Мы видим глубину ужаса учеников перед возможностью предательства ими своего любимого Учителя. Даже самый близкий ко Господу человек не лишен этой страшной, Богом дарованной ему свободы. Мы присутствуем на Тайной Вечери, где Христос Своею Кровью заключает Новый Завет с родом человеческим. И мы слышим слова апостола Петра: «Если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь» (Мф. 26, 33). Он верит в это, он любит своего Господа. В духовно напряженные моменты нашей жизни мы даем обещание Богу, что будем Ему верны, что наше мужество не поколеблется и ничто не сможет нас сломить. Мы как бы устремлены ко Господу, но на самом деле ослеплены верой в свои собственные силы. И в этом ослеплении не видим Господа, Который горестно смотрит на нас. Потому что решимость наша исходит не из благодатного, Богом данного предведения. Ни один человек не может предсказать, как он будет вести себя, когда его поставят лицом к стенке. Мы более всего уповаем на свое благородство, на свою верность, и желаемое принимаем за действительное. Если мы не понимаем самих себя, своей ограниченности, своих ложных претензий быть всегда непоколебимо верными Христу, как сможем мы постигнуть пути Господни, которые Он открывает для нашего спасения?
Церковь ведет нас Великим постом к Страстной седмице, к Тайной Вечери. Мы готовимся к ней каждым нашим причастием. И когда наступит Великий Четверг, мы должны будем приобщиться нашими сокровенными глубинами истине Христовой, которую невозможно выразить словом. Но это то, что Господь предлагает каждому из нас. Он зовет лично каждого из нас на брачный пир Царства, Он — в Сионской горнице, где эта Вечеря совершается. Он есть дверь, открывающая Царство. «Аз есмь дверь, — говорит Он, — Мною аще кто внидет спасется» (Ин. 10, 9). И Он — Слуга, умывающий ноги входящим на Тайную Вечерю. И Он — Первосвященник, приносящий пасхальную жертву. И Он — Агнец, закалаемый за нас, Жертва, приносимая ради нашего спасения.
Это невозможно узнать ни из каких книг, ни из каких описаний, ни даже из Евангелия. Это возможно узнать только принятием Его зова, став причастником Тайной Вечери и причастником Креста Христова, потому что одно неотделимо от другого. И мы знаем, что Тот, Кто выводит Своих учеников из Сионской горницы снова во тьму мира, из которого они пришли, пребудет с ними и будет страдать за них. Он не оставляет нас, когда снова и снова мы забываем о своих обещаниях верности и обращаемся в бегство, как только угрожает нам опасность, когда снова мы предаем Его, пусть не отречением от веры, но своими грехами. И что мы можем сделать в этот момент, если не заплакать, подобно тому как заплакал Петр при пении петуха, и обернуться назад, навстречу любящему взгляду Господа, помня, что дверь покаяния, дверь в Сионскую горницу всегда открыта для нас, и Он ждет нашего возвращения.
Но мы должны также помнить, какой ценой открывается эта дверь. Никто из нас, на самом деле, не может приблизиться к Тайной Вечери. Точно так же, как никто из нас не может приблизиться к глубинам ужаса Гефсимании. Никто не может постигнуть страшную войну, которую ведет Господь, чтобы воля человеческая соединилась с волей Божественной.
Самое поразительное — то, что Христос был предан другом. Христос напоминает Иуде, когда тот приводит толпу с мечами и кольями, что Он избрал его как друга. Даже в момент предательства Он зовет Иуду вернуться к дружбе. Мы тоже избраны Христом быть Его друзьями, потому что быть крещеным человеком, быть христианином — это значит вступить в дружбу со Христом. Не от нас зависит стать Его друзьями, Он первым избрал нас. Он открыл нам то, что не может постигнуть никакой ум, даже самого великого человека. Он предлагает нам дружбу, на которую мы должны ответить. И мы должны ответить себе, как мы поступаем с этой дружбой. Как мы участвуем в том, что происходит в Гефсимании и на Голгофе, когда перед нами предстает Бог, взятый и связанный. Когда человечество восстало на Бога, и, кажется, близко уже к полной победе над Ним. Мы должны увидеть не только то, что происходит с Иудой, но что происходит с Петром. Когда Господь являет Свое предельное единение со всеми людьми, самые близкие люди оставляют Его. И мы не исключены из этого предательства. То, что совершается у Креста — это сатанинское торжество, — в это я тоже включен каждым своим грехом.
