Карие глаза ада

Это не просто сбрендивший рецидивист, и прежде нападавший на силовика и четырежды судимый. Это, пожалуй, персонаж Достоевского, который выписывал огромные романы из газетной криминальной хроники. Романы именно об инфернальных безднах, которые кроются в человечьих сердцах, и перегородочка весьма тонка и шатка. Ведь вдумайтесь в первые же слова «стрелка» по задержании: «Я детей не стрелял. Я в ад стрелял»!

Ого.

То есть это не просто «душегуб», о каких рассказывал Горький.

…Мы пытливо и тщетно всматриваемся в его глаза, - на лице, прижатом к траве, в кадрах, снятых сразу по задержании: что же в них, карих? Нам трудно принять, что в человеческих глазах может быть пустота. Мы привыкли общаться с жизнью в глазах.

Я смотрел на крупный план лица, и мне стало очень жаль этого 32-летнего молодого человека, не сумевшего совладать с адом в себе. Зверек, загнанный облавой. Человек, и не подумавший раскаяться, утопивший как улики огнестрельное оружие, но оставивший оружие холодное. «Стилет! - выкрикнул он. - Я настаиваю!». Что в этой голове?

Он застрелил в центре города среди ясного апрельского сиянья, за несколько дней до дня Воскресения Христова шестерых моих земляков-белгородцев разного возраста - от 14-ти и выше. Вроде бы, по рассказам сумевшего уцелеть моложавого очевидца, последним упал сраженный пулей мужчина в возрасте, обратившийся к стрелку, дескать, что ж ты творишь!

Всё это произошло в 20 метрах от памятника 22-летнему герою-танкисту Андрею Попову, чей танк первым вошел в оккупированный немцами Белгород 9 февраля 1943 г. (Попов погиб в том бою). Метрах в 100 от памятника моему другу художнику Станиславу Косенкову, смотрящему, чуть наискосок, и на Попова, и на универмаг «Белгород», вокруг которого и развернул бойню «белгородский стрелок». Метрах в 130 от кафедрального Преображенского собора, в котором с 1991 г. покоятся честные мощи святителя Иоасафа Белгородского (Горленко), а с 23 марта 2013 г. - и новообретенные мощи священномученика Никодима (Кононова), епископа Белгородского, расстрелянного садистами белгородской «чеки» в 1919 г. и вбитого каблуками в неглубокую яму, вырытую на кухонном дворе. В 50 метрах от Православной духовной семинарии, в 30 метрах от 9-й гимназии, в которой мне довелось выиграть в каком-то классе областную олимпиаду по математике; из нее-то и вышли школьницы 14 и 16 лет, тоже принявшие смерть на углу Народного бульвара и ул. Попова.

Ну и, наконец, в пяти коротких кварталах от дома, где живет моя мама Светлана Владимировна. Кстати, наш шестиэтажный дом находится практически на углу улицы Вокзальной, совсем рядом с путями, где монстр был пойман курским милицейским квартетом. Убивец уже дал показания, что отсиживался в болоте. Это не болото, а камышовый куточек близ городского пляжа на Северском Донце, по соседству с ТЭЦ, я в тех местах купался с детства-юности, даже готовился там ко вступительным экзаменам в институт в июле 1978 г., а последний раз купался этим летом. Это в «трех шагах» от маминого дома.

Мама моя, 77-ми лет, по Народному бульвару обычно ходит на городской рынок, на углу с коим и произошла стрельба. Но в тот момент она была в двух кварталах от события. Как потом выяснилось, минут через 5-7 после этого инфернального инцидента, она вышла из поликлиники и удивилась тишине и безлюдью. Уже потом, после страшных сообщений, закрылась дома на все замки, выглядывала осторожно из окон (квартира на высоком первом этаже) и, как говорит, «тряслась». Ее и до сих пор «трясет», ибо нервная система истощена. Но и, как видим, все события разворачивались, можно сказать, поблизости.

Между прочим, майор Юрий Алексеевич Седых был старшим по званию в группе, задержавшей убивца, но не «отдал распоряжение» о захвате, а вступил в поединок первым, самолично, и принял на себя четыре ножевых удара. Слова трубчевского князя Всеволода, брата князя Игоря, из «Слова о полку Игореве», справедливы и сегодня: «А мои ти куряни сведоми къмети (опытные воины)». Наш поклон герою, а также его коллегам-курянам.

Кто-то уже верно подметил, что тут речь следует вести не о «падении нравов», а о явленном нам о выходе инферно - пред наши очи, в нашу действительность, которую благодатной и благообразной никак не назовешь. Размышления об этом должны лежать исключительно в духовной плоскости - частной и коллективной.

Станислав Минаков, поэт, публицист, Харьков-Белгород