«Национальный гнёт уже в том, что меня обязывают называться татарином, когда я с этим не согласен»

Это весьма актуальное в плане осмысления истории и современного состояния «кряшенского вопроса» издание увидело свет под эгидой Кряшенского прихода г. Казани и Совета ветеранов кряшенского движения г.Казани, в рамках их совместных действий «по возрождению и развитию этнокультурного и православного самосознания кряшен». Его инициатором выступил ныне уже покойный активист кряшенского движения А.П.Иванов. Непосредственным же воплощением в жизнь проекта выпуска сборника занимался кандидат исторических наук А.В.Фокин, выступивший в качестве научного редактора, автора пояснительных статей и комментариев.

 Рецензентами издания стали два доктора исторических наук – директор Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения РАН К.И.Куликов и его заместитель – Г.А.Никитина, а также кандидат исторических наук, докторант РАГС при Президенте РФ В.М.Викторин. 

Как сообщается в аннотации, сборник включает в себя «не публиковавшиеся ранее (не считая некоторые вспомогательные, помещённые в приложении) материалы по этногенезу и этническому статусу кряшен, их правовому и социально-психологическому состоянию в советский период развития страны». 

При этом основу издания составляют статьи, переписка с официальными учреждениями и частные письма исследователя «кряшенского вопроса», одного из наиболее последовательных борцов за придание кряшенам статуса отдельного народа И.Г.Максимова, а также материалы, принадлежащие перу некоторых его единомышленников и адресатов. 

Иван Георгиевич Максимов (1903–1981) – уроженец деревни Танькино Мамадышского уезда Казанской губернии, сын священника, научно-педагогический работник, инженер-механик, кандидат технических наук, преподаватель, долгие годы живший и закончивший свои земные дни в Ленинграде. Кряшен по происхождению, разделявший многие идеалы и заблуждения советской эпохи, он, тем не менее, сумел, по большей части, интуитивно нащупать главный «нерв» «кряшенского вопроса». 

Будучи убеждённым коммунистом, воспитанным на вере в непогрешимость марксистских догматов, И.Г.Максимов искренне считал проводившуюся с 1920-х гг. в Татарии политику «отатаривания» («татаризации») кряшен антисоветчиной, грубейшим нарушением ленинской национальной политики, проявлением буржуазного татарского национализма, махровым цветом распустившегося под самым боком у Москвы. Однако, несмотря на весь этот идеологический антураж и некоторые достаточно зыбкие в научном отношении гипотезы, его выводы относительно существа проблемы, а также оценки деятельности православных миссионеров по просвещению кряшен («крещёных татар») в дореволюционный период, порой настолько точно «попадают в цель», что способны посрамить исследовательские потуги многих современных дипломированных «кряшеноведов». 

Ещё в советское время И.Г.Максимов настаивал на том, что в Татарии осуществляется целенаправленная национальная и культурная дискриминация кряшен. «Национальный гнёт уже в том, что меня обязывают называться татарином, когда я с этим не согласен, - писал он в 1977 г. –  Культурное угнетение в том, что меня обязывают изучать и пользоваться литературным языком с чуждыми мне арабскими словами и многое другое». 

Позднее – в период подготовки к двум последним всероссийским переписям населения (и, особенно, переписи 2002 г.) - было сломано множество полемических копий вокруг правомерности причисления кряшен к татарам. Ни для кого уже не является секретом, что решение переписывать кряшен в числе татар было «продавлено» в Москве политическим руководством Татарстана, опасавшимся, что в случае, если кряшены будут выступать в качестве отдельного народа, татары окажутся в республике в меньшинстве. При этом аргументация в пользу необходимости в обязательном порядке причислять кряшен к татарам, не выдерживала никакой критики, уже хотя бы по той элементарной причине, что многие кряшены сами отказывались называть себя татарами. И пришлось применить всю мощь местного административного ресурса, чтобы привести эти два народа к «общему знаменателю». 

