«Страшная» пропаганда и «честная» журналистика

Как сообщалось, 7 июня Президент России Владимир Путин посетил штаб-квартиру международного информационного агентства «Россия сегодня», поздравил с 75-летием агентства журналистский коллектив, а также выступил на международном медиафоруме «Новая эпоха журналистики: прощание с мейнстримом».  

Владимир Путин, в частности, отметил: «В ходе форума вы уже говорили и о том, что такое журналистика сегодня, а она мало чем отличается от того, что было вчера, а по сути – это поиск правды. В современном мире, когда так бурно развиваются информационные технологии, всё равно остаётся самым главным – это информационная добросовестность и правда, о которой я уже говорил, объективность информации. Вот что самое главное».

«И, конечно, важно для представителей власти во всех странах мира обеспечить свободу распространения информации. Считаю, что многие из сидящих здесь в зале со мной согласятся, что не может быть ситуации, когда если каким-то властям какая-то информация нравится, её следует защищать и говорить о свободе распространения информации, о свободе прессы, а когда что-то не нравится – тут же обзывать эту информацию пропагандой кого бы то ни было, которая обслуживает какие-то политические группы либо интересы конкретных государств. Информация должна быть объективной со всех точек зрения и не подвергаться никаким репрессивным действиям с целью её корректировки», - призвал Глава Российского государства.

О призыве Президента рассуждает в интервью «Русской народной линии» доктор философских наук, профессор МГУ, заместитель главного редактора журнала «Трибуна русской мысли» Валерий Николаевич Расторгуев:

С призывом Президента я, конечно, полностью солидарен: я тоже за чеcтную журналистику, да и с журналистами у меня с молодости всегда были прекрасные отношения. Среди них большая часть – люди и абсолютно честные, и умные, и (по этой, видимо, причине) не богатые. Но одно дело – журналисты, и совсем другое – журналистика. А у нее своя логика, своя история, свои хозяева и свои способы выживать…

Но начну все же с более важного, по-моему, вопроса – с отношения к пропаганде, о которой столь неодобрительно высказался Президент. Попробую взять на себя в этом случае роль адвоката пропаганды. Наши граждане имеют, по-моему, совершенно искаженное и заведомо ложное представление об этом тонком предмете. Это относится ко всем социальным и профессиональным группам, включая сюда и тех, кто рулит государством или массмедиа. Не удивительно, что даже люди, прекрасно понимающие подлинную роль пропаганды и знающие многое о ее возможностях, публично употребляют это слова только в негативном плане. Да, они сами понимают подлинную ценность и роль пропаганды, но либо по каким-то причинам «стесняются» называть вещи своими именами, либо исходят из простой логики: всех не переспоришь, плетью обуха не перешибешь: если сам народ считает пропаганду пакостью, пусть так и будет...

Так что же произошло со словом и с нами? Для начала попробуем разобраться с тем, отчего это понятие воспринимается в современной России чуть ли не как ругательство или оскорбление, когда это произошло и почему столь искаженное представление стало у нас нормой? На этой теме стоит остановиться, если уж и Президент повторил за всеми, что не следует «обзывать информацию пропагандой, которая обслуживает какие-то политические группы либо интересы конкретных государств».

Честно говоря, я не очень понимаю, что плохого в том, что медиа-структуры, те же электронные или печатные СМИ, отражают и защищают интересы своего государства. По-моему, было бы скверно, если бы СМИ вели безнаказанно антигосударственную политику, а еще хуже – если бы они были просто наняты другим государством и выполняли в собственной стране роль пятой колонны. Не понимаю и другого: почему пропаганда – это плохо всегда и по определению. Само слово «пропаганда» означает всего-навсего открытое распространение идей, которые, по мнению тех, кто их распространяет, должны стать убеждениями миллионов. Что плохого в убеждениях, которые сплачивают людей? Пропаганда отличается от других способов манипулирования массовым сознанием только одним: она не прячет те идеи, которые желает привить обществу, не делает этого незаметно, исподтишка, как поступает, к примеру, реклама пива, крепкого алкоголя или борделей. При этом многие уверены, что пропагандировать, как и рекламировать, можно все, что угодно. Но это не совсем так. Чтобы увидеть различия в понятиях, задумайтесь над тем, почему мы можем легко говорить, к примеру, о пропаганде здорового образа жизни, но язык не позволит говорить о пропаганде алкоголя или тех же борделей. Здесь язык сам поправляет: «реклама алкоголя», а это явно не то же самое, что пропаганда…

