Выше своего времени

История – область знания, где избежать субъективных оценок, пожалуй, труднее, чем где бы то ещё ни было. Идеологические, политические, национальные – они трактуют исторические события нередко с диаметрально противоположных точек зрения. Но, тем не менее, даже если об исторической достоверности, как окончательно прояснённой, говорить не приходится – во всяком случае, к ней можно стремиться.

И в этой связи пример вспоминаемого ныне Патриарха Никона особенно примечателен. Ложь о нём, воспринимаемая как правда, и правда – как ложь, давно уже стали общим местом исторического и далеко не только научно-исторического противостояния. Но если раньше – при жизни Патриарха – оно легко объяснялось самой ситуацией, сложившейся в тогдашней России, обычной человеческой немощью – завистью и злобой, то сейчас, пожалуй, и не слишком большим стремлением разобраться, что же всё-таки происходило тогда, три с половиной столетия назад.

А время было во многом переломное. Две идеи вызрели параллельно в русском обществе к середине XVII-го века: Москва – Третий Рим; Москва – Новый Иерусалим. Незримо решался вопрос, во многом определивший дальнейшее развитие нашего государства, - чем быть России в большей степени: политическим или духовным центром православного мира. И то, что Патриарх Никон окончил свою жизнь в изгнании, означало одно – секулярное, земное в умах тогдашних властителей возобладало. Более того, выбор этот имел для страны стратегическое, жизнеопределяющее значение.

Наиболее часто повторяющееся обвинение в адрес Патриарха Никона – обвинение в гордости и тщеславии. Но на самом деле, слава, к которой он стремился, не была тщетной. И уже по одной простой причине – это была слава Божья. Вся жизнь Патриарха была наполнена ревностью о ней – с момента, когда он юным отроком поселился в Макарьевом Желтоводском монастыре близ Нижнего Новгорода, до времени строительства Ново-Иерусалимской обители под Москвой.

В духовном, эсхатологическом измерении Новый Иерусалим есть Царство Небесное, спасение в вечности. Тогда это понимали все русские люди. А Патриарх Никон – по характеру деятельный практик, строя новую обитель на Истре, попытался осуществить эту идею ещё и зримо, материально. Его замысел, на самом деле, распространялся дальше, чем просто создание топографической иконы святых мест Палестины. Для него важно было строительство самой Новой Палестины – Святой Руси, причём не умозрительное, а реальное. Это была главная задача всей его жизни, так и оставшаяся неосуществленной. Она и не могла быть реализованной – уже в силу греховной повреждённости самой человеческой природы. Но, с другой стороны, она была, да только она и может оставаться вектором, определяющим направление движения русской жизни, русской святости, может быть, той самой национальной идеей, которой вдруг озаботились и до сих пор не могут найти современные российские правители.

Сам строгий аскет, Патриарх Никон и от своей всероссийской паствы требовал почти монастырского восприятия жизни, послушания, что, впрочем, было вполне логично, ибо изначально являлось главным условием восшествия его на патриарший престол. Выражаясь современным языком, им предложен был глобальный «миссионерский проект». Но тогдашнее российское общество, особенно в лице своей аристократической верхушки, не только не приняло, но и не поняло его. Обвинения в гордости, самоуправстве, вмешательстве в государственные дела отнюдь не случайны... Как теперь, так и тогда, пожалуй, впервые в русской истории зазвучали слова, обвиняющие Церковь в экспансии, в навязывании клерикализма. Более того, Патриарха не поняли и его бывшие единомышленники - ревнители, предпочетшие глобальным патриаршим замыслам частные особенности «московского благочестия». Масштабные начинания Патриарха Никона считали утопичными, что было справедливо, но лишь отчасти, ибо начинаясь здесь на земле, своё практическое и уже вполне реальное воплощение они получали в новой нездешней реальности.

Другое обвинение – обвинение в реформаторстве, приведшее, по распространённому мнению, к церковному расколу. Но и здесь, если вдуматься, проясняется парадоксальная вещь – деятельность Патриарха по упорядочению тогдашней церковной жизни была, по сути, антиреформаторской. Церковное реформаторство, во всяком случае, в современном понимании этого слова, - упрощение, принижение уровня духовной жизни, приближение Церкви к миру. Цель Патриарха Никона была прямо противоположной: он усматривал её в приоритете духовного начала над душевным, телесным, земным; в воцерковлении всей жизни тогдашнего русского общества. Патриарха обвиняли в космополитизме. Но это был не секулярный, а христианский космополитизм, цель которого - духовно приподнять, раздвинуть мир, его бытовые и национальные рамки. Максимально наполнить земной, падший, погибающий мир вечными небесными смыслами.

Цель эта осталась неосуществлённой. Более того, мир, светские власти не простили Патриарху, как им казалось, посягательств на свои права. А смерть в ссылке, вернее на пути возвращения из неё, явилась закономерным итогом его христианского святительского подвига.

Примечательно, что Патриарх Никон был осуждён на том же Соборе, что и его идейные противники – старообрядцы. Он не был категоричным противником ни старых книг, ни двуперстного крестного знамения, в чём его также обвиняют, допуская и то и другое. В сущности, раскол спровоцировала не церковная, а светская власть. А опальный Патриарх оказался, в конце концов, лишь удобным объектом, на который было перенаправлено недовольство тогдашних не по разуму ревнителей благочестия.

Скончался он недалеко от Ярославля 17-го (30-го по новому стилю) августа во время своего возвращения из ссылки – из Кирилло-Белозерского монастыря в монастырь Ново-Иерусалимский – место, в которое он стремился всей душой и всю свою жизнь. Было это 330 лет назад. С тех пор многое изменилось... От того, что когда-то именовалось Святой Русью не осталось почти ничего... Но неизменен Бог и Его Новый Иерусалим, который Он воздвиг в Своём Небесном Царствии. И как прежде, так и сейчас, быть его вечными гражданами приглашаются все желающие – понуждающиеся изменить если не окружающий мир, следуя примеру Патриарха Никона, то хотя бы свою собственную греховную жизнь...

Игумен Даниил (Гридченко), специально для «Русской народной линии»