Общественная палата – не фикция, но и не прямая демократия

 

Ровно 5 лет назад я отвечал на РНЛ точно на такой же вопрос – об эффективности Общественной палаты («Мы только начинаем восстанавливать негосударственную социальную инфраструктуру»). Многое изменилось в мире и в стране за эти годы, но не моя оценка. Впрочем, об оценке чуть позже.

Начну с того, что существенно преобразился механизм ротации в Общественной палате, подбор её членов. С прошлого года в её состав входят наряду с «назначенцами» или, точнее, выдвиженцами Президента РФ (40 человек) и членами, делегированными общественными палатами субъектов РФ (83 человека), люди как бы «со стороны». В численном отношении они даже немного превосходят «назначенцев». Эту новую группу можно было бы назвать «сетевыми лидерами», поскольку их впервые открыто избирали в интернет-сетях. В какой-то степени такой механизм приоткрыл контакты власти с неправительственными сетевыми организациями. И здесь очень важно проанализировать выгоды и риски подобной открытости.

С появлением этого механизма голосовать за «своего», в том числе и за самовыдвиженца, по новой процедуре мог любой гражданин старше 18 лет по одному разу в каждой из 14 номинаций. Каждая из номинаций, замечу, действительно представляется чрезвычайно важной: здесь и социальная поддержка, и межнациональные отношения, и здравоохранение, и экология, и культура, и далее по списку ключевых тем и направлений политики. Сразу скажу, что многие комиссии и советы «по направлениям» в Общественной палате работали и работают эффективно. Говорю об этом уверенно, поскольку до сих пор слежу за работой, к примеру, Института устойчивого развития при Общественной палате. А несколько лет тесно сотрудничал с Комиссией  по вопросам сохранения культурного и духовного наследия, которой руководил митрополит Калужский и Боровский Климент. Но это всего лишь отдельные комиссии и сугубо экспертные структуры с весьма узкими полномочиями.

Но вернемся к новации по подбору кадров «через интернет». Почему-то отдельные эксперты и политики считают её наиболее демократичной процедурой и даже отождествляют с прямой демократией. Я решительно не разделяю такой оценки по многим причинам. Назову три, на мой взгляд, самоочевидные.

Причина первая: я наблюдал, как и все, кто захаживает в сеть, невероятную суету и самопиар разномастных кандидатов, которые правдой и неправдой, желая любой ценой попасть в Палату, в дикой спешке, зачастую не стесняясь в средствах, рекламировали себя и только себя. Мне почему-то это напомнило кадры из популярных фильмов об оплодотворении – гонку «живчиков», которые, как известно, занимаются чем угодно, только не дискуссиями с «коллегами». Им не до интеллектуальных игр, не до публичных споров и уж точно – не до демократии. Совершенно не ясно, кстати, куда они все, вдруг и сразу, исчезли из поля зрения сразу после подведения итогов – и аутсайдеры (а среди них были довольно яркие персонажи), и те немногие, кто долетел-таки до цели и «окуклился». И эту гонку нам предлагают называть «прямой демократией»?

Причина вторая: результаты выборов в сети, как показывает многолетний опыт, накопленный во многих странах мира, да и в России тоже, чаще всего никоим образом не совпадают с выбором самого общества. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить «сетевые рейтинги» кандидатов, участвовавших не в виртуальных, а в реальных выборах, с подлинными итогами. Сетевые активисты – это кто угодно и что угодно, но не массовый избиратель! Напомню, что в интернет-рейтингах на прошлых выборах в ГосДуму чаще всего лидировали люди и партии, оказавшиеся в самом хвосте списка и никуда не попавшие. Можно, конечно, сослаться на нечистоплотность выборщиков, но не при таком же раскладе и разрыве…

Причина третья: виртуальные политические коммуникации, и особенно сетевые, только кажутся открытыми и честными. Любой знающий человек подскажет вам сотню способов манипуляции рейтингами в этой области, причем главные пружины так и не назовет – это, извините, инсайд, тайны профессии. Не скажет и о том, что именно эти коммуникации являются едва ли не основным инструментом лоббирования, а само лоббирование – не что иное, как самый крупный и криминализированный бизнес. В нашей стране лоббирование и не разрешено, и не запрещено, законодательно не прописано, что неизбежно порождает коррупцию. Замечу, что Президент отметил на встрече с членами Общественной палаты и риски, связанные с её превращением в лоббистскую структуру.

Следует в этой связи напомнить и о процветающем околополитическом бизнесе, полностью специализирующемся на «виртуале», где вас либо раскрутят до всеобщего узнавания и признания, либо «скрутят» - только успевай платить. Кстати, по моим наблюдениям, для многих из самовыдвиженцев в Палату итоги выборов стали личным ударом и откровением, когда они поняли, наконец, что представляет собой сеть в мутной воде политизированного интернета. По этой причине я предпочитаю в таких случаях говорить не о прямой, а о виртуальной демократии – а это, согласитесь, не одно и то же.