Почему же все сразу изменяется, когда речь заходит не о пропаганде здорового образа жизни, а о политике, о политической пропаганде, причем именно применительно к российской политике и к российской пропаганде? Не сложно заметить, что за последние годы само отношение к пропаганде и рекламе диаметрально поменялось. Старшие поколения хорошо помнят, что о рекламе если и говорили, то стыдливо. Все понимали, что она граничит с мошенничеством: людей заставляют покупать именно то, без чего они могли бы обойтись – иначе кому нужна реклама? При этом стоимость столь назойливой и липкой технологии одурачивания так велика, что повышает цену всех продуктов, иногда на порядок, и вымывает с рынка добротные вещи и продукты, производители которых не могут подкупить СМИ… Еще критичнее тогда относились и к политической рекламе, поскольку политиков тоже рекламируют, как сосиски, в которых уже давно отсутствует натуральное мясо… Теперь у нас все иначе: политическая реклама звучит гордо, сегодня нет недостатка в желающих освоить эту специальность, как нет недостатка и в желающих профессионально заниматься этой весьма прибыльной деятельностью. А пропаганды как специализации вообще не существует, будто ее и в природе нет. А может быть, ее и впрямь уже нет? Негативное отношение к пропаганде в политике объясняется множеством причин. Назову основные.

Причина первая: старшие поколения на закате советской власти до такой степени «пресытились» пропагандой советского или коммунистического типа, а точнее, псевдо-советского и псевдо-коммунистического, что у них (у нас) пропаганда стала синонимом откровенной лжи, если ложь может быть откровенной. Дело в том, что основные пропагандисты были, как бы это помягче сказать … двурушниками, а то и просто изменниками. Одни вообще ни во что не верили, но цепко держались за власть, используя старый пропагандистский арсенал (построение справедливого общества, социальное равенство…). И у них это получалось, поскольку откровенного и дикого социального расслоения, которое стало нормой сегодня, тогда, естественно, не было и не могло быть, а потому многие люди хотя бы отчасти, но верили в справедливость, ибо встречали ее в жизни. Изменил, к примеру, муж-партиец – иди в партком, уж там научат верности. Даже миллионеры (те же воры, но тогда рублевые), и те были подпольными: они за деньги не могли купить не то что власть, но даже машину. Приходилось скупать тайно выигрышные билеты… Чем не справедливость? Другие «вожди» разного калибра уже тогда вовсю готовились к разворовыванию страны (приватизации), чтобы разом распродать все, что можно, хотя бы за грош, но свой. Третьи просто перешли на службу к тем, кто хорошо знал, что нужно сделать с СССР и ее населением. Но даже эту популяцию после распада страны уже никак нельзя назвать изменниками, поскольку сам мир изменился до неузнаваемости: новые границы, разделившие русский народ, да и все народы великой страны, раздели на составные части и общую совесть, и еще недавно общую историческую память.

Причина вторая: после разгрома СССР пропаганда четко ассоциируется с политической ангажированностью, а большинство россиян считают – и, увы, небезосновательно – эту открытую зависимость от политических идеологий или программ делом постыдным. Но парадокс заключается в том, что больше всех «стыдятся» пропаганды и краснеют, как невинные девицы, когда кто-то говорит о пропаганде, люди насквозь продажные. Их-то действительно трудно упрекнуть в том, что их деятельность, а правильнее сказать, политический бизнес, имеет хоть какое-то отношение к каким-то нравственным нормам, великим целям или идеалам. Они служат только одному – Ее Величеству сальной денежке, на которую можно купить все, в том числе власть и любовь, чтобы потом перепродать и то, и другое при колебании курса. Ну кто же будет публично об этой своей подлинной страсти кричать? Нет, они будут считать самым страшным грехом поведение тех, кто зафрактован, то есть верен чему-то или кому-то, кроме денег.

