не было заметно его следов, но, наоборот, внешне рудник [Власовский] производил весьма хорошее впечатление». Председателем суда был непотопляемый бывший меньшевик Вышинский, а вот главному обвинителю, верному большевику-
ленинцу Крыленко, повезло меньше – того расстреляли в 1938-м.
Поводом для «Шахтинского дела» явились частые срывы производственных планов, высокий травматизм на шахтах и растущее недовольство рабочих. Однако причинами этого было не «вредительство» специалистов, а совсем иные обстоятельства. Оборотной стороной начавшейся индустриализации страны стала гонка (соцсоревнование) за перевыполнением плана, что не только нанесло большой ущерб безопасности подземных работ с сопутствующей гибелью шахтёров в забоях, но и вызвало недопустимую эксплуатацию и частые поломки оборудования (если учесть, к тому же, низкую трудовую и технологическую дисциплину рабочих). Недовольство рабочих, вызванное как промахами в организации и управлении, так и плохим снабжением, партийные деятели сумели направить против специалистов. И это им хорошо удалось, поскольку многие из спецов работали раньше на буржуев – прежних хозяев шахт. «Шахтинский процесс» стал для власти громоотводом, первым успешным опытом «перевода стрелок».
В декабре 1929 г. было начато «Академическое дело». По нему проходила элита историков Ленинграда,
Москвы и других городов. Среди них были крупнейшие учёные С.Ф. Платонов (автор и сегодня лучшего учебника по истории России, выдержавшего до революции 11 изданий), М.М. Богословский, Е.В. Тарле, А.И. Андреев, С.В. Бахрушин, Б.А. Романов – в общей сложности 85 человек. В вину им был поставлен антигосударственный заговор и создание «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России» – конечно же, с целью свержения советской власти и восстановления монархического строя.
Всё это, разумеется, фальшивка, а действительная их вина заключалась в двух фактах. Во-первых, они не хотели воспринимать марксизм-ленинизм как «метод научного познания». Будучи честными учёными и порядочными людьми, они его просто не считали методом. Во-вторых, они проигнорировали приказ партии, пожелавшей укрепить Академию наук 8-ю академиками-коммунистами. В январе 1928 года на общем собрании Академии трое из этих восьми были забаллотированы, а ещё трое были избраны с перевесом всего в один голос.
В августе 1929 г. на 100-летнем юбилее И.М. Сеченова, отмечавшемся в Академии наук, великий И.П. Павлов в своём докладе со свойственной ему прямотой так прокомментировал ситуацию:
«Без Иванов Михайловичей с их чувством достоинства и долга всякое государство обречено на гибель изнутри, несмотря ни на какие Днепрострои. <…> Введён в Устав Академии параграф, что вся работа должна вестись на платформе учения Маркса и Энгельса — разве это не величайшее насилие над научной мыслью? Чем это отличает от средневековой инквизиции? <…> Нам приказывают (!) в члены Высшего учёного учреждения избирать людей, которых мы по совести не можем признать за учёных. …Прежняя интеллигенция частию истребляется, частию и развращается».
Академию потребовалось срочно «чистить». Идейным вдохновителем «чистки» был денационализированный русский выродок, тщедушный, злобный, но очень влиятельный новоиспечённый академик Покровский, глава «исторической школы Покровского», суть которой – в обливании помоями всей русской истории. Он указывал: «Надо переходить в наступление на всех научных фронтах. Период мирного сожительства с наукой буржуазной изжит до конца».
Первым в январе 1930 г. был арестован 71-летний С.Ф. Платонов (просидел год в тюрьме, ещё через два года умер в ссылке), за ним в тюрьму потянулись и остальные, а через год «тройка» ОГПУ вынесла «антигосударственным заговорщикам» на удивление мягкий (при таком-то преступлении!) приговор – академикам ссылка на 5 лет, остальным лагеря на 5 – 10 лет. Расстреляны были только шесть бывших царских офицеров, которые являлись ещё и членами не существовавшей «военной группы» не существовавшего «Всенародного союза». Причина мягкости приговоров вскоре стала ясна. От «школы Покровского» вскоре отказались, подвергли её жёсткой критике и перешли на нормальный курс русской истории, преподавать который было трудно без старых спецов. В этом курсе возводились должные почести великим достижениям и великим деятелям России, за исключением, конечно, царей и министров, – здесь марксистско-ленинский «метод» сохранился во всей своей силе. Заслуга в таком повороте целиком принадлежит Сталину, потому Троцкий из далёкого зарубежья и обзывал его национал-большевиком.
Весной 1930 г. после ряда крупных забастовок в Донбассе было заведено дело «Промпартии». По нему проходили 8 крупных руководителей промышленности (членов не существовавшего ЦК не существовавшей партии), обвинённых во вредительстве, в связях с французской и английской разведками, с русскими буржуями-эмигрантами и т.д. Суд под председательством того же Вышинского при государственном обвинителе том же Крыленко приговорил пятерых к расстрелу (вскоре заменённым 10-ю годами заключения), остальных – к разным срокам. О том, что это были за преступники, свидетельствует анекдотический эпизод в конце судебного следствия. Во время допроса одного из подсудимых Рамзина прокурор спросил: «Откуда вы знаете, что в вашем институте имеется два-три десятка лиц, находящихся во вредительской ячейке?» Рамзин ответил: «Об этом я знаю из следственного дела» (!). Кроме этих восьмерых, по всей стране было арестовано более 2 тыс. человек – «рядовых членов» Промпартии.
1930 год, дело «Трудовой крестьянской партии». Оно было настолько шито белыми нитками, что устраивать показательный процесс организаторы постеснялись, и суд проходил в закрытом режиме. Обвиняемых приговорили к различным срокам заключения, в тюрьмах, лагерях и ссылках они пробыли до 1937 года, тогда их и расстреляли, уже по новым приговорам «троек». Среди них были великие учёные Н.Кондратьев и А.Чаянов.
1930 год, «Дело Семёновцев». По нему проходил 21 бывший офицер лейб-гвардии Семёновского полка. Их обвинили в создании организации «с целью свержения существующего строя». Фактическая «вина» состояла в том, что они спрятали своё прославленное полковое знамя под алтарём бывшего полкового храма. Без суда и, фактически, без следствия к расстрелу были приговорены 11 человек, к 10 годам концлагерей – 4 человека, к 5 годам – 5 человек, лишь один признан невиновным.
1930 год, дело «Всесоюзной военно-контрреволюционной организации “Весна”», завершившееся тюрьмами, расстрелами, в лучшем случае – изгнанием из армии большинства бывших царских генералов и офицеров, воевавших в Гражданскую войну на стороне Красной армии. Именно им – начальникам штабов и оперативных отделов – были обязаны своими победами Блюхеры, Ворошиловы, Дыбенки, Тухачевские, Уборевичи и Якиры.
Второй Русский Холокост не ограничился истреблением крестьянства, старой технической, научной и военной интеллигенции. Было еще истребление православного духовенства и активных прихожан с уничтожением тысяч церквей. Причём если в 1918 – 1922 гг. храмы и монастыри преимущественно грабили да сбрасывали колокола с колоколен и кресты с куполов, а большинство церковных зданий не трогали, то теперь их уже уничтожали (включая множество шедевров архитектуры). Но это – отдельная печальная тема.
Валерий Габрусенко, публицист, кандидат технических наук, доцент, член-корр. Петровской академии наук и искусств
2. Re: «Шахтинское дело» и другие «дела»
1. Re: «Шахтинское дело» и другие «дела»