Ну а теперь несколько тезисов об оценке эффективности, да и востребованности Общественной палаты, как обещал в начале.

Во-первых, потенциал палаты был бы на порядок выше, если бы в государстве сложилось четкое представление о том, какую политическую систему мы строим, поскольку всякая властная или экспертная структура, любые институты власти должны видеть перспективу и развиваться с учетом долгосрочных целей. Если бы такая стратегическая цель, цементирующая российское общество, была обозначена, то и статус Общественной палаты, и требования к её членам были бы совершенно иными. Как, впрочем, и требования к депутатам всех уровней, к министрам и чиновникам. Вспомните, кто только не побывал в членах Палаты – не только профессионалы или действительно толковые люди, которые составят честь любому сообществу, но и томные звезды из шоу-бизнеса, и прожженные циники из желтой прессы, и, естественно, спортсмены. Против последних, впрочем, ничего не имею, поскольку у нынешней политики действительно куда больше общего с профессиональным бизнесом на спорте, чем с демократией – прямой и далеко не прямой…

Во-вторых, Общественная палата все больше превращается в знаковую, но всего лишь стандартную экспертную площадку. А эксперты – это далеко не те же самые люди, которые принимают судьбоносные решения. Именно по этой причине Президент, общаясь с членами палаты на юбилейной встрече, завел речь о «нулевых чтениях» социально значимых законопроектов, которые, по его словам, не только нужны и важны, но и могут рассматриваться как форма прямой демократии. Вместе с тем такие чтения играют заведомо вспомогательную роль: к ним могут прислушаться, а могут и не заметить. Скажу больше, по моим многолетним наблюдениям, чтения в Общественной палате, в которых я не раз участвовал, почти ничем не отличаются от парламентских чтений, на которые депутаты или члены Правительства если и заглядывают, то крайне редко (за исключением немногочисленных депутатов-организаторов). А материалы чтений если и кто-то и читает, то явно не люди, облеченные полномочиями. В лучшем случае материалы иногда использует «аппарат» Думы или Совета Федерации, т.е. все те же эксперты, которые сами решений не принимают.

В-третьих, как уже не раз писал, Общественная палата так и не стала представительством народов России, хотя я до сих пор убежден, что в тот момент, когда только еще обсуждался вопрос о её организации, именно это предложение и было наиболее весомым и ценным. Дело в том, что после крушения СССР в соответствии с новой Конституцией была упразднена Палата Национальностей, существовавшая в стране с 1924 года. Я был 1990-91 годах по совместительству экспертом в Палате Национальностей Верховного Совета РСФСР и видел изнутри, как работает этот сложный и чрезвычайно полезный для многонациональной страны механизм (смотри о роли Палате Национальностей статью на РНЛ «День единства – луч надежды»).

Об этой функции, которую могла бы выполнять, хотя бы отчасти, Общественная палата, расскажу чуть подробнее. Наиболее трудные и спорные вопросы, связанные с неизбежными противоречиями, которые возникают и между регионами, и между народами, могли разрешаться при наличии столь высокой законодательной площадки совершенно открыто, в процессе дискуссии. А саму Палату представляли далеко не худшие люди, которых граждане всенародно избирали на этот пост. Когда эту структуру ликвидировали, то национальная политика была обезличена, а после исчезновения и Министерства по делам национальностей, и вовсе разрушена. Министерство, правда, теперь вернулось в новом виде и качестве, но это заведомо паллиативное, сугубо административное, хотя и своевременное решение. Но наиболее трудные проблемы, требующие открытости, обсуждаются в закрытом режиме и в узком кругу заинтересованных лиц, в том числе представляющих теневые структуры бизнеса и власти.

Совет Федерации первого созыва частично выполнял функцию Палаты национальностей, поскольку в его состав входили независимые депутаты от разных регионов и республик. Но, начиная со второго созыва, Верхняя палата парламента превратилась, по сути, в палату назначенцев, которых предлагают губернатор и законодательное собрание. Огромную роль в ней играют, естественно, олигархические структуры. По инициативе Сергея Миронова, в бытность его Председателем Совета Федерации, выносились предложения по возвращению к старой выборной модели, но и по сей день эта цель представляется труднодостижимой, хотя какие-то подвижки в выборной системе намечаются.

Все эти предложения не были услышаны, вследствие чего механизм ротации в Общественной палате не предполагает национального представительства, как, впрочем, и полноценного профессионального. Профессиональные группы до сих пор вообще не имеют политического представительства во властных структурах России. По идее, эту функцию также могла бы взять на себя Общественная палата, но это потребует большой реорганизации. Конечно, власть приглашает интеллектуалов для участия в дискуссиях, но решения и законы чаще всего принимаются без учета этих обсуждений.

Однако, говоря об итогах работы Общественной палаты РФ, следует признать, что она, безусловно, добилась главного – стала узнаваемой для большинства граждан страны. Более того, у многих отечественных и зарубежных экспертов она вызывает искреннее уважение, поскольку в России чрезвычайно мало престижных «мозговых центров», к мнению которых прислушивалась бы власть.