«Иди, и ты поступай так же», — так заканчивается известная притча о милосердном самарянине. Эти слова перекликаются с не менее известными — в которых дается определение христианина: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою», — говорит Христос (Ин. 13, 35). Иначе говоря, в обоих случаях единственное, что делает нас заслуживающими доверия, — это образ нашей любви. Из этого можно сделать, по крайней мере, два вывода. Первый — то, что эти слова — откровение. И оно не является внешним по отношению к человеческой жизни. Напротив, оно обнажает ее суть. Любовь одновременно уже присутствует в нашей жизни, но ее возможности еще должны быть раскрыты. Ибо чтобы положиться целиком на любовь других — недостаточно одного непосредственного порыва. На самом деле мы находимся еще за тридевять земель от этого таинственного явления, называемого любовью. Оно внешне по отношению к нам. Но сам смысл слова «откровение» означает, что любовь может нам открыться. В случае с милосердным самарянином, тот, кто обнажен и избит, открывает в нем сострадание. Христианское откровение есть не что иное, как откровение о возможности победоносной любви, по дару Христа присутствующей в человеке.
Второй вывод — то, что только практические дела любви могут дать нам жизнь. «Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное», — говорит Христос (Мф. 7, 21). Любовь — одновременна с верой, а не есть следствие веры. Любовь включает в себя веру в любимого человека. А вера включает в себя любовь к нему. В этом едином акте веры-любви мы представляем бесконечно больше, чем просто самих себя. Христос возвещает нам эту невероятную тайну: делая добро во имя Его, христиане являют Его присутствие в мире. Почему? Потому что Он Сам, посланный Отцом, являет присутствие Отца — так что всякий, кто принимает Сына, принимает Отца. Кто не узнает в распростертом у дороги полумертвом человеке образ Самого Христа?
Жизнь полна подобных ситуаций. «Откройте мне дверь, ради Бога!» — этот путник, выбившийся из сил, или просто человек, пребывающий в предельном отчаянии, знает, что может тронуть наши сердца. Когда он уже не может рассчитывать на нашу доброту, Сам Бог восполнит ее. «Ради Бога!» — это значит: «Дай мне, даже если ты знаешь, что я не верну тебе». Чем особенно потрясает нас эта история — там, где как будто нет воздаяния? Тем, что если я совершаю дело любви — ради Бога, — я освобождаю другого от всякого долга, от всякой зависимости по отношению ко мне. Он должен только Богу, и ничего не должен мне. Он свободен. Потому что худшее, что мы можем сделать — и часто бессознательно — заключить другого в тюрьму нашим даром во имя признательности, которая должна непременно последовать. «В конце концов, после всего, что я сделал для тебя!» — кому не известен этот молчаливый или произнесенный вслух упрек?
Отправить долг на счет Бога, значит явить доверие Богу, и напомнить нашему должнику, что ему лучше жить под взором Бога, чем под нашим, всегда несколько узким и подозрительным. Свобода давать, ничего не ожидая! Милосердие евангельского самарянина идет до того, чтобы заранее заплатить все будущие долги. Свобода отдавать себя всем другим без исключения — это то, что Христос совершил в предельной мере, отдавая Себя в делах и словах всякому человеку, всем.
Мы любим Того, Кто нас создал и воссоздает без конца. Мы признательны Его силе, но не как промыслительному механистическому предопределению на все времена, а как постоянной, всегда непредвиденной свободе Того, Кто любит, обращаясь к свободе другого, способного воздавать и любить. Несмотря на все наши поражения, на стремление обладать, без конца отвергаемое Богом, мы будем узнаваемы всеми по нашей любви, которая знает, что есть только одна подлинная свобода — свобода чад Божиих.
Протоиерей Александр Шаргунов, настоятель храма свт. Николая в Пыжах, член Союза писателей России
