Строго говоря, такая ситуация естественна, так как мы – русские хорошо приспособлены для войны и не очень для мира. Наша организация жизни, быт народный и государственные особенности определялись и определяются выживанием в условиях давления на территорию, культуру и сознание. Многие века вопрос стоял просто об уничтожении населения. Все это создало исторически обусловленную манеру жизни, которая, несмотря на скудость быта и ограниченное потребление выражается с одной стороны в готовности идти за властью, руководящей общей защитой, и жертвовать в целях выживания личного, близких и нации, а с другой стороны, при устранении опасности, компенсировать периоды лишений ростом потребления. Также любой ценой.
Вспомним проблемы Царя Ивана Грозного, который усмирив Казань, сразу же попал в ситуацию, когда общество, утратив страх уничтожения, который прежде всегда присутствовал как нормальный элемент сознания, повернулось к Польше, жившей более безопасно, что позволяло ее знати быть менее зависимой от центральной власти, не вкладывать сумасшедших средств на содержание вооруженных сил. Русской знати после веков напряжений тоже хотелось, вольностей, больших экономических прав в отношении крестьянства и меньших обязанностей в отношении военной деятельности власти. Ведь опасность то общая в виде татарских набегов существенна уменьшилась. То, что стране надо было вновь воевать теперь уже на Западе, за выход к морю большей части знати было наплевать. Хотелось жить не для будущего, а здесь и сейчас. В этом, собственно, суть Курбского и иже с ним.
То же самое повторялось в русской истории многократно. И при Петре I, и не менее чем дважды в 20-м веке... И когда недавно страна вылезла из милитаризованного быта коммунизма, целиком заточенного на жизнь в виде подготовки к войне, также осталась необходимость защищаться, от всех опасностей с четырех сторон света, остались реальные угрозы, остались огромные военные расходы. По-прежнему, в существенной мере будущее страны зависит от готовности ее граждан умирать на войне, что противоречит естественному желанию жить в меру комфорта здесь и сейчас. А мера комфорта как была, так и осталась западной.
Помнится, в перестройку ходили рассказы о сошедших с ума русских женщинах, в зарубежных поездках, попадавших в европейские супермаркеты; после наших-то магазинов с пустыми прилавками. Все это жизнь, которая была и есть. И удостоверяю, как отец школьников, что большинство из нынешних школяров в будущем не видят себя «в этой стране». Хотя и в позднем СССР любой мечтал жить за границей. Но вроде возможности есть, а мечтатели, в основном, на прежнем месте…
В свете сказанного, рассуждая о пятой колонне, всегда следует помнить, что это явление было и есть в русской жизни. Что существенная часть народа в периоды усталости от военных лишений или социальных встрясок, обычно, негативно настроена против отечественного бытия, проигрывающего в качестве жизни европейцам, что тем более бьет в глаза, чем более эта жизнь становится доступней. Но этот народный скептицизм, по сути, и есть почва для иностранных политических влияний, которыми Запад умел и умеет пользоваться. Мы сами это наблюдали в 90-е годы, когда нас раздраженных и усталых от отупевшего советизма западные агенты водили за нос и насиловали страну. Мы сами держали при этом свечку, были этой всенародной пятой колонной, как были ею в большинстве русские люди в 1917 году, утомленные наплывом экономических перемен, лишений и бременем войны.
Джавахарлара Неру как-то спросили: какую Индию он хотел бы после себя оставить. Он ответил, что хотел бы оставить четырехсотмиллионный народ, способный управлять собой. Мне кажется, у Индии что-то получается. У нас же пока нет. Русская проблема не выживание в кризисах, апофеозом коих являются войны. Это мы умеем. Наша проблема это вхождение в кризис и выход из него. Здесь мы слабы, потому как еще не у края, или уже не у края и, как бы еще или уже не надо думать в полную силу. Одна из частей проблемы пред или пост кризисного времени – это поиск врагов. Тут мы привычно переселяемся в палату №6 и начинаем… В то время как дело не столько во врагах, сколько в нас самих.
Павел Дмитриев, адвокат, публицист, Санкт-Петербург
20. Основа основ.
19. Ответ на 16., Серёжа :
18. дополнение.
17. Отец и друг.
16. 13. Андрей Карпов : Ответ на 9., Серёжа
15. Ответ на 12., Серёжа :
14. Ответ на 8., ortodox :
13. Ответ на 9., Серёжа :
12. (Сергей): ответ на 11 Анатолий Пронин
11. Ответ на 9, Сергей