Причина третья: слово «пропаганда» приобрело явно выраженный негативный оттенок в процессе чудовищной по масштабам, по активности и ресурсам антисоветской пропаганды, переходившей все мыслимые границы. Российские, а точнее постсоветские либералы (не путать с либералами в других странах, где либерализм не только не предполагает ненависть к своей родине, но чаще всего хорошо сочетается с патриотизмом), не брезговали очернением всей истории России, посягая и на святое – в частности, на память о Великой Отечественной войне. При этом использовалось два «постыдных термина». Первый – «совок» по отношению к людям, отвоевавшим мир от коричневой чумы, а второй – «пропаганда». Это клеймо приклеивалось ко всему, что было связано с прошлой эпохой и русской национальной историей. Поэтому слово «пропаганда» засело у многих жертв подобной «антипропаганды» в ту часть головы, где пребывают сугубо негативные эмоции.

Мы просто забыли, что слово «пропаганда» иногда, и чаще всего, может и должно звучать гордо. В странах традиционной, а точнее, дряхлой демократии, как это не покажется странным, само выражение «политическая ангажированность» – вовсе не ругательство, а завоевание, предмет особой гордости. На Западе никто не стыдится своей «зафрахтованности». Напротив, даже известные мыслители и публицисты заявляют о ней гордо и открыто. Поэтому выскажу свое мнение, которое покажется многим крамольным: сам факт всеобщего осуждения пропаганды не лучшим образом характеризует политическую атмосферу в нашей стране. В условиях реально существующей многопартийной системы пропаганда – это не только норма, но и политическое завоевание огромной значимости. Причина проста: там, где существует устойчивая демократия – пусть и одряхлевшая, подзабывшая многое из своей молодости и все чаще путающая понятия, сохраняется главное – привычная и неизбежная сменяемость власти без социальных потрясений и бунтов. А там, где поддерживается реальная и жесткая конкуренция партий, хотя бы двух, пропаганда превращается из кликушества в язык живой политики, на котором ссорятся и мирятся, угрожают и подкупают...

Не так давно я давал интервью одному очень уважаемому информагентству («Новый день»). Меня спросили о том, как я отношусь к так называемой «кремлевской пропаганде». Я ответил, что не знаю, как ответить, поскольку новая кремлевская пропаганда слишком юна и стыдлива, она только еще учится говорить открыто. До недавнего времени страшно было и подумать, что государство возьмет и скажет во всеуслышание, что его главная задача – не соцзащита нуждающихся в помощи, а защита богатых от бедных и нищих, не военное и экономическое развитие, а удушение собственной экономики и армии. Да, сегодня не все так безнадежно. Из небытия возрождаются главные союзники России – армия и флот, в том числе космический. Глядишь, и до социальных гарантий дойдет (когда деньги появятся). Если лгать не надо, то и молчать будет незачем. С этого момента постепенно, шаг за шагом и будет изменяться отношение к государственной пропаганде.

И еще один фактор, о котором полезно вспомнить особенно сегодня, перед выборами: без сменяемости власти политика безъязыка, а сама пропаганда вырождается в монолог тех, кто оседлал власть. И действительно – каким образом без настойчивой и открытой пропаганды представители различных политических сил донесут до своих последователей и до всех избирателей свои цели и обязательства, которые они готовы взять на себя «в обмен» за голоса? Тот факт, что у нас пока нет опыта передачи власти из рук проигравшей партии в руки победившей, извращает функции не только государственной пропаганды, но и пропаганды конкурентов, которая в этом случае все чаще напоминает безответственное словоблудие. Объяснение элементарное: легко обещать избирателям что угодно – хоть рай на земле, если у тебя нет шанса взять на себя всю полноту ответственности. Да и опыта партийной ответственности за исполнение обещаний тоже нет ни у кого… В какой-то степени наша нынешняя модель отражает реальное состояние и уровень политической культуры в РФ. Весьма средний уровень.

