Конференция, посвященная памяти Евгения Сергеевича Боткина, - это достойное и видное событие. Ее организовали весьма достойные люди, настоящие подвижники. Например, Ольга Тимофеевна Ковалевская, которую я лично знаю, или игумен отец Александр (Федоров), весьма и весьма достойный пастырь, который совершил в Петропавловском соборе панихиду по Е.С.Боткину. А такие моменты, как высказывания отца Константина Пархоменко не должны затмевать истинного значения конференции, хотя бы по известному принципу: какая свадьба обходится без драки? Какая конференция бывает без смутительных докладов? Отец Константин Пархоменко, конечно, хороший батюшка, но временами он бывает весьма и весьма вольнодумен. И тот факт, что он явил вольнодумство и неосторожность, я думаю, налицо и даже никакие комментарии не нужны. Но если читатели недоумевают и возмущаются его высказываниями, то, конечно, необходимо внести ясность.
Во-первых, отец Константин должен был поименно назвать тех, кого РПЦЗ, по его мнению, канонизировала неправильно. Тем паче, что временами присутствует даже некоторое смешение между приходами РПЦЗ и русскими приходами Константинопольского Патриархата. В частности, некоторые в России не согласны с канонизацией матери Марии (Скобцовой) и Ильи Фондаминского, которые были совершены Константинопольским Патриархатом в 2004 году. Но за это РПЦЗ не может нести ответственности. Хотя ошибки действительно были, например, на иконе Исповедников и Новомучеников российских в начале 1980-х годов появлялся образ святого Павла Флоренского. Но позднее он оттуда исчез, и сама РПЦЗ эту ошибку исправила. Поэтому тут нужна четкость и строгость, учитывая деликатность вопроса.
Теперь по поводу того, кем был Император Николай II - страстотерпцем или мучеником. Мне вспоминаются слова святой блаженной Параскевы Дивеевской, которая говорила об Императоре Николае: «Глупцы, он выше всех Царей будет». Огорчительно то, что многие священнослужители не понимают подвига святого Государя Николая. Гораздо лучше его подвиг понял другой святой, святой сербского народа Святитель Николай (Велимирович), который сказал про Императора Николая следующие важные слова: «Святой Император Николай ради единоверного ему сербского народа не усомнился взойти на Голгофу сам и повести за ней своё семейство и русский народ. Он сознательно избрал Царство Небесное вместо царствия земного, как некогда это сделал наш благочестивый царь Лазарь. Трагедия и подвиг Императора Николая неизмерим. Новый царь Лазарь. Новое Косово».
И действительно, если мы внимательно рассмотрим жизнь Императора Николая, целый ряд его решений, в частности, судьбоносное решение вступить в Первую мировую войну, то мы увидим, что Государь целенаправленно избирал Царствие Небесное вместо царствия земного. Вместо корысти он избирал самоотвержение, вместо трусости - подвиг, вместо лености - делание, вместо корыстной человеческой политики - веру и правду Христову. К сожалению, многие не понимают его отречения, считают это трусостью и малодушием. На самом же деле никакой трусости не было. Государь не колебался подавить смуту в Петрограде, для этого он сделал все необходимые распоряжения. И, к сожалению, все они, до последнего, были саботированы, не были выполнены. Государь был предан своими ближайшими сотрудниками - генералами Алексеевым, Корниловым, Ивановым, которых теперь, к сожалению, так восхваляет, например, протоиерей Георгий Митрофанов в своей книге «Трагедия России». Государь отрекся только тогда, когда понял, что реальных приводных ремней для ликвидации смуты у него нет. Генералитет и элита его предали.
Конечно, у него оставался ещё шанс, связаться с кем-то из рядовых командиров, опереться на верный полк или батальон и начать гражданскую войну с непредсказуемыми последствиями. Но тогда произошло бы следующее: думцы немедленно оставили бы фронт без продовольствия, приказ N1 был бы издан, и армия развалилась бы ещё быстрее, чем это произошло в марте-ноябре 1917 года, и тогда Гражданская война приобрела бы куда более кровавый и непредсказуемый характер. На самом деле постепенное разложение армии, которое произошло после отречения, дало возможность подписать Брестский мир, - похабный, мерзкий, но, тем не менее, сохранявший какие-то основы русской государственности. В случае начала Гражданской войны в марте, немцы, безусловно, дошли бы до Урала. Решение Государя было осознанно и разумно. И может быть, именно благодаря ему в Гражданскую войну погибло, по разным подсчетам, 2-3 миллиона, а не 15-20 миллионов человек. Это если говорить о последствиях отречения.
К сожалению, общество и к отречению Государя и к революции было готово. Готова была и значительная часть духовенства, которая приветствовала февральский переворот. В этой обстановке курс на подавление мятежников кончился бы либо ничем, либо настолько страшной и кровавой войной, что она затмила бы ужасы реально бывшей Гражданской войны и даже последовавшего террора. В этом смысле Государь принес в жертву себя и свою семью для спасения жизни миллионов русских людей. События после предательства генералитета имели характер фатальный, после этого уже ничего изменить было нельзя.