Что страшнее, где более явственно действует сатана — там, где предательство Иуды, или там, где первосвященники, старцы, давние враги Христовы обращают сердце народа — того народа, который так любил Христа, — против Господа? Диавольская насмешка во всем, даже в этом имени «Варавва», которое переводится как «сын отца». Этот убийца получает оправдание, в то время как Сын Отца Небесного приговаривается к смерти. И в том жесте Пилата, который знает, что поступает несправедливо, и думает, что он может умыть руки от крови Праведника сего пустотой, заполненной церемонией. И в тех толпах народа, которые, забыв мгновенно о всех чудесах Христовых, о милосердии Божием, полагают в безумии своем, что они могут принять всю полноту ответственности за происходящее на себя и на будущие нерожденные поколения: «Кровь Его, — говорят они, — на нас и на детях наших» (Мф. 27, 25). Никто не сознает, что только во власти Божией, в Его руках — выносить суд и даровать прощение, и что Господь, принимая в молчании их жестокий приговор, приносит Свою Кровь как искупление за всех.
Наконец мы видим, как Царь царей, одетый в одежду поругания, избитый, осмеянный, оклеветанный, заплеванный этой толпой, истерзанный до полусмерти, принимает издевательские почести, когда пред Ним преклоняют колена и венчают Его венцом — не просто каким-то шутовским венцом из соломы, а из терний, чтобы причинить Ему как можно больше страданий.
И вот Господь на Кресте. Не только первосвященники, не только народ, который ходит вокруг Креста Его, но и разбойники, вместе с Ним распятые, поносят Его. За то зло, которое они сотворили, Господь был предан предельному поруганию — как самый бесчестный из людей. Оттого что Он взял на Себя наши грехи, Он стал «клятвою за нас» (Гал. 3, 13).
«От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого» (Мф. 27, 45). Мы видим, среди какого мрака был наш Господь, среди каких оскорблений и ран, наносимых Ему людьми. Рождество Спасителя было возвещено необыкновенным светом. В мир явился Тот, Кто есть Свет мира, как Он Сам о Себе говорит. А теперь эта поразительная страшная тьма! Казалось бы, это должно было заградить уста всех нечестивцев и богохульников, которые продолжали поносить Христа, когда Он висел на Кресте. Но подобно фараону, сердце которого только больше ожесточалось, когда он видел десницу Божию, простертую над богоизбранным народом, — все больше предают они свои души сатане.
Эти три часа, начинающиеся с шестого часа, — можно сказать, те самые три шестерки, потому что в каждом часе — тьма шестого часа. «Иже в шестый день же и час, — каждый день произносим мы эту молитву Великим постом, — на Кресте пригвождей в раи дерзновенный Адамов грех и согрешений наших рукописание раздери, Христе Боже, и спаси нас». Три часа вмещают всю тьму.
Мы видим противостояние Христа силам тьмы. Он сражается с врагами Божиими там, где тьма, то есть на их территории. Кажется, они могли бы воспользоваться всеми преимуществами, которые дает им эта тьма, и Господь дает возможность этому быть. Он позволяет злу действовать в самых благоприятных для него условиях. Наступает предельная тьма. И Господь попирает ее. Он становится Победителем среди этого мрака, чтобы мы поняли, как велико может быть зло, и не страшились никакого его временного торжества в мире.
