Вера, национализм и патриотизм

В последние недели июля на РНЛ почти совпали по времени начатая А.Д.Степановым дискуссия о национализме и преступный акт Брейвика в норвежском Осло. И то и другое проясняет различия между национализмом и Христианством. Даже если бы этот Брейвик был трижды прав – например, в своем протесте против исламизации Европы и вообще общеевропейского декаданса – то своим массовым убийством он раз навсегда отделил себя от христианской Благой Вести. По плодам их узнаете их, сказано в Писании. Хотя объективно Брейвик добился, конечно, прямо противоположного своим целям результата, став символом правого европейского нацизма, которым теперь либералы будут пугать маленьких детей. Невозможно представить себе настоящего христианина, прокладывающего себе путь ценой кровавого насилия над телами и душами людей. Даже сторонник «японского фундаментализма» Юкио Мисима прибег в свое время к харакири, то есть к ритуальному самоубийству, а не к казни своих вестернизированных и расслабленных соотечественников – выродившихся наследников суровых самураев. Что уж тут говорить о Христианстве, в духовном пространстве которого каждая слезинка ребенка сосчитана!

Повторю то, что я писал в прошлом «Дневнике философа»: национализм как таковой есть разновидность буржуазной идеологии, возникающей в Европе в эпоху Просвещения по мере ослабления христианской веры. Во времена бюргерских революций прогрессивный Запад, по сути, прощался с Христианством, выдвинув ему на смену абстракцию «политической нации», преследующей свои прагматические (прежде всего финансовые) цели, и в этом плане противостоящей не только Риму, но всему христианскому завету. Протестантская (особенно кальвинистская) этика в дальнейшем много постаралась, чтобы «вернуть» западных христиан фактически к иудаизму (религиозному материализму), подчас незаметно для них самих. Перечитайте «Зимние заметки о летних впечатлениях» Ф.М.Достоевского (1863) – там даны впечатляющие картины постхристианской жизни Европы, проводящей вполне националистическую внутреннюю и внешнюю политику, гордясь своим «бременем белого человека». Одни разборки англичан в Индии чего стоят! Что касается молодых Соединенных Штатов, основанных протестантами-пуританами и решавших свои национально-демократические задачи, то они для этого завозили к себе, под статую Свободы, черных рабов тысячами...

Обратясь теперь к русскому национальному сознанию и самосознанию, следует признать, что оно по большому счету никогда не покидало христианского духовного поля. Подлинными носителями русского православного национального Логоса были, например, старшие славянофилы, прежде всего Киреевский и Хомяков, никогда, кстати, не называвшие себя националистами, Они считали себя – в отличие от европейских рационалистов-диалектиков – собственно христианскими мыслителями. Не были националистами в западном – нехристианском – смысле этого слова – ни Тютчев, ни Достоевский, ни Леонтьев, ни Менделеев, ни Победоносцев, ни Тихомиров, хотя они горой стояли за Святую Русь (в форме христианской Империи) и ценили её как сложившуюся цивилизационную структуру вселенского Православия. Даже черносотенцы – члены монархического «Союза русского народа» – были прежде всего христианами, а потом уже русскими людьми. Только позднее стали у нас возникать собственно националистические политические партии, рассматривавшие религиозные ценности как одну из разновидностей племенной эмблематики (например, «Всероссийский национальный союз», партия М.Меньшикова). Что касается наших современников – в частности, авторов журнала «Вопросы национализма», то они непосредственно продолжают европейскую, буржуазно-демократическую линию в национальном вопросе, стремясь встроить капиталистическую Россию в концерт цивилизованных западных (правда, постхристианских) стран. Не случайна у них, между прочим, и ссылка на декабристов-масонов: те не только царскую семью собирались вырезать, но и многих инородцев выслать в весьма отдаленные края...

Как бы то ни было, сегодня мы должны констатировать, что национализм в строгом смысле слова – то есть избирательная этническая мифологема определенного народа/этноса, выделяющая его среди других этносов как нечто радикально иное и высшее («богоизбранный народ», «высшая раса») – не вписывается в перспективу христианского универсализма и мирового спасения. Нация-кровь как Бог или, по меньшей мере, как исключительное дитя Бога – это концептуальная основа языческих и талмудических представлений о взаимоотношениях Творца и твари. Не буду повторять общеизвестных слов Евангелия о том, для Христа нет ни эллина, ни иудея. Это не значит, что они теряют право на существование – это значит, что в мире (точнее, выше мира) есть нечто несравненно важнейшее, чем собственно эллинство или иудейство.

Как сказал бы Иван Ильин, всё – в том числе и собственный любимый народ – надо видеть в Божьем луче. В православном Христианстве есть место всему – и личности, и нации, и обществу, то есть любой тварной реальности, но по отношению к Христу, а не только к самой себе. Потому выражение «православный национализм» – такая же химера, как и «православный персонализм» или «православный социализм». Христианство непреложно ценит каждую уникальную нацию, так же, как и уникальную личность или совершенное общественное устройство: то, и другое, и третье суть жемчужины в божественном проекте мироздания. Поэтому не надо и двух слов вместо одного. Неизвращенное Христианство «по определению» содержит в себе развитый личный, национальный и социальный элемент. Тот же Достоевский точно сказал, что Православие и есть наш русский социализм. Точно так же Православие есть наш русский национализм. И наш русский персонализм.

Подводя итог, скажу, что спор идет вовсе не о словах. Религия, патриотизм и национализм – понятия соотносящиеся, но не тождественные. Христианское послание, намеренно противопоставленное национальному (родовому и личному) началу, превращается в бесплотную (и бесплодную) идеалистическую утопию, а национальная идея, отделенная от Христианства, вырождается в языческую абсолютизацию самой себя. Если мы желаем быть патриотами, нам следует это хорошо понимать. Классическая русская мысль/культура была одновременно христианской и национальной, не противополагая эти сущности, но выстраивая их в правильной иерархии. Только некоторые нынешние «демократы», внедрившись в национально-религиозную сферу, по сути, хотят поменять веру и нацию местами, и, таким образом, либо вовсе устранить Христа из народной жизни, либо отвести ему декоративный этнографический угол на коммерчески-политическом торжище современного постмодерна (мультикультурализма). Либералы в политике, в религии и в нации – близнецы-братья. Правда, такая политика может привести к стрельбе, как показали события в Осло. И это ещё цветочки. Всё дело в том, чтобы вера и нация составляли единое целое, но на основе православной веры, а не наоборот.

И последнее. Русские сейчас находятся действительно в трудном положении – в том числе и в национальном плане. Те области деятельности и культуры, под которые они были веками «заточены» – духовный (сакральный) поиск, наука, искусство, промышленность, строительство великого государства – ныне находятся в социальном загоне. Лучшие качества русского народа почти не востребованы, тогда как его конкуренты «купаются» в море дикого капитализма. В этих условиях дело чести русской национальной элиты – коль скоро она на деле русская – как можно скорее вернуть народу те виды социокультурной практики, в которых он может и должен достигать поразительных успехов, что он уже неоднократно доказывал. Тогда и «конкуренты» быстро вспомнят, на чем стоит русская земля. Национальные качества русского народа не противоречат его религиозным – православным – энергиям, а вытекают из них. В этом наша надежда и опора.

Александр Леонидович Казин, доктор философских наук, профессор (Санкт-Петербург), специально для «Русской народной линии»