Исторически курс России стремился либо к социализму, либо к фашизму. Допустим даже крайний вариант, допустим, что Государь победил бы, это была бы победа такой ценой и такими методами, результаты которой неизбежно привели бы у нас к появлению настоящего фашистского режима, который по свирепости затмил бы ленинско-сталинский. Тогда от традиционной монархии почти ничего бы не осталось. Само собой, что для этой новой системы потребовалась бы иная духовная основа, отнюдь не Православие, которое было бы незаметно подменено националистическим оккультизмом. Я понимаю, что это звучит странно и необычно, но уж если заниматься футурологией, как это делает отец Константин, то я считаю, что надо рассмотреть и этот вариант. Не будем столь наивными, не будем считать, что если бы ни отречение Государя, то всё было бы хорошо, всё было бы идеально. Как говорится, «если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно».
К сожалению, события февраля 1917 года обнажили бездну в душе русского человека, в душах русской элиты, генералитета и русского офицерского корпуса. Как это реально было. В феврале 1917 года алексеевы, корниловы и деникины, которых так любит протоиерей Георгий Митрофанов, отняли у русских Россию, ибо сломали монархию как стержень русской жизни. Ну, это к слову, об этом отец Георгий умалчивает как о самой страшной государственной тайне. Вместо этого нам рассказывают душещипательные легенды о том, как Государь слишком любил семью и стремился к ней в Петроград, как генерал Алексеев встал перед ним на колени, умоляя не ездить в Царское село. Тут постоянно вспоминается вранье Шервинского из «Дней Турбиных» Михаила Булгакова с рефреном «и прослезился». Хуже того, у отца Георгия Митрофанова присутствует явная апология предательства, правда, весьма беглая и невнятная. Когда Государь не внял мольбе своего начальника о необходимости остаться в ставке, генерал Алексеев обратился к армии, и армия, в лице командующих фронтами, призвала Государя отречься. Государь, будучи главнокомандующим, предпочел подчиниться своим подчиненным. «В чем здесь можно обвинить Алексеева, только в том, что он не пленил Государя, чтобы заставить его остаться в Могилеве, - пишет Митрофанов. - Это был бы тоже не верноподданнический акт. Поэтому для меня гораздо понятнее возмущение генерала Алексеева, чем то что случилось».
На самом деле не знаешь, что здесь страшнее, - намеренное искажение действительности или понятие отца Георгия о чести и верности. Во-первых, Алексеев саботировал все приказы Государя, направленные на предотвращение и усмирение смуты. Запасные полки из Петрограда выведены не были, отправка войск гвардии была сорвана. Как пишет С.С.Ольденбург, поздно гадать о том, мог ли бы Государь не отречься. При той позиции, которую заняли генерал Алексеев и генерал Рузский, возможность сопротивления исключалась. Приказы Государя не передавались. Хуже того, они отменялись. Государь распорядился послать с фронта шесть кавалеристских дивизий и шесть пехотных полков, приказ был сорван. Генерал Рузский своею властью приказал не только прекратить помощь генералу Иванову, но и вернуть уже отправленные эшелоны. Ставка именем Государя запретила отправку войск с Юго-западного фронта до особого уведомления. Затем генерал Алексеев сколачивает телеграммами генеральскую коалицию и потом требует отречения. Очень мудрые слова сказал владыка Агапит Штутгартский в предисловии к книге «Трагедия России»: «Чтобы понять белое движение, которое возникло как реакция на захват власти большевиками, нужно всегда помнить следующее: русские генералы из православных согласились на отречение. Это мистически можно понять как незаконный развод, нарушение брака. Поэтому и вину за отречение возлагать только на Царя-мученика несправедливо. Потому что оно явилось реакцией на измену русских генералов лично ему как монарху. Это не только личная трагедия Царя-мученика как якобы плохого монарха, но и залог будущей личной трагедии тех же его генералов, оказавшихся впоследствии бессильными в борьбе с большевиками».
Действительно, что могли противопоставить большевикам белые генералы? «Вся власть учредительному собранию»? Это после «За Веру, Царя и Отечество»? За чем должен был пойти русский народ в 17-м году? За лозунгами непредрешенческой «войны до победного конца» или «Мир - народам, земля - крестьянам»? Так вот, белые генералы дали страшный урок предательства и революции. Страшная закономерность русской истории была в том, что обеляемого протоиереем Георгием Митрофановым генерала Алексеева, одного из главных устроителей генеральского заговора, временщики рассчитали как прислугу. А генерала Рузского, призывавшего Государя сдаваться на милость победителей, зарубили шашками большевики.
Давайте рассмотрим на этом фоне подвиг Государя. В данном случае Государь до последнего, сколько мог, находился на своем посту монарха государства Российского. Он, насколько мог, проводил в своей личной жизни и государственной политике православные начала, начала христианской государственности. К сожалению, он оказался не понят и предан. Его политика для известной части русского общества оказалась непонятной и неприемлемой. Произошла действительно апостасия, мистическое прелюбодеяние, произошла измена. И вопрос, как эту измену принял Государь. Он принял её спокойно и благородно, как должен был принять Государь измену подданных, муж измену жены, епископ отвержение его своим народом. Об этом в своё время писал Лев Тихомиров, что если, не дай Бог, произойдет такое, что народ не захочет Государя, то ему остается сойти с престола. Потому что этот престол становится более недостойным его. Занимать его является выше царского достоинства. Харизма власти при этом сохраняется, благодать помазания сохраняется у такого епископа, которого изгнала собственная паства, но при этом она остается невостребованной.
В чем состоит страстотерпствование Государя? В благодушном терпении скорбей, обид, унижения, и, наконец, самой смерти. В хранении христианского образа жизни в заключении и в гонении, в его молитвах за Россию и в его скорби за Россию. Наконец подвиг непротивления в тех условиях был единственной возможностью спасти тысячи, если не миллионы жизней, которые неминуемо бы погибли в результате Гражданской войны и открытии фронта, но это было и сохранение русской монархии в её чистоте и неповрежденности. Потому что, безусловно, русская монархия, пойди он в тех условиях на Гражданскую войну, превратилась бы в нечто абсолютно на себя непохожее, а может быть и антихристианское по своему существу. Было время, когда надо было браться за меч (1905 год), было время, когда браться за меч было бесполезно, потому что не с кем и не для чего. А Россия в тот момент, как раковый больной, нуждалась не в хирургической операции, а в страшной физиотерапии. Она, по-видимому, не закончилась и до сих пор. Для изживания этого иудиного греха мало было Гражданской войны, потребовался большой террор, потребовалась Великая Отечественная война и потребовалось много чего другого. Возможно, что Государь это понимал. В любом случае он шел по Промыслу Божиему.
Что касается применения понятий страстотерпства и мученичества применительно к князьям Борису и Глебу, то эти понятия синонимичны, столь же они и синонимичны и для Государя-Императора Николая II. Теперь, что касается понимания мученичества. Дело в том, что у нас распространено не совсем верное мнение по поводу того, что мученик в христианской традиции может быть только мучеником за веру. Да, действительно, большинство мучеников прославлены и канонизированы за то, что за исповедание веры они заплатили жизнью. Но это еще не вся правда. Почему? Потому что, как говорит апостол Павел: «вера без дел мертва есть». Помимо догматического исповедания веры существует и практическое, бытовое исповедание, когда человек своими делами, своей нравственной жизнью, своим жизненным подвигом исповедует веру. Возьмем, к примеру, первомученика праведника Авеля, который был убит своим братом. Формально он как бы канонизации не подлежит, потому что и Каин и Авель верили в одного и того же Бога. Но если мы возьмем и святого Мефодия Олимпского и других отцов, например, Иоанна Златоустого, то все они считали праведного Авеля мучеником. Без подобного понимания исповедания была бы невозможна канонизация Бориса и Глеба, ни английского святого Эдуарда-мученика, святого Императора Никифора - местночтимого на Афоне святого - который был убит заговорщиками. Невозможна была бы канонизация и св. Людмилы Чешской и св. Вацлава или св. Вячеслава, которые были убиты как христианские святые - благоверные князья, хотя формально не по религиозным причинам, но убиты, потому что дела их были добры, а дела их гонителей злы.
А что касается святого Государя Императора, то опять же, с религиозной точки зрения, здесь есть некий след. На стенах Ипатьевского дома были найдены на немецком языке (по некоторым свидетельствам и на еврейском языке) надписи, из которых явствует, что убивали его как Государя и как Государя православного. В его лице, как говорили сами коммунисты вплоть до школьных занятий, расстреливался образ русской монархии, убивался православный Царь, убивался Помазанник Божий. Палачи в Ипатьевском доме стреляли в символ православной России, поскольку с политической точки зрения абсолютно никакой угрозы Государь Император уже не представлял. Все сражались за Учредительное Собрание, но не за монархию, не «за Веру, Царя и Отечество». Поэтому уничтожали символ - символ Святой Православной Руси.
В этом контексте еще более важна канонизация слуг Государя, которые пострадали за верность ему, именно за верность православному Царю. Стоит вспомнить, что слова «верность» и «вера» - одного и того же корня. Единственным препятствием для канонизации Русской Православной Церковью Московского Патриархата Евгения Сергеевича Боткина является, как ни странно, то, что среди царских слуг были лютеране и католики. Но, во-первых, простите, из-за этого не должны страдать православные, а, во-вторых, верность Царям всегда базировалась на религиозном чувстве. И в наш неверный, предательский и иудин век сие, безусловно, должно быть отмечено. И в этом смысле очень важно, что в РПЦЗ Е.С.Боткин канонизирован как мученик. Это в известном смысле и нам всем урок.
Недооценка Государя, нежелание признавать его святость связана во многом с либеральным дискурсом, с либеральным выбором, а опосредовано - с нежеланием признавать вину русской элиты за предательство Государя в феврале 1917 года. Характерно это, кстати, для того же отца Георгия Митрофанова, который предельно возвеличивает русское дворянство, русскую элиту, и не желает признавать этого страшного греха предательства, которