Мы не завалили их трупами, а задавили броней

Одним из выступавших на Всемирном Русском Народном Соборе, который проходил под девизом «Рубежи истории - рубежи России», был Владимир Тимаков, тульский депутат известный серией публикаций по демографии Великой Отечественной войны. Наш корреспондент Константин Новиков попросил докладчика ответить на вопросы «Русской народной линии».

К. Новиков: Владимир Викторович, Вы говорили о попытках фальсификации военной демографии, о намеренном преувеличении рядом авторов наших армейских потерь в сравнении с потерями гитлеровского блока. Поясните, о чём идёт речь?

В. Тимаков: Сформировалась сплочённая группа авторов (Борис и Никита Соколовы, Лев Лопуховский и т.д.), которая продвигает в информационном поле абсурдное утверждение: мол, наша армия за одного убитого немецкого солдата отдавала десять своих. Называют даже новые, «уточнённые» цифры армейских потерь: 26,9 миллиона павших красноармейцев против 2,8 миллиона погибших солдат Вермахта. Подчеркну: имеется в виду именно двадцать шесть миллионов погибших солдат, а не общие жертвы войны вместе с гражданским населением.

Эти «сведения» подаются с удивительной самоуверенностью, как некое историческое открытие, как явление долго скрываемой истины, хотя с научной точки зрения пропорция «десять к одному» является, конечно, абсолютной чушью.

Новиков: Да, когда разговор заходит о Великой Отечественной войне, часто приходится слышать, что мы воевали из рук вон плохо, попросту «завалили противника трупами». А какие встречные аргументы Вы можете привести?

Тимаков: Начнём с того, что Советский Союз не располагал таким фатальным перевесом в людских ресурсах, который ему приписывают. К лету 1941 года у нас было примерно 43 миллиона мужчин призывного возраста, а в Рейхе - примерно 24 миллиона. При таком соотношении сил невозможно выиграть войну, отдавая десять солдат за одного.

Новиков: Но ведь население СССР перед войной составляло двести миллионов, а в предвоенной Германии, кажется, 69 или 70 миллионов. Перевес должен быть тройной...

Тимаков: Да, к июню 1941 года население СССР приближалось к двумстам миллионам; наиболее точная оценка, сделанная группой Андреева, Харьковой и Дарского, - 196,7 миллиона человек. Но и Рейх надо считать в границах 1941 года, которые очень существенно отличаются от границ тридцать седьмого. А именно в этих границах шёл армейский призыв. Мы призывали в свою армию свежеиспечённых граждан: эстонцев, латышей, поляков. И гитлеровцы призывали своих новых подданных: тех же поляков Познани и Торуня, люксембуржцев, эльзасцев, словенцев Каринтии.

Население собственно Рейха на июнь 1941 оценивается в 102 миллиона человек. Кроме того, помимо Вермахта в армию вторжения входили соединения целого ряда европейских сателлитов. Если учесть только трёх, наиболее последовательных союзников Гитлера, действовавших на Восточном фронте - Венгрию, Румынию и Финляндию, - получится соотношение призывных контингентов 31 миллион против 42-х миллионов. То есть Советский Союз даже полуторным перевесом не располагал.

Новиков: Вы упомянули служивших в Советской армии эстонцев. Однако мне приходилось слышать, что за Гитлера воевало больше эстонцев, чем в Советской армии.

Тимаков: Это ещё одна важная сторона проблемы. В начале войны СССР потерял огромные территории, не успев провести там мобилизацию. И многие наши формальные соотечественники вольно или невольно пошли служить в армию противника.
Действительно, в нашей армии воевало только 30 тысяч эстонцев, а в Вермахте - почти 90 тысяч. Похожие пропорции касаются литовцев и латышей. Молдаван призывала в свою армию Румыния, жителей Закарпатья - Венгрия. Карелы подлежали призыву в финскую армию. Эти поправки тоже дают весомый численный плюс к людскому потенциалу гитлеровского блока. И, одновременно, сокращают наши призывные ресурсы.

Новиков: Получается, если взвесить количество потенциальных новобранцев, воевали на равных?

Тимаков: Нет, всё было ещё сложнее. К ноябрю 1941 года за нами осталась территория, где до войны проживало не более 120 миллионов человек. С осени сорок первого до осени сорок третьего мы воевали в условиях демографического перевеса противника. Все решающие победы, определившие исход войны - под Москвой, Сталинградом, Воронежем, Курском, - одержаны в условиях численного превосходства вражеских призывных контингентов.

Это гитлеровцы имели все возможности завалить нас людской массой. Но не далась им победа. И, думаю, вряд ли причиной был «гуманизм» фашистских лидеров, пожалевших пустить свои народы на «пушечное мясо». Главной причиной провала Восточной кампании стала сила нашей армии.