Показательно, что данная политическая линия не является продуктом «эпохи суверенитета», хотя, безусловно, именно благодаря последнему она приобрела наиболее уродливые и безапелляционные формы. «Татарские историки и политические деятели, - писал И.Г.Максимов, – не видят, не хотят видеть того различия между татарами и кряшенами, являющегося результатом развития в течение нескольких столетий при резко разных исторических условиях, а также пренебрегают тем, что современные татары и татары тех давних времён, когда возникли кряшены, между собой ничего общего не имеют, кроме того, что современных называют татарами, а древним - приписывают это недостоверное наименование». 

Как известно, православных кряшен лишили статуса отдельного народа в 1920-е гг., причислив их к татарам. И.Г.Максимов с горечью отмечал, что «признанную и при советской власти, имеющую свою отличную от татар почти четырёхсотлетнюю историю, выделившую из своей среды в Великой Отечественной войне многих героев, и в том числе героя Бреста П.М.Гаврилова, довольно многочисленную кряшенскую народность местная власть «аннулировала» и «приписала» к татарам, не спрашивая самих кряшен, хотят ли они этого или предпочитают жить по-своему с древним своим самоназванием «кряшены».

Кряшен на первых порах лишили даже собственной письменности, основанной на кириллице. «Их заставили, - подчёркивал И.Г.Максимов, - перейти на татарскую - с арабскими буквами и способом письма справа налево. Далее, вместе уже с татарами, они должны были заучивать латинский шрифт, чтобы, наконец, вместе с ними же вернуться  назад к своей письменности с русскими буквами». 

Для И.Г.Максимова, как и для любого здравомыслящего человека, и тогда было ясно, что нет необходимости городить околонаучный «огород» вокруг «кряшенского вопроса». «Для того, чтобы доказать, что француз есть француз, татарин - татарин, а кряшен - не татарин, а кряшен, - писал он в 1973 г., - никаких исторических исследований не требуется, а достаточно спросить об этом их самих». Однако для татарских националистов это «очевидное» всегда являлось «невероятным». 

Несмотря на смену политического строя, «мейнстрим» «татарской исторической науки» остаётся одним и тем же – это противопоставление татар русским (а также, отчасти, другим «соседним» народам – например, башкирам и чувашам), татарского – русскому, как лучшего, изначально прогрессивному худшему, – отсталому и косному. Приоритетом здесь является постоянное выискивание в совместной истории двух народов того, что разъединяет, а не объединяет татар и русских, обличение - скрытое и явное - русских «захватчиков», «колонизаторов», «русификаторов», православных миссионеров и т.д. И кряшены (которые, по образному выражению продолжателя дела Н.И.Ильминского епископа Андрея (князя А.А.Ухтомского), оказались «маленьким окном в громадный и сильный во всех отношениях мир ислама») откровенно выбиваются из этой проторённой и уже официально оформленной колеи. 

По большому счёту, корни этого «мейнстрима» уходят во времена противостояния ислама и Православия, мусульманской и православной миссий среди народов Поволжья и Урала. 

И И.Г.Максимов ещё сорок – пятьдесят лет назад достаточно чётко уловил данный момент, хотя и обставил его в духе «марксистско-ленинской методологии». «Татарские журналисты, газеты и писатели, - писал он, к примеру, в 1976 г., - взяли за правило ругать миссионеров, ругать Ильминского, как будто они не коммунисты, не атеисты, а те же мусульмане правоверные, какими были их отцы и деды 60 лет тому назад». 

У И.Г.Максимова, знакомого с большим количеством исторических, этнографических, антропологических, статистических исследований и архивных документов, не существовало никаких сомнений в том, что кряшены являются отдельным народом, а сама «татарская нация» представляет из себя относительно недавнюю многокорневую конструкцию. Наиболее аргументированно и последовательно он изложил свою точку зрения в ранее не публиковавшейся статье «Казанские татары и их предки». 

Разобрав в ней четыре теории о происхождении казанских татар от татаро-монголов, волжско-камских булгар, кипчакских племён и «от народности, возникшей ещё в домонгольский период в пределах Волжско-Камской Булгарии, в результате будто бы слияния разных тюркских племён кипчакской языковой группы», он пришёл к выводу, что все они «являются несостоятельными и не выдерживают критики». «Казанские татары, - считал И.Г.Максимов, - произошли от общих предков с другими поволжскими народностями, в основном с чувашами, а частично с марийцами, удмуртами и другими в результате мусульманизации этих народностей. Не исключается и участие русских «полонянников» в этногенезе казанских татар». 

При этом в ряде мест он напрямую отождествлял чуваш с волжскими булгарами, хотя, судя по общему контексту, и имел в виду не современных чуваш, а их предков, одновременно являвшихся и основными предками казанских татар. Признание чуваш прямыми потомками булгар, воспротившимися насильственной исламизации, давно уже стало господствующим направлением в чувашеведении, и в данном отношении логика рассуждений и аргументация И.Г.Максимова представляются вполне обоснованными и «прозрачными». Он указывал на то, что «распространение ислама с татаризацией» поволжских народов «происходило в сравнительно недавний исторический отрезок времени, начиная с создания Казанского ханства в 1438 году татарами-мусульманами, прибывшими из Золотой Орды и покорившими местные племена левобережья Волги вплоть до XX века». «Казанские татары, - констатировал И.Г.Максимов, - являются одним из самых молодых народов. Возникновение и оформление их как самобытной народности есть результат распространения мусульманства среди различных местных поволжских народностей в сравнительно недавнюю историческую эпоху».

Необходимо подчеркнуть, что многие выводы И.Г.Максимова, несмотря на определённую категоричность и непоследовательность, соответствуют результатам ряда современных исторических исследований.

Это относится, в том числе, к заключению о том, что расхожие утверждения об усилении русификаторской и православной миссионерской деятельности среди татар во второй половине XIX - начале XX вв., якобы нанёсшей существенный ущерб татарскому народу, на самом деле не соответствуют действительности.

 Многочисленные документы свидетельствуют о том, что православная миссия в Поволжье и на Урале в это время находилась в глубоком кризисе, испытывая постоянные проблемы из-за неопределённости целей, бессистемности, рутинности мышления светского и церковного начальства, недостатка подготовленных кадров из числа представителей местных народов, бюрократических препон, недостаточного финансирования, разобщённости духовенства, и т.п.

 Мусульманские же миссионеры, умело использовавшие различные финансовые рычаги, религиозный фанатизм неофитов, антирусские и антиправославные настроения в инородческой среди, постоянно подогреваемые панисламистские и пантюркистские настроения, и, в наиболее значительной мере, капиталы стремительно формирующегося, богатеющего и политически крепнущего класса татарско-мусульманской буржуазии, напротив, вели целенаправленное, успешное наступление на крещёных инородцев, «двоеверов» и язычников.

 Одним из неоспоримых подтверждений этому являются статистические данные о массовых «отпадениях» православных инородцев в ислам, исламизации (отатаривании) чуваш, черемис (марийцев), вотяков (удмуртов) и представителей других народов, а также о соотношении церквей и мечетей в пересчёте на жителей православного и мусульманского вероисповедания.

 На всё это ещё в 1909 г. обращал, к примеру, внимание этнограф и миссионер С.А.Багин, указывавший на то, что рост на сто пятьдесят процентов численности татар-мусульман за семидесятилетний период с 1834 до 1904 гг. происходил, главным образом, за счёт исламизации (татаризации) «различных инородческих племён: чуваш /больше других/, черемис, мордвы и вотяков». «Отпадения» в ислам, усиливавшиеся в период социальных потрясений и войн, исчислялись многими десятками тысяч (их «нижняя граница» определяется, в разных источниках, от тридцати до сорока тысяч человек). Ещё более впечатляющие цифры приводятся в книге историка и краеведа Н.А.Спасского «Очерки по родиноведению. Казанская губерния», «в 1826 г. в Казанской губернии было всего 136470 татар, из них христиан 31045 человек, чуваш 371758 человек, по переписи 1897 г. татар насчитали 774627 человек, т.е. за 70 лет татар увеличилось на 545 %». Это произошло, согласно его заключению, потому, что много чуваш и «финнов» «ушло в татары. Кроме того, согласно подсчётам того же С.А.Багина, основанным на статистических данных, тогда в Казанской епархии, одна церковь приходилась на 2395 человек, а одна мечеть на 811 человек, т.е. мусульмане имели «мечетей почти в 3 раза больше, чем православные церквей»

