В основном Мишо снимает архитектуру монастырей, их древние, серо-коричневые стены. На одной из работ храмы Ватопедского монастыря словно покоятся в каменных ладонях: это спускаются навстречу друг другу две черепичные крыши. Деревья и горы на фотографиях Мишо отступают на второй план, и лишь один раз пейзаж оживляет птица: большая и белая, она стремительно летит мимо русского монастыря святого Пантелеимона.
Шесть фотографий Мишо Бранкович решил подарить Санкт-Петербургскому государственному университету, семнадцать навсегда останутся в Александро-Невской Лавре.
— Мишо, расскажите, пожалуйста, о том, как Вы впервые оказались на Афоне.
— Это было в 1995 году. Я работал в Греции, и у меня было большое желание посетить Афон. Меня влекла туда одна мысль: я хотел поклониться монастырю, где подвизался наш самый почитаемый святой — святитель Савва. Он же и основал монастырь Хиландар. Хиландар — это в своём роде сербская Лавра. Попасть на Афон было непросто, но всё-таки наконец моё желание осуществилось.
Прежде всего меня привлекла архитектура монастырей. Все они своего рода крепости, поскольку им постоянно приходилось защищаться от нападений. За стенами этих крепостей спрятались храмы, которые хранят много чудотворных икон. Эти иконы, эти монастыри притягивают паломников со всего мира.
Когда я первый раз был на Афоне, я думал, что должен целовать руку каждому монаху. Оказалось, что это не так, что только иеромонах может благословить меня. Главным духовным уроком на Афоне для меня стал урок смирения. Мне кажется, его можно получить не только на Святой Горе, но и в другом монастыре.
— То есть до приезда на Афон Вы были далеки от церковной жизни?
— Признаюсь, что, в общем-то, да. Хотя я ходил в церковь, мы праздновали Рождество, праздновали «славу» — день памяти святого покровителя нашего рода.
— А Вы фотографировали до Вашего первого приезда на Афон?
— Да, конечно! Я занимаюсь фотографией более сорок лет.
— И какова была тема Ваших работ?
— Природа. А сейчас — только монастыри Святой Горы! В прошлом году я даже забрался на вершину — это 2030 метров. Надо идти вверх пешком 18 километров!
— Мишо, на Ваших фотографиях запечатлены три монастыря — сербский, греческий и русский. Вы ощущаете разницу в укладе, духе этих монастырей?
— Нет большой разницы! Все эти монастыри на Святой Горе. По старшинству, конечно, на первом месте греческий монастырь Ватопед, потом — Хиландар, потом — монастырь святого Пантелеимона. Я чувствую большую, крепкую связь между этими монастырями, поскольку все они православные. И эта связь должна всё больше крепнуть.
— Вы много путешествуете, и у Вас, наверное, бывают интересные духовные встречи. Может быть, Вы расскажете о человеке, который Вам особенно запомнился?
— Духовные люди, с которыми я встречался, в основном были монахами. Общаясь с ними, я всегда чувствовал благодать и любовь. Так сильно её могут излучать только монахи. Мы живём в очень динамичное время, мы — дети каменных стен. Когда мы оказываемся в монастырях, мы проникаемся тишиной, покоем, который там царят. Энергия, которая нас переполняет до прихода в монастырь, там потихонечку угасает. Душа обретает равновесие, которое потом очень помогает в работе. Мне кажется, и сербы, и русские недостаточно ценят духовное богатство наших монастырей. Нужно, чтобы и сербский, и русский народ больше открылись вере, Церкви, чтобы простые люди совершали паломнические путешествия по православным монастырям. Мне кажется, только в этом залог спасения сербского, русского и греческого народов. Только благодаря этому они смогут выжить.
— Мишо, среди Ваших работ есть фотографии, с которыми связаны необычные истории?
— Каких-то особых историй нет, но я хотел бы упомянуть одну деталь. На выставке есть фотография образа Божией Матери, который находится над входом в монастырь Хиландар. В 2004 году в монастыре был большой пожар, и всё вокруг этой иконы сгорело. А икона осталась невредимой! Только на руке Богородицы видны следы от пожара.
В основном я фотографировал Хиландар в 1995 году. После этого я был раз на Афоне ещё пять раз, но мне не удалось достичь такой красоты изображения, таких красок, как в в 1995 году. Тогда мне открылось что-то особенное.
Ольга Надпорожская