Новиков: Откуда же творцы «новой истории потерь» берут свои ошеломляющие цифры в 26-27 миллионов погибших советских солдат?

Тимаков: Я внимательно прочитал большинство ревизионистских работ на тему военных потерь. Это удивительный набор методологических артефактов, в которых весьма остроумные фантазии сочетаются с воинствующим дилетантизмом. Воинствующим, - когда люди не просто чего-то не знают, а не хотят знать, не замечают вопиющих противоречий в собственных «трудах».

Данные официального учёта потерь ревизионисты отметают сходу, как заведомую ложь. Все мы с лёгкостью готовы согласиться, что официальные данные у нас нередко страдают от «лакировки». Но вместо отвергнутого официоза предлагаются вовсе завиральные идеи.

Например, сравнивают солдатские потери СССР и Германии, исходя из пропорций в потерях офицеров. Но как можно строить здесь прямую пропорцию, если доля офицеров в составе вермахта никогда не превышала 4 процентов (в начале Второй мировой и вовсе была чуть выше 1 %), а в Советской армии к концу войны удельный вес офицеров достиг 14 процентов! Это же элементарные факты, которые надо было проверить перед расчётом.

Или ещё один пример расчётных трюков. В работах Бориса Соколова с лёгкостью утверждается, что безвозвратные потери нашей армии были примерно равны санитарным. То есть на одного раненого приходился один убитый. И затем из количества учтённых в госпиталях раненых и больных выводятся цифры погибших. Ну это же нонсенс! Такое соотношение убитых и раненых только в Хиросиме могло быть! Любой студент военной кафедры знает классическое соотношение убитых и раненых в войнах середины двадцатого века: один к трём.

Подобными приёмами наши армейские потери завышаются минимум втрое. И поскольку вся эта псевдоисторическая фантастика не согласуется с результатами всесоюзных переписей населения, ревизионистам приходится фальсифицировать и переписи. Якобы в 1939 году миллионы мужчин скрылись от переписчиков, а в годы войны возникли из статистического небытия и встали в строй. Однако все демографы знают, что перепись 1939 года не могла дать заниженных результатов - скорее наоборот. Ведь многих организаторов предыдущей переписи, 1937 года, расстреляли, обвинив в занижении численности советского населения. Попробуй-ка тут, недоучти несколько миллионов!

Новиков: Да, утверждение о 27 миллионах погибших солдат воспринимается как явный бред. Однако, в ряде либеральных изданий в серьез сообщалось, что существует база данных «Мемориала», где хранится около 19 миллионов персональных карточек на погибших в годы войны красноармейцев.

Тимаков: Если внимательно читать публикации самих ревизионистов военной демографии, то можно обнаружить, что среди этих карточек 2 миллиона заведены на гражданских лиц, а среди оставшихся многие персоналии учтены дважды, трижды и даже четырежды. Масштабы повторного учёта оцениваются ими самими, при работе с базой данных, в диапазоне от 29 % до 58 %. Странно, но историки-ревизионисты ослеплены своими идеями настолько, что не берут в расчёт собственноручно найденных сведений. А с поправкой на повторный учёт количество персональных карточек колеблется от 7 до 12 миллионов, и это весьма близко к реальным масштабам армейских потерь.

Новиков: Существует официальная версия Генштаба, обнародованная группой генерала Г.Ф. Кривошеева. По мнению этих исследователей, в ходе войны погибло 8 миллионов 668 тысяч советских военнослужащих. Вы признаёте эти цифры?

Тимаков: У группы Кривошеева есть грубые ошибки. Например, при составлении баланса призыва и убыли они повторно не учли в приходной статье около 900 тысяч наших воинов, освобождённых из плена и снова вставших в боевой строй. Как вы понимаете, такая ошибка ведёт к занижению потерь. С другой стороны, не учтено и значительное количество советских пленных, которые остались за рубежом или перешли на сторону противника, - таким образом, завысив потери. В этих противоречивых ошибках проявляется низкий научный уровень, но не очевидная предвзятость. А у ревизионистов полная предвзятость налицо.

Новиков: Сколько же бойцов, с Вашей точки зрения, потеряла советская армия в годы войны?

Тимаков: Мной проделано демографическое исследование целого поколения советских людей, 1889-1928 годов рождения. За основу взяты данные переписей 1939 и 1959 годов, сведения о миграции, уровень естественной смертности и т.д. Результаты исследования можно выразить в таблице:

Таким образом, демографический анализ устанавливает пределы армейских потерь СССР от 8 до 11 миллионов человек. В этот диапазон укладываются и данные группы Кривошеева, и официальные цифры, обнародованные к двадцатилетию победы, - около 10 миллионов погибших военнослужащих.

Новиков: А у немцев?

