Уже 71 год как окончилась Великая Отечественная война, а только в прошлом году, стоя на Красной площади и видя поток «Бессмертного полка», который обтекал нашу трибуну, я понял, что лишь сейчас дорастаю до понимания, что такое эта война для всех нас.
Вспоминаю, как несколько лет назад 9 мая мы с 13-летним сыном и 11-летней дочерью шли по парку Горького. Мои дети раздавали алые гвоздики встречным ветеранам. Я был потрясен и обрадован, увидев, как сын мой, вручая цветы, поцеловал руку ветерана. Никто не подталкивал его к этому.
Это было генетическое понимание того, что эти люди сделали для всех нас. Это было проявление сердечной благодарности, любви, врожденного патриотизма. Уверен, что осознание бесценности подвига наших ветеранов будет с годами только возрастать. Жаль, что будут уходить люди, выигравшие эту войну. Каждый из них бесценен для нас. Те, кто еще остались в живых, видят, с каким уважением к ним относится вся страна.
Жаль, что фильмы о той войне становятся всё беспомощнее, превращаясь в доходный промысел. Беспомощная драматургия, посредственная режиссура, бутафорские декорации, плохо пошитые костюмы, лживая игра актеров. И всё это приправлено неправдоподобными эффектами компьютерной графики.
Всё выглядит достаточно печально. Мне трудно назвать фильмы о войне последних лет, которые выдерживали бы конкуренцию с фильмами, ставшими нашей и мировой киноклассикой. Почему остались в памяти шедевры Бондарчука, Чухрая, Ростоцкого, Озерова и других замечательных режиссеров?
Да потому, что они сами были участниками войны, и потому, что были живы многие другие — главные судьи их фильмов, перед которыми невозможно было солгать.
Я родился через год после окончания войны, и фильм «Иваново детство» был создан на 14-м году моей жизни, но я помню, с каким отношением все мы работали, и как для всех нас создателей фильма (для режиссера Тарковского, для оператора Юсова, для меня) было важно прикоснуться к этой теме. Как мы все горели, пытались сделать честный, правдивый фильм с полным самоотвержением и одолением всех трудностей, прозябая в холодном болоте и в водах осеннего Днепра.
Новая режиссерская поросль не знает войны, пытается вписаться в американизированный кинопоток, мечтая приглянуться российскому кинопрокату, ставшему отделением американского. Лезут из кожи вон, подражая голливудским блокбастерам… И в результате, как правило, получается ложь и экранная бутафория. Печально!
Хочется верить, что детская болезнь кинолевизны пройдет и еще появятся режиссеры, душою понимающие, что такое Отечественная война, и появятся фильмы не для кассы, а для сердца человеческого. Лермонтов говорил: «Есть чувство правды в сердце человека». Есть это чувство правды в моих детях, которые припадают к руке ветерана.
Это — то самое, генетическое, божественное чувство правды.
Верю, что такие режиссеры, такие фильмы могут появиться. Только для этого государство должно переориентироваться с кинематографа «рыночного», с «доходного промысла» — на киноискусство. Один высокопоставленный «культурный чиновник» говорил мне: «А кто теперь будет смотреть вашего Тарковского, когда уже практически все кинотеатры стали частными, построенными на западные деньги, и обслуживают Америку?».
Конечно, мы не можем запретить всем проамериканским фирмам делать свое деструктивное дело — растлевать наш народ, понижать его духовный уровень. Но мы должны строить новые государственные кинотеатры, благо уже этот процесс обещали начать — для начала построить 500 кинотеатров в малых городах России. Но только что будут показывать эти кинотеатры — очень важный вопрос.
Надо возвращаться к более серьезному государственному финансированию кинопроцесса, к государственным заказам со стопроцентным финансированием. Относиться к кино надо серьезно, потому что экран — это духовное, стратегическое оружие государства. Пора это понять и уходить от ошибок, которые понаделали прежние руководители культуры, говорившие на коллегии министерства: «Культуру надо подвинуть на панель». Им это удалось. Сейчас наша задача — возвращать культуру с «панели».
При тех же поборниках «культурной революции» был подписан указ об акционировании и приватизации кинематографа, уничтожены центральные киностудии страны. Киностудии детских и юношеских фильмов не существует, ее павильоны сдаются под примитивные телевизионные ток-шоу. Уничтожена Киностудия документальных фильмов — летописная кузница государства.
Держится «Мосфильм», но только на оказании услуг. Как-то я признался своему однокашнику по ВГИКу Карену Шахназарову, что для меня «Мосфильм» стал чужим. Он мне ответил: «Я тебя понимаю». Как хочется, чтобы всё вновь стало родным. А это значит — надо менять, переформатировать отношение государства к вопросам не только кинематографа, но и культуры вообще.
Великая Отечественная — священная война. Она была именно такой — когда проснулась генетическая память народа, который никто не мог победить, никто: ни хан Мамай, ни Наполеон, ни Гитлер... Никто.
Ее могли развалить изнутри, подписав в Беловежской пуще приговор на троих. По-быстрому развалили то, что веками, по крупицам собирали наши предки: Сергий Радонежский, Дмитрий Донской, Богдан Хмельницкий. Всё было предано и продано. И с тем, что они наделали, нам еще долго предстоит разбираться.
Да, война была священная. Когда враг у порога, просыпается народная память. Я это понял, когда был в 1999 году в блокадной Югославии. Я видел, как под ракетами НАТО сотни тысяч людей выходили на площади Белграда. Одухотворенные лица, никаких дроблений, делений на партии, потому что враг уже пришел к ним и они все стали единым целым. Там я понял, что, когда возникнет угроза нашим очагам, и мы в России станем единым целым.
Николай Петрович Бурляев, народный артист России, член президиума Общественного совета Министерства культуры РФ, Патриаршего совета по культуре, правления Союза кинематографистов России, президент международного театрального форума «Золотой витязь»
Впервые опубликовано в газете «Известия»