 И.Г.Максимов был, по-видимому, не только знаком с подобного рода информацией, но и сам являлся свидетелем плачевного состояния православной миссии и миссионерско-прозелитских успехов мусульман. «Я человек не старшего, а старого, увы, поколения, - писал он в 1974 г. в отдел науки Татарского обкома КПСС доктору исторических наук В.В.Иванову, - и своими глазами видел результаты миссионеров, которые за 10 лет едва ли окрестили 10 татар, а также результаты, действительно миссионерской деятельности мусульманского духовенства, когда группы селений и деревень кряшен, чувашей, удмуртов, марийцев переходили в ислам и полностью отатаривались.

 В исторических трудах татар об этом говорится только вскользь, а без конца повторяют о насильственной русификации татар русскими миссионерами».

 В упомянутой статье «Казанские татары и их предки» И.Г.Максимов также писал, что: «В весьма солидных трудах по истории татар утверждается, хотя и не приведя каких-либо фактических доказательств, что после покорения Казанского ханства Русское правительство начало проводить и проводило насильственную русификацию поволжских народов, особенно татар, путём обращения их в христианство с применением жестоких мер. Такое не соответствующее истине утверждение в части «жестоких мер», является отголоском политической борьбы в своё время татарских националистов с царским правительством, причём не без влияния султанистской Турции и в интересах последней. Распространение подобных измышлений теперь может бросить тень на братские отношения народов и в настоящее время, не говоря о довольно грубом извращении исторической правды».

 Вряд ли И.Г.Максимов мог предполагать тогда, что уже в самом скором времени эти «отголоски» превратятся в официальную идеологию властей «суверенного» и «постсуверенного» Татарстана. Татарские националисты, узурпировавшие в республике, при «социальном заказе» и открытой поддержке сверху, право на «историческую истину», умудрились в короткий срок нагородить столько опасных околонаучных теорий, что и сами во многом стали их заложниками. Обосновывая «исключительность» татарского народа, они давно ведут на страницах своих книг и школьных учебников непрекращающиеся «боевые действия» не только с русскими «колонизаторами», «русификаторами» и миссионерами, а также «отбившимися» от татар кряшенами, которых призывают то «покаяться» и «вернуться в ислам» (в котором те никогда не были), то броситься в их «братские объятья». Одновременно татарские национал-историки борются с подражающими им во всём башкирскими националистами, активно занявшимися «башкиризацией» татар, и со сторонниками булгарского происхождения чуваш, которые одним только своим существованием ставят под угрозу раздутые ими мифы о «могучем исламском государстве» Волжской Булгарии, плавно «перетёкшем» в Золотую Орду, Казанское ханство, и, в итоге, после многовековой борьбы за независимость, в Татарстан.

 То, что все эти идеологические «баталии» далеки от научных дискуссий, видно и невооружённым глазом. Гипотезы И.Г.Максимова о происхождении татар и кряшен (предков которых он искал среди представителей «древнего местного тюркоязычного племени с большим финским компонентом», булгарского племени «тямтюза», «именьковцев» и даже русских «полонянников») также являются во многом спорными, на что, в частности, указывают и рецензенты. Однако, как верно подметил В.М.Викторин, его взгляды во многом предвосхитили «современные (с конца 80-х гг.) перипетии (в самой кряшенской и татаро-мусульманской среде)». В равной мере это относится и к общей оценке русского присутствия в Поволжье, и к «реабилитации» выдающихся просветителей инородцев (в первую очередь, Н.И.Ильминского).  

