Отныне только здесь я могу найти и увидеть Бога

Христос воскресе!

Дверями затворенными входит Христос к захваченным бурею смерти ученикам Своим в первый и восьмой день Воскресения, и уверяет их в истинности Своего человеческого тела: «Почему сомнения входят в сердца ваши? Это не призрак, это Я. Не бойтесь, посмотрите на руки Мои и ноги, осяжите Меня — дух ни плоти, ни кости не имеет, как Меня видите имеющим». Неужели это возможно — в самой славе Его можно видеть и слышать Его, прикасаться к Нему и есть, и пить с Ним? Он не нуждается уже ни в пище, ни в питии, но убеждает нас в непреложности Своего человечества. Это не другое тело — оно прославлено, отличается от того, которое апостолы знали, но оно не другое. Никем и никогда уже неуязвимое, во свете неприступном, но по-прежнему с теми же ранами. На руках и ногах Его — следы от гвоздей, и Он не стыдится их перед Отцом Небесным, перед ангелами и перед нами, ибо они неотделимы от Его славы. Из всех знаков пребывания Его среди нас Он захотел сохранить эти — великолепные знаки Его победы, отпечатки подлинности Его — Бога и Человека. Отныне только здесь, и больше нигде, я могу найти и увидеть Бога, только здесь, из этого ребра, копием прободенного, открывается Его любовь и исцеление для каждого человека. И святые в самом высоком созерцании Божественной благодати никогда не могут забыть, что они введены в нее Его пришествием в нашем теле. 

Глубина любви измеряется страданиями и смертью. Как апостол Иоанн Богослов с Божией Матерью у Креста, как разбойник благоразумный, распятый рядом с Господом, стоит апостол Фома в добром, как говорит святая Церковь, неверии перед воскресшим Спасителем. Раньше он, услышав о смерти Лазаря, и решив, что пришло время жизнь положить за Господа, говорил: «Пойдем и мы умрем с Ним», а теперь говорит: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю». И это звучит, как исповедание апостола Павла: «Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша. Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1 Кор. 15, 14; 15, 32). Если это не то же самое тело, которое соткано было во чреве Девы Марии, если не в этом теле сидел Он утрудившись у колодца, говоря с самарянкой, если прикосновением не этих рук отверз Он глаза слепому и сердце погибающей от отчаяния Марии Магдалины, изгнав из нее семь бесов, — это не мой Господь, и не мой Бог. Если это не то же самое тело, которое трепетало от ужаса смерти в Гефсиманском саду и истекало кровью от бичеваний, — не побеждает, не может никогда победить жизнь на земле, где она была побеждена. Если это тело мертво, то душа моя — труп. Никогда, ни за что, никакому призраку не поверю — это будет другой христос, лжехристос, антихрист. 

Блаженный Августин пишет в своей «Исповеди», что прежде чем стать христианином, он исследовал все философии и нашел у языческих мудрецов почти все, о чем говорит христианство. Но ни у кого и нигде он не нашел того, что мы слышим в пасхальную ночь в Евангелии от Иоанна: «Слово стало плотью». Вся ложь от начала мира в тысячах несогласных друг с другом сект, древних и новых, восточных и западных религий, заполняющих сегодня пустоту неверия, сводятся к одному этому различию, и едины в своей ненависти к Фомину неверию. Как древние еретики учили, что сущность Христа была нематериальной, и когда Он ходил, не оставалось отпечатков от Его ног на земле, так сегодняшние лжеучителя претендуют на такую высокую духовность, которая вся устремлена в небо и не касается нашей грешной земли: «Какое значение имеет тело! 

Главное — дух, и необходимы такой пост и такая аскеза, чтобы прорваться в невидимый мир». Как во времена апостола Павла, они запрещают вступать в брак и вкушать мясо, но слово Божие называет их вчера и сегодня сожженными в совести своей. 

Если тело не имеет значения — допустимо оправдание какого угодно разврата, и познание глубин жизни должно происходить через познание зла до конца. Так открываются сатанинские глубины Апокалипсиса в «новом мышлении» — главном, всепобеждающем учении XXI века. В этой лжи — опасность для Церкви, более страшная, чем любое гонение на Церковь. Здесь покушение на самое существо христианской веры, на жизнь всякого человека, душа которого по природе своей — христианка. 

Но если последние времена действительно принадлежат нам, разве не видим мы в сегодняшнем мраке на горизонте зарю восьмого дня! Первые лучи ее коснулись нас в пасхальную ночь, пред вкушением нового мира, и мы узнали тайну нового человечества, у которого будет новое тело, как у воскресшего Господа, но это при условии, что наши души уподобятся через исполнение заповедей блаженства Его душе. Вся сущность веры — остаться верным той правде и той чистоте, которую Господь открывает в Своей благодати. «Господь мой и Бог мой!» — воскликнет Фома через неделю, не помня себя от радости. И Господь ответит ему и каждому из нас, кто сподобился прикоснуться к славе Его Воскресения: «Не будь неверен, но верен». Как Господь не отделяет славы Своего Воскресения от того, что происходит со мной каждый день, так до смерти я должен быть верен, чтобы не допустить никакого греха, никакого разрыва между моей жизнью каждого дня, до смерти, между землей, где я тружусь, и новым небом и новой землей. Ибо «древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5, 17).