Тимаков: Тут тоже есть разные оценки: Мюллера-Гиллебранда, Оверманса и т.д. Цифра в 5 миллионов 300 тысяч выглядит достаточно достоверно. Моё сравнение демографической структуры немецкого и советского общества после войны (соотношение мужчин и женщин, доля вдов в населении) позволяет говорить, что армейские потери СССР и Германии примерно пропорциональны исходным призывным контингентам. С учётом участия союзников (наших и германских), можно сделать вывод, что на Советско-германском фронте на 100 павших солдат противника приходилось примерно 180 наших воинов.

Новиков: Это конечно, не десять к одному, но пропорция достаточно тяжкая...

Тимаков: Не стоит забывать, что около трети наших армейских потерь - результат варварского обращения с советскими военнопленными. Кроме того, огромных жертв стоил первый год войны, когда остановить вторжение опытной, натренированной в боевых кампаниях армии пытались, в том числе, ополченцы и новобранцы.

Новиков: Насколько оправдано утверждение, что советское командование не жалело своих солдат?

Тимаков: Думаю, что такое утверждение нельзя относить только к командованию. Мы отличаемся от европейцев бóльшим презрением к смерти, некой лихостью, если угодно. Я читал воспоминания сержанта, который сетовал, что трудно было заставить наших солдат носить на фронте каски между перестрелками, а не только в момент боя. Очень правдоподобно! Это так же трудно, как сегодня трудно заставить многих русских водителей пристёгивать ремни безопасности в автомобилях. Конечно, такое презрение к риску повышает статистику жертв.

Думаю, эта национальная черта проявлялась и в действиях солдат, и в действиях командиров. Меньше мы берегли и свои, и чужие жизни. Но это вовсе не значит, что те нации, которые отличаются более трепетным отношением к жизни, удачнее воевали. Итальянцы, например, - это просто катастрофа, многие их дивизии разваливались после минимальных, с русской точки зрения, потерь.

Новиков: А США, Великобритания - западные демократии, которые нам ставят сегодня в пример?

Тимаков: Трудно объективно оценить их действия в конце войны, когда они, накопив колоссальные массы техники, обрушились на уже измотанный русским сопротивлением вермахт. 12 тысяч самолётов союзников против пятисот немецких в ходе операции «Оверлорд» - это избиение, а не поединок.

А в начале войны потери англосаксов приобретали катастрофические масштабы. Если учитывать безвозвратные потери вместе с пленными, то кампания 1940 года стоила англо-французской коалиции четырнадцати солдат за одного немца или итальянца, операция на острове Крит весной 1941 года - семь британских бойцов за одного немецкого.

И это нельзя объяснить исключительными качествами немецкой армии. В 1942 году на тихоокеанском театре военных действий армии западных демократий терпели такие же сокрушительные поражения от японцев. При штурме Сингапура безвозвратно потеряно 25 английских солдат на одного убитого японца, при захвате Филиппин - 13 американских воинов на одного самурая. Стоит сравнить с нашим успехом под Халхин-Голом, прежде чем приводить англосаксонские армии в пример для советских воинов.

Новиков: Выходит, никакого превосходства западные армии в ходе войны не продемонстрировали?

Тимаков: Вот именно. Война сокрушила миф о заведомом превосходстве Западной цивилизации. Это, на мой взгляд, главный итог Второй мировой войны: нет высших и низших рас, народов и культур, никто не имеет права господствовать над другими странами, превращать их в свои колонии.

Ведь мы гитлеровцев, по большому счёту, не трупами завалили - не было у нас такой возможности, не располагали мы на переломе войны демографическим превосходством. Мы их задавили танками, завалили снарядами. Вот здесь действительно был достигнут серьёзный перевес. Один Челябинск произвёл в 1942 году больше танков, чем вся Германия; один Нижний Новгород - больше боевой техники, чем вся Франция.

Столкнувшись с такой технической мощью СССР, европейцы пережили настоящий культурный шок. Они не могли поверить, что отсталая (по их представлениям), восточная страна может так организовать военную экономику и произвести столько сложных боевых машин. «Словно какой-то могущественный волшебник лепит из уральской глины большевистскую технику в неограниченном количестве», - писал в своём дневнике потрясённый Геббельс.

Победа 1945 года убедила и нас самих, что мы ни в чём не уступаем Западу. С этой уверенностью связаны выдающиеся научные достижения послевоенного периода - первая в мире атомная электростанция, первый полёт в космос.

Нынешняя атака на нашу Победу, попытка задним числом пересмотреть счёт войны, записать России «техническое поражение» порождена желанием воскресить миф о западном превосходстве. Нам нельзя поддаваться этой насквозь фальшивой, антиисторичной атаке. Память о великой Победе вдохновляла наших отцов и ещё будет вдохновлять наших внуков.

Владимир Викторович Тимаков, депутат Тульской городской Думы, главный редактор газеты «Засечный Рубеж»