 В письмах И.Г.Максимова неоднократно проходит мысль о том, что Н.И.Ильминский для кряшен - это то же, что и его ученик И.Я.Яковлев для чуваш. Действительно, не зря же их обоих иногда называют апостолами: первого - «апостолом кряшен», второго - «апостолом чуваш». Почему же тогда подавляющее большинство чуваш почитает И.Я.Яковлева как великого просветителя и своего духовного отца, а национальная татарская интеллигенция, присвоившая себе право говорить от имени всего татарского народа (в том числе - и формально причисленных к нему кряшен) до сих пор шлёт на Н.И.Ильминского проклятья?

 «В 60-х - 70-х годах, - подчёркивал И.Г.Максимов, - было не усиление русификаторской политики. Её вообще не было, а было поголовное отатаривание в результате пропаганды мусульманского духовенства кряшен и прочих поволжских народностей, приостановленное благодаря Н.И.Ильминскому». По его словам, «система Н.И.Ильминского» уберегла кряшен «от полного исчезновения из истории».

И.Г.Максимов отмечал, что ни в одном из известных исторических трудов, изданных в Татарской АССР, «не говорится, при каких условиях протекала и в чём действительно выражалась деятельность Н.И.Ильминского». «Не упоминается и о том, - продолжал он, - что в результате действительно весьма успешной миссионерской деятельности мусульманского духовенства и националистов, действовавших, в конечном счёте, в интересах враждебной России султанистской Турции, причём не скрывая этого, татарский народ был доведён до предела невежества и темноты, при одновременной крайней неприязни к русскому народу и его европейской культуре, а остальные тёмные поволжские народы оказались на краю исчезновения в результате отатаривания. О русификации, и тем более, насильственной, не могло быть в тех условиях и речи. Надо было спасти хотя бы часть тех же чувашей, марийцев, удмуртов, кряшен и мордвы от полного исчезновения из истории, как отдельных народностей. Это удалось сделать благодаря созданию для каждой из них своей письменности, открытию начальных и учительских учебных заведений с преподаванием светских знаний, а  также русского языка. Это вело к сближению с русским народом и ознакомлению хотя бы с начатками европейской культуры. Во всём заслуга Н.И.Ильминского огромна, и потому все упомянутые выше народы, за исключением татар, глубоко почитают его память и его просветительскую деятельность, как мы это увидели на примере празднования 100-летия Симбирской чувашской учительской школы, являющейся, как Казанская учительская школа и Казанская учительская семинария, детищем Н.И.Ильминского».

По словам И.Г.Максимова, постановка в работах татарских историков вопроса о Н.И.Ильминском и его деятельности «напоминает анекдот, где сам виноватый кричит: «Держи вора», чтобы от себя отвлечь внимание». «На самом же деле, - указывал он, - в те времена обрусение чуваша или представителя другой народности края едва ли происходило и в единичных случаях, а вот отатаривание их шло в самых широких размерах, целыми селениями и районами. Это было приостановлено благодаря деятельности Н.И.Ильминского, чем и объясняется большая неприязнь к нему татарских буржуазных националистов».

В следующем году исполнится 190 лет со дня рождения Н.И.Ильминского, и очень хочется верить, что сие событие будет отмечено на достойном этого выдающегося просветителя и миссионера уровне. И появление «сборника материалов» «Есть такой народ - кряшены» представляется здесь весьма кстати.

Помимо писем и работ, принадлежащих перу И.Г.Максимова, в новом издании помещён ещё целый ряд материалов, наибольшее внимание среди которых привлекает к себе написанное А.В.Фокиным «Послесловие». По сути, это самостоятельный материал, где через призму анализа идей И.Г.Максимова, с привлечением нового фактического материала, раскрываются многие важные аспекты «кряшенского вопроса».

Стоит надеяться, что книга вызовет интерес не только у самих кряшен и узких научных специалистов, но и у представителей тех структур, кто отвечает в нашей стране за реализацию государственной национальной политики.