Господь лишен всякого утешения. Эта тьма показывает, какая тяжесть человеческих грехов облекает Его душу. Бог повелевает солнцу Своему светить на злых и на добрых, на праведных и на нечестивых (Мф. 5, 45). А Спаситель наш — в час, когда Он становится грехом за нас, — лишается даже света солнца. Кажется, сама земля отрекается от своего Творца и не дает Ему даже капли холодной воды, и небо не дает Ему даже луча света. Чтобы избавить нас от тьмы, Господь в глубине Своих Крестных страданий Сам проходит среди тьмы и не имеет света.
В течение трех часов, пока длится эта тьма, Господь не произносит ни единого слова. В этом Божественном молчании — суд над всем, что произошло и будет происходить в истории человечества. Над всеми судьбами человеческими, от рождения до смерти. И это то, перед чем мы предстанем на Последнем Суде. Никогда не было таких трех часов с того дня, как Бог сотворил человека, никогда не было события, исполненного подобного ужаса и мрака.
После этого трехчасового Божественного молчания, в девятом часу Господь «гласом велиим возопи: Или, Или, лима савахфани?» (Мф. 27, 46). Это слова из псалма: «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты оставил Меня?» (Пс. 21, 2) Весь духовный путь человечества — в этой Его молитве, этой молитвой души всех устремлены к Его Крестному часу. Чтобы мы знали — какая бы тьма ни была на земле, пусть уже торжество самого антихриста, — с нами Бог. Чтобы мы ничего не испугались. Потому что Он — Свет, в Котором нет никакой тьмы, — находится среди тьмы, в которой нет никакого света.
«Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» Это исходит из уст нашего Господа — Того, Кто является Сыном Возлюбленным, Того, в Ком всегда Отчее благоволение, Того, Кто знает, что Отец любит Его, и любит Его потому, что Он жизнь Свою полагает за овцы. И эта любовь присутствует в самой предельной полноте света среди оставленности Его, среди всех Его страданий. Никогда не было такого страдания, как в этом восклицании Господа, поэтому и земля сотряслась, и скалы расселись, и все творение Божие услышало то, что происходит с нашим Господом. Господь приобщается той тьме, тому мраку, который есть в каждом человеке, и который должен бы раскрыться в полноте в каждом человеке и во всем роде человеческом, если бы не эти Его страдания. Этот мрак называется отделением от Бога. И число шесть, которое есть число совершенного творения, раскрывается здесь бесконечным мраком, потому что оно уже не соединено с Богом седьмым днем. Этот мрак побеждается Крестными Страданиями Спасителя, Его приобщением всему нашему мраку.
Будем всегда размышлять об этой тайне, кто сколько может вместить. Мы не можем постигнуть, как Бог мог утратить осознание Своего Божества, как Сын Единородный мог лишиться вечного единения со Своим Небесным Отцом, но можем только с ужасом постигать, что значит Его вольное принятие предельного крушения, и неизбежное последствие этого — смерть. Божественное истощание Христово, когда Он пришел в мир в Своем Рождестве, достигает полноты в Его приобщении нашей смерти. Он один из всего человечества остается верным Богу. Он берет на Себя нашу неверность и умирает, подобно нам, от потери Бога. Мы все умираем, каждый человек, только по этой причине — оттого что мы теряем Бога в своей жизни.
Теперь Господь приобщается всему нашему мраку, и Своим сошествием во ад, принятием на Себя его совершенной обезбоженности, Он разрушает его. И мы будем петь в Пасху: «Смертию смерть поправ». Его Пасхальная жертва становится новой Пасхой, переходом от смерти к жизни. Но прежде чем вступить в светоносное Воскресение, каждый из нас должен будет войти в Великую Пятницу через свою собственную смерть, чтобы узнать, что вместо победы сатаны над Богом в распятии Христовом открывается светоносная победа любви Бога к человеку, наша победа.
Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России