Обществу сообщили о том, что Президент
подписал закон ФЗ-№28 «О ратификации Договора между Российской Федерацией и Королевством Испания о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей».
Комментарии данного события в СМИ – в высшей степени позитивные.
Мол, «детально прописана процедура усыновления, его принципы; устанавливаются требования к будущим родителям, порядок контроля за условиями жизни и воспитания ребенка, приоритет полномочий российской стороны во всех спорных ситуациях: например, переусыновление без согласия российской стороны невозможно, договор предусматривает запрет на усыновление однополой парой и др».
Берём «Договор между Российской Федерацией и Королевством Испания о сотрудничестве в области усыновления (удочерения) детей»,
смотрим.
Действительно, всё прописано всё более чем подробно, детали множественно повторяются в разных разделах. И сразу возникают вопросы.
Итак, что такое «переусыновление» в принципе?
Почему «переусыновление» заранее заложено в Договор (ст. 13) как совершенно реальный и естественный ход событий?
Это что, абсолютно естественно – передавать ребёнка-сироту по эстафете из рук в руки?
И какие такие «требования к будущим родителям в соответствии с законодательством принимающего государства» (ст.6, п.1, пп.б) предусматривает Королевство Испания, которое с 2006 года разрешило для себя «однополое усыновление»?
В каком месте упомянутого Договора говорится о «запрете на усыновление однополой парой»?
Где в Договоре хотя бы просто упоминается об этом?
Отчего ни один из юристов, помогавших в экспертизе Договора, ни одного слова ни о чём подобном там не нашёл?
И почему, в конце концов, вообще появился этот договор?
Разве не Президент России подписал в июле 2013 года Федеральный закон N 167-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам устройства детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», который внёс изменения в ст.127 Семейного кодекса, а именно,
запретил передачу российских сирот в страны с узаконенными содомитскими сожительствами?
И не по этой ли причине было
прекращено, к примеру, усыновление российских сирот в Финляндию?
Разве не Премьер РФ подписал в феврале 2014 года
Постановление №93 «О мерах по совершенствованию порядка передачи детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, на воспитание в семьи», которое
определило, в том числе, порядок запрета на передачу наших детей на усыновление в страны с узаконенными содомитскими сожительствами?
И разве не прописана в этом Постановлении обязанность иностранного гражданина, желающего усыновить российского ребенка, подать в органы опеки документ, подтверждающий, что законодательство его государства не позволяет заключать однополые браки (п.24.1.1)?
А вдруг ФЗ-№67 и Постановление №93 уже отменили?
Но почему тогда общество об этом до сих пор ничего не знает?
Только вот если ничего из этого не изменилось, то как, в таком случае, появился закон ФЗ-№28?
И как могут в одной и той же стране одновременно приниматься взаимоисключающие законы?
Разве у нас уже не правовое государство?
И отчего такие важные и серьёзные люди, как председатель Комитета Совета Федерации по науке, образованию и культуре
Зинаида Драгункина, глава комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей
Елена Мизулина, замминистра образования и науки РФ
Вениамин Каганов (кстати,
подписавший Договор с Испанией от лица России), наперебой убеждают общество, что отправка наших сирот на чужбину – исключительно важный и полезный шаг, а усыновление в «однополые семьи» Договором запрещено?
Но в каком таком неведомом Договоре, который недоступен всем прочим, прочли уважаемые господа о запрете усыновления российских сирот в испанские «однополые семьи»?
И неужели им, таким высоким чиновникам, недоступна
информация о росте в России числа желающих усыновить сироту?
Ведь не могут они, не один диплом имеющие, не знать, что одно из самых серьёзных испытаний для любого взрослого переселенца – это «культурный шок», вызванный кардинальным сломом привычек, изменением вкусовых, обонятельных, визуальных, поведенческих и прочих предпочтений, а также иных испытаний, свойственных инокультурной среде?
Отдают ли они себе отчёт в том, что для ребёнка такой стресс может иметь необратимые последствия?
Знают ли они, что из-за проявившейся неспособности справиться с запредельной нагрузкой на психику, такой ребёнок становится «выбракованным» и начинает своё скорбное путешествие по так называемым «фостерным», а другими словами, профессиональным, то есть зарабатывающим деньги на детях, семьям?
И на каком основании в СМИ
широко цитируется список из десяти стран, уже легализовавших у себя так же, как и Испания, содомитские усыновления, и с нетерпением ожидающих своей очереди на получение российских детей?
А мы все, когда говорим об усыновлении российских сирот, то понимаем ли, что речь идёт не только о детдомовцах, как может показаться кому-то?
Помним ли мы, что детдомовским ребёнок становится не только тогда, когда у него погибают родители, но и после того, как его самого отбирают у родителей?
Известно ли нам, что в силу несовершенства наших законов, изъятие ребёнка из семьи зачастую происходит по основаниям, не раскрытым законодателем и оттого расширительно трактуемым правоприменителем?
И понимаем ли мы, что в результате этого «несовершенства» судьба семьи и ребёнка зачастую зависит от настроения конкретного работника социальной службы, который встречается на их пути?
Осознаём ли мы, что возобновление так называемого «усыновления» в страны, где узаконены содомитские сожительства, ставит вопрос о перезапуске убийственного конвейера по схеме: «изъятие ребёнка из семьи по надуманному поводу – превращение ребёнка в социального сироту – продажа ребёнка под заказ на международном рынке под видом усыновления»?
Но только вот вдруг всё это – отнюдь не случайность?
Вдруг это – вовсе не злые происки лиц, которые давно отметились своим рвением на ниве лишения родителей права на воспитание собственных детей?
Вдруг всё это – просто изменение курса нашей политики?
И вдруг мы уже больше не защищаем наших детей от извращенцев, но, напротив, пользуясь дымовой завесой из событий на Украине, кампании в СМИ по обсуждению убийства либерального оппозиционера, тягот экономического кризиса и всеобщего привычного празднования 8 марта, сдаём наши позиции и предаём наших детей?
А точнее, продаём их? Просто зарабатываем на них?
Это – страшные вопросы. Смертельные. Но они таят в себе самую суть происходящего.
И честный ответ на них должен открыто показать нашему обществу, что же именно в реальности стоит за последними политическими кульбитами, связанными с усыновлением российских сирот.
Людмила Рябиченко, председатель Межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество», член Президиума ЦС движения «Народный собор»