Что же мешает сломать эту модель? Многое. И мешать будет долго, если мы не хотим ещё большей беды, чем низкая политкультура общества. Ломать – не строить. И главное препятствие – невероятные политические и социальные риски масштабных перемен.

Во-первых, не любой западный опыт приживется на нашей ниве, а во-вторых, вряд ли вообще следует приживлять те модели, которые специально разработаны для стран «второго сорта» с целью ослабить их потенциал. Помню, как Буш младший в бытность свою лидером США при встрече с президентом РФ посоветовал ему взять за образец «опыт демократизации» поверженного Ирака и очень удивился за вежливый отказ… Не все знают, что многие ведущие западные политологи, к мнению которых прислуживаются руководители ведущих стран, считают, что в странах-аутсайдерах, где только лишь приживаются ростки западной демократии, полезно начать с «жесткой руки» и «твердой власти». Если этот тезис может вызвать сомнение, поскольку они хотели бы, понятно, чтобы эта «переходная власть» была управляемой извне и послушной, то другой не менее важный их тезис я полностью разделяю: чем быстрее граждане стран, идущих по пути демократизации по западному образцу, избавятся от иллюзий, тем лучше. А самая опасная из иллюзий такого рода – чрезмерная вера в «безгрешную демократию». Объяснение простое: когда люди увидят на своей родине изнанку западной демократии – политиканство, продажность, двойные стандарты и прочие неустранимые особенности демократических форм правления, они не поверят ни в какую госпропаганду. В результате они могут стать жертвами идеологии радикализма, в том числе откровенно нацистского толка, и отбросить любую демократию как заведомую ложь.

Кроме того, именно слепая вера в демократию стирает тонкую грань между свободами и вседозволенностью, государственным строительством и разрушением основ государства, между несовершенной, но законной властью и беззаконием, Майданом, между социальным миром, пусть даже не справедливым, и гражданской войной, большой кровью, межнациональной рознью… По этой причине, полагаю, и идет процесс заметной «приморозки демократии» в нашей стране. Никто, уверен, из граждан России не хотел бы, чтобы мы повторили судьбу Украины. Никто, за исключением разве что тех, кто уже давно обосновался с семействами подальше от наших границ или мечтает это сделать. Поэтому я за честный взгляд на пропаганду – кремлевскую и антикремлевскую. В любом случае она нужна, как нужна аналитика – и та, которая обслуживает власть, причем лучше, чем открытая пропаганда, и та, которая сеет сомнение в дееспособности существующей власти, в верности политического курса. Одно другому не мешает. Напротив, речь идет о взаимодополнении разнонаправленных тенденций. Понять это трудно, а принять еще труднее. Этот опыт накапливается долго, многими десятилетиями.

Назову и еще одну, также сугубо российскую причину негативного отношения к государственной пропаганде: конституция не велит ею серьезно заниматься. Именно она, ельцинская конституция прямо запрещает нашему государству иметь свою идеологию, то есть систему идей, где определены общие цели, что резко ограничивает возможности стратегического планирования и полностью обесценивает государственную пропаганду. Понятно, что здесь много заведомой лжи. Запретить политическую идеологию никакая конституция не может. Да никто и не собирается этого делать в стране, которая демонтирует завоевания социализма и развивается по пути рыночного фундаментализма, но … все почему-то помалкивают об этом.

И в заключении вновь о кремлевской пропаганде. Мне в интервью, о котором уже говорил, задали вопрос – в чем же должна заключаться кремлевская пропаганда, от кого она должна исходить, где она кончается и где начинается? Ответил следующим образом: я и сам хотел бы знать, что такое кремлевская пропаганда и где она начинается, поскольку пропаганда – это не слова, а четко заявленные установки, ясное видение будущего на длительную перспективу. Уверен, именно этого видения и не достает Кремлю, да еще как! Впрочем, этого не достает не только властям, но и их конкурентам – парламентским партиям и проболотным лидерам. И речь идет вовсе не о дефиците идей. Идей – умных и безумных, а также взаимоисключающих точек зрения так много, как кочек на болоте. Но твердой дороги, по которой за тобой могли бы пойти, ни у кого нет – ни у партий, ни у лидеров. По моим наблюдениям, на двух кремлевских политиков приходится два разных мнения о том, какую страну мы строим. На трех – уже три точки, и ни одной общей, неизменной и ясной. Причем через неделю мнения у них могут измениться кардинально, и за последние годы установки эти менялись не единожды… А без ясности, без устойчивости, без отработанной стратегии это уже и не пропаганда вовсе, а набор слов и мнений. Не честный рассказ о намерениях и не политическая позиция, а так сказать, диспозиция, то есть временное расположения сил на месте стоянки.

