О сходстве причин трагедий 1917 и 1941 гг.

Прежде чем перейти к тексту, соответствующему заголовку, хочу остановиться на интригующей предыстории японской бомбардировки Перл-Харбора 7 декабря 1941 г. Имеется достаточно свидетельств того, что внезапность у этого нападения отсутствовала, так как на стол президента Рузвельта заблаговременно попадали донесения о подготовке такого удара.

Однако, несмотря на осведомленность политического и военного руководства США, никаких мер к предотвращению последствий бомбардировки не было предпринято.

Не правда ли, есть некое сходство с ситуацией накануне нападения Германии на СССР! Тогда также присутствовала всеми признанная осведомленность военного и политического руководства СССР о планах и сроках нападения Германии. И, тем не менее, 22 июня нападение стало внезапным…

Среди причин вынуждавших Сталина вытягивать ситуацию до нападения Германии на СССР принято считать необходимость поддержки англосаксов, которыми, в случае агрессии Германии, помощь была заранее обещана.

Но возникает законный вопрос о мотивах бездействия самого Рузвельта, находившегося в схожей со Сталиным ситуации ожидания неизбежного нападения агрессора? Ведь США никто не ставил никаких условий!

Прежде чем сделать какие-то предположения по этому вопросу, хотелось бы кратко вспомнить о Первой мировой войне.

Известно, что начало этой войны в России сопровождалось колоссальным патриотическим подъемом, который к концу 1916 года куда-то испарился.

При анализе событий 1914-1918 гг., как правило, не учитывается то очевидное обстоятельство, что народ не был готов к непосредственному участию в длительной военной компании, которая не сопровождалась четко осознаваемыми мотивами.

Начало двадцатого века в области военного строительства характеризуется использованием всенародных армий, когда под ружье ставились миллионы мужчин. Кроме того, войны, в частности Первая мировая война, впервые в истории приобрели не только позиционный, но и затяжной характер. Население такой страны как Россия, которое более ста лет не вовлекалось в войны, чтобы в них приходилось прямо или косвенно участвовать массам населения, не было адаптировано к длительному военному напряжению.

Но это не единственное, что следует иметь в виду при оценке событий того времени. Наиболее важным представляется то, что население той же Германии находилось в состоянии войн и прямо или косвенно участвовало в создании единой Германии практически всю вторую половину девятнадцатого века. И Первая мировая война для немцев была осознана как продолжение этой территориальной экспансии. Население Германии было мотивировано на войну. У каждого немца был свой личный осознанный интерес, надежда улучшить свое положение за счет приобретения новых территорий, которые Германии удавалось успешно приумножать в предыдущем столетии. Тот же мотив был ведущим у немцев и во Второй мировой войне.

У французов в период 1914-1918 гг. также была непосредственная мотивация к войне, потому как немецкая армия несколькими десятилетиями ранее отобрала у Франции Эльзас и Лотарингию, а в 1914 г. стояла в полусотне миль от Парижа. Исконная французская территория была оккупирована врагом. И это было мотивом к ожесточенному сопротивлению французов.

Мотивация островных англосаксов была обычной для этого типа людей. То есть нормальная пиратская психология наживы.

Не было мотивации у русских. По состоянию на февраль 1917 г., русско-германский фронт стоял по линии Львов, Луцк, Барановичи, Брест, Митава, Рига, то есть по территориям Австро-Венгрии, Польши, Литвы, Латвии, а на Кавказе по территории Турции. На этих землях практически не было русского населения. Эти места русскими солдатами, по преимуществу рязанскими, владимирскими, пермскими, курскими, архангельскими, сибирскими мужиками, не воспринимались в качестве национальной территории.

Необходимости в приобретении новых земель у России не было. И у народа, а соответственно и у пятимиллионной армии русских солдат такая потребность отсутствовала. При этом какой-то явной угрозы коренным русским землям, заселенным русскими людьми, за три года войны так и не возникло.

Общепринятые из газет тех лет объяснения вовлеченности империи в войну за проливы Босфор и Дарданеллы были абстракцией. Большинство солдат не знали ничего о Черном и Средиземном морях, никогда не видели никаких морей вообще и морских проливов в частности. А потребности крупного капитала в свободной внешней торговле были непонятны, как и сейчас для простых людей являются абстракцией проблемы наших олигархов, тем более что, по большому счету, русские всегда пользовались проливами беспрепятственно.

Таким образом, если солдаты континентальных держав были мотивированы к длительной окопной войне и существенной частью были к ней психологически готовы предыдущими войнами, которые вели их армии в течении предыдущих десятилетий, а такие войны вели даже англичане и уже упомянутые немцы и французы, то у русского населения как и у военнослужащих, такая мотивация, как и психологическая готовность нести лишения и жертвы, были существенно слабее, а на фоне длительности войны вообще стремились к нулю.

Можно с существенной долей вероятности считать, что вся революционная ситуация 1917 года была результатом неготовности общества к продолжению войны ввиду явного непонимания ее целей и нежелания нести дальнейшие жертвы.

Усматривается вероятность того, что имел место существенный просчет русского генерального штаба и правительства в части формирования мотивов для личного состава армии и населения страны. Мотивов, которыми были бы определены смыслы текущей войны.

Одной присяги было явно недостаточно, когда смерть косила ряды военных из года в год, а счет убитых, раненых и пленных шел на миллионы, когда тыл был заполнен инвалидами и хозяйства испытывали недостаток крестьянских рук.

Схожая ситуация была и у немцев… если не считать большей мотивации к войне у личного состава немецкой армии и населения.

Учитывая всем известные действия высшего генералитета русской армии по предательству Верховного главнокомандующего в 1917 г., можно предположить, что такой просчет военного строительства мог быть даже умышленным…

Во всяком случае, действия национального высшего генералитета как в 1917г., как и в 1991 г., когда армия устранилась от защиты СССР, как и пресеченные Сталиным в 1937 году попытки военного переворота, как и говорящая о нежелательных контактах отставка, находившегося с визитом в США маршала Жукова в 1956 г., свидетельствуют о системном неблагополучии в высших военных сферах России, их зависимости от иностранных участников русской истории 20-го века.

Однако, вернемся к 1941 г.

Если попытаться понять, чем руководствовался И.В.Сталин, отсрочивая момент организации системного сопротивления немецкой армии, то кроме уже упомянутой причины в виде поддержки от англосаксов, обещанной в случае агрессии Германии, усматривается и попытка избежать проблем с провалом мотивации среди личного состава армии и населения страны.

Противостояние армий СССР и фашистской Германии на 22 июня 1941 г. проходило примерно по тем же линиям, что и в феврале-марте 1917 г. Те же Львов, Брест, Рига были точками соприкосновения армий двух стран. Русского населения в этих городах к тому времени не стало больше. Эти земли русскими солдатами не воспринимались в качестве национальных территорий, тем более, что и приобретены то были буквально накануне войны.

К тому же следует учитывать, что если генералы всегда готовятся к прошлым войнам, то политики вынужденно следуют мышлению генералов. Если генералы готовились к войне по образу и подобию войны 1914-1918 гг., допуская сплошную линию обороны, то И.В.Сталин должен был мыслить в ключе этих военных концепций. Собственно, пропаганда о легкой, победоносной, наступательной войне, сама по себе была не только агиткой, но и проявлением неготовности населения и войск нести значительные жертвы в войне без какой-либо существенной мотивации.

Совпадение линии противостояния русских и немецких армий в июне 1941 г. с линией фронта 1917 года могло приводить к мысли, что в случае затяжной войны, которую надо полагать считали весьма вероятной, мотивация нести жертвы у советских солдат будет снижена, как она была снижена у русских солдат еще в 1917 г.

Единственным способом сформировать реальную всенародную мотивацию к борьбе виделось в осознании угроз населением, что было невозможно без некоторого отступления советской армии.

Здесь весьма вероятно и кроется тайна странного поведения любимца Сталина, командующего Западным военным округом генерала Павлова, который практически подготовил войска Западного округа к неизбежным поражениям начального этапа войны, действуя при очевидном покровительстве высшего военно-политического руководства страны.

При всем том, что такая игра являлась весьма рискованной, никто, очевидно, не ожидал, что отступление после первого удара немцев создаст такие жестокие последствия неуправляемости и хаоса.

Если считать, что Рузвельт, будучи осведомленным о нападении заранее, не готовя Перл-Харбор для отпора японцам, тоже планировал создать национальную мотивацию к борьбе против агрессора, притом, что американцы в своем большинстве воевать не хотели, то после нападения мгновенно возникла всеобщая готовность американцев к войне. Однако Рузвельт находился в более благоприятном положении, так как армия США после удара японцев не отступала по своей территории на 40-50 км в день, теряя города, склады, вооружения, в обстановке хаоса и утраты управления войсками, как это происходило весь июнь и июль 1941 г., с армией СССР.

Надо полагать, что планировать некоторое отступление с целью изучения противника, создания мотивации у народа и армии для беспощадной и бескомпромиссной борьбы с врагом, советское руководство подвигала и хорошо осознаваемая неготовность войск к быстрому разгрому немецко-фашистской армии.

Потому и мог возникнуть предполагаемый план избежать затяжной обороны, которая однажды себя не оправдала, организованно несколько отступить, чтобы войска и население настроились к борьбе, осознав угрозу поражения и порабощения.

Никто, возможно, не представлял себе реализации всех деталей такого плана. Во всяком случае, о подобном планировании ничего неизвестно, что при закрытости наших военных архивов аргументом не является.

Однако, каким бы тяжелым ни был 1941 г., есть основания предполагать, что его вероятными причинами могли быть те же причины, что породили и трагедию 1917 года.

Если считать существование вышеприведенного плана вероятным, то его результаты были достигнуты. Государство и народ осознали смертельную опасность для своего существования и никакие жертвы и лишения не могли впоследствии сдержать героический порыв армии вплоть до полной и окончательной победы над врагом.