Щедрая духовная обитель

Вчера, 8 июня, общественность Вологодской области отметила памятную дату - 600 лет со дня основания Свято-Троицкого Павло-Обнорского мужского монастыря.

На берег реку Нурмы, в посёлок Юношеское, что в Грязовецком районе, приехали гости, многочисленные паломники. После праздничных богослужений состоялся большой крестный ход.

Чтобы почувствовать всю притягательную силу Павловой обители надо здесь, конечно, побывать. Яркие духовные впечатления останутся надолго. И само место, где расположился монастырь, удивительное - под крутой горой на берегу лесной речки Нурмы, и святая личность её основателя. К юбилею вышла небольшая книга, где бывший архиепископ Вологодский и Великоустюжский Максимилиан отмечал: «У нас в России есть своя Фиваида, Северная, древняя вологодская земля. Сюда, в глушь дремучих лесов, в поисках суровых подвигов уединения и безмолвия в средние века устремилось множество подвижников благочестия. Одним из них был ученик преподобного Сергия Радонежского преподобный Павел Обнорский, просиявший в сонме вологодских святых. История Свято-Троицкого Павло-Обнорского монастыря ведёт свой отсчёт с 1414 года, когда прп. Павел получил благословение митрополита Фотия на основание обители, явившей миру немало подвижников».

О духовных подвигах преподобного Павла рассказано в его житие, многие из них поражают воображение современного человека. Так, придя в глухой, труднопроходимый Комельский лес, он несколько лет прожил в большом дупле огромной старой липы. Часть этого дупла представлена сегодня в качестве реликвии в действующем храме. В дупле подвижник смиренно переносил и холод, и зной. По своему была примечательной и встреча старца с митрополитом Фотием в Москве. В возрасте почти 70 лет отшельник Павел отправился в столицу просить разрешение на строительство храма. Фотий по рождению был грек, из города Монемвасия в Пелопонессе, в 1408 году он временно замещал Русскую кафедру, относившуюся тогда к Константинополю. Когда митрополит увидел пустынника в ветхом рубище, с утомлённым от долгого пути лицом, то не поверил его рассказу о чудесном видении в лесу, фактически отказал ему в просьбе. Но в ту же ночь в тонком сне митрополит услышал голос: «Для чего ты унизил смиренного отшельника? Это избранник Божий! Дело, в начинание которого он просит твоего разрешения - есть дело, указанное ему свыше. Оскорбив его, ты оскорбил самого Господа. Поспеши найти старца и исполни всё по его прошению».

Фотий проснулся от страха и едва дождался рассвета. Его слуги с большим трудом отыскали старца, он стоял на молитве в одном из монастырей Москвы.

Митрополит повинился перед блаженным, дал ему Грамоту, а также обильные средства на начало стройки. Кстати, этот редкий документ - «Благословение Митрополита Фотия» приводится в упомянутом издании.

Так на берегу Нурмы стали воздвигать храм во имя Святой и Живоначальной Троицы, который и положил начало монастырю. В возведении храма активно участвовал и Павел, затем он стал и руководителем братии, прожил 112 лет.

Позднее иконостас главного храма расписывал знаменитый русский иконописец Дионисий. Сохранились три иконы его кисти. В настоящее время одна из них находится в Третьяковской галерее в Москве, другая - в государственном Русском музее в Петербурге, а третья - в музее Вологодского Кремля.

В дореволюционной России Павло-Обнорский монастырь был широко известен. Тому в немалой степени способствовало внимание первых лиц государства. В частности, с монастырём связана судьба первого русского царя Ивана Васильевича IV. Его отец Василий III приезжал в обитель в 1528 году со своей второй супругой Еленой Глинской, оба усердно молились о чадородии, великий князь повелел и монахам «молиться о чадородии». Спустя два года после посещения обители у правящего князя родился сын, которого и назвали Иваном. Сам Иван Васильевич, достигнув юношеского возраста, посетил обитель на берегу Нурмы, а также те места, где молился его отец о даровании наследника престола.

Значительные вклады в развитие монастыря делали члены дома семьи Романовых.

Как и большая часть обителей на Руси, Павлов монастырь являлся не только духовным, но и культурным и хозяйственным центром. В частности, здесь существовала своя школа иконописцев. Одновременно всякий монастырь имел и свои особенности. Об этом применительно к Павловой обители хорошо написал духовный писатель Андрей Муравьев, друг поэта Федора Тютчева: «Самая обитель носила на себе отпечаток пустынный. Нельзя было избрать места лучше для уединённого жительства; оно и сейчас ещё дико, хотя и населено. Что же было в то время, когда ещё тут ничего не стояло, кроме пустынной хижины отшельника. Никого не встретил я и в пустынной ограде, как будто не было там и души человеческой, и эта мертвенная тишина соответствовала понятию пустынной обители…».

Больше века минуло с той поры, когда здесь побывал А.Муравьев. Общественные потрясения, бури богоборчества разрушительно повлияли на обитель. Но вот что удивительно! Определяющая черта монастыря - уединённость - осталась. Наверное, по Промыслу Божию.

В 1924 году, по дни Великого Поста, обитель закрыли, многие служители храма подверглись гонениям.

- Да, лихолетья последнего столетия нанесли святой обители весьма болезненный удар, - рассказал игумен Амфилохий, - её почти разрушили. Надругались над святынями, осквернили, не пощадили даже мертвых. И кто?

Собственный, заблудший народ, не ведущий, что творит. Правда, разорение внешнее никак не могло отразиться на внутреннем духовном качества обители. Лично свидетельствую, что полуразрушенная, заваленная мусором и нечистотами (такой её вернули Русской Православной Церкви) обитель источала ту же благодать, как и в прошлых столетиях. Благодаря этому до невероятности увеличивались как физические, так и духовные силы и хотелось как можно скорее отчистить святыню от нечистот.

Сам игумен - грязовчанин, родился в деревне Нефедово; работал на Крайнем Севере, потом связал судьбу с Православием, прошёл школу Прилуцкого монастыря. Сюда поступил в 2000 году, когда было подворье Спасо-Прилуцкого монастыря, затем открыли монастырь, а его решением Синода назначили наместником. Тяжело было начинать с разрухи, тяжело и теперь. Но плоды усилий игумена и братии налицо, это видит каждый, кто приезжает. Обитель ожила, везде заметны добрые перемены.

Особенно - в юбилей.

Шесть веков! Это, конечно, возраст серьезный.

Но вполне можно говорить не о старости, а о молодости обители.

Она чувствовалась по тому, сколько юных парней и девушек пришли на праздничную службу и на крестный ход. И это вселяет добрую надежду.