Пропаганда – это рассказ о том завтра, в которое хочется верить, это те цели, которые соответствуют интересам большинства и которые можно осуществить, собрав в кулак волю и ресурсы. Конечно, для того, чтобы мы поверили «рассказчику», он должен быть, как минимум, искусен в агитации и желательно искренен. Поэтому пропаганда – это еще и большое искусство, причем востребованное и жизненно необходимое. Искусства этого и искусных мастеров нам явно недостает. И я, и вы, и каждый гражданин – все мы хотели бы, чтобы власти предержащие открыто и честно поделились с нами своими планами, видением общего будущего, и чтобы их видение было для нас – для масс – хотя бы приемлемым и не лишком опасным. Такой рассказ отличается от прочих рассказов тем, что «рассказчики» стараются не просто убедить публику в реальности этого будущего, а еще и объединить людей, у каждого из которых свои интересы, помочь им обрести общие цели. Если именно так понимать пропаганду, то что же здесь позорного или постыдного? Да, этот рассказ нельзя брать на веру, но брать за основу общественного договора – можно! Пропаганда-рассказ может быть более или менее правдоподобна, поскольку никому не дано знать наверняка, что всех нас ждет даже в ближайшем будущем, завтра. Но такова природа политического знания, что ни на гран не снижает его ценность. Более того, само стремление пропагандистов снизить порог критического отношения к пропаганде в этом плане вполне оправдано.

Ну, а в заключение несколько слов о «правдивой журналистике». Не уверен, что она правит бал. Более того, уверен в обратном. Я понял суть работы СМИ в нашей стране, когда включился в политическую работу, став сенатором. Ты сам присутствуешь, к примеру, на заседании, где решаются чрезвычайно важные для страны вопросы. А потом приходишь вечером домой, включаешь новостную программу, где демонстрируют обработанную трансляцию нашего мероприятия. И что же? В реальной дискуссии участвовали вполне разумные люди, выступали с адекватными речами. Да, промелькнуло только два не вполне грамотных человека, чье мнение никак не повлияло на характер дискуссии. А что же я вижу на экране? Оказывается, именно эти двое и были организаторами всей дискуссии. Более того, именно они произнесли ключевые мысли, а все остальные занимались только тем, что их обсуждали. Для меня такое огульное искажение вначале было открытием – я пытался понять, что происходит. А потом осознал, что речь идет всего-навсего о вымогательстве и о расценках: любое правильное озвучивание речи умного и дальновидного политика становится его капиталом, основой успеха его будущей предвыборной кампании. Но капиталом надо делиться! С кем? С «честной журналистикой». За определенную мзду они действительно расскажут правду…

Да, почти любая позитивная и объективная информация в СМИ оплачивается открыто или тайно. Но куда дороже стоит негативная информация, которая может стать основанием для, так сказать, диффамации, как называют распространение сведений, порочащих кого-нибудь человека или организации. Помню случай, когда ко мне в приемную (я был сенатором) позвонили из одной центральной газеты с деловым предложением: за восторженное освещение моей деятельности они возьмут одну сумму, за нейтральную, но объективную – другую, поскромнее, а если не соглашусь, то бесплатно обольют грязью. Надо сказать, что телефон был «на прослушке», и компетентные органы долго меня уговаривали подать иск на «честных журналистов» - и им будет урок, может быть и срок, да и для избирателей будет повод вспомнить о своем избраннике. Я отказался: не хотелось купаться в грязи. Но предложений подобного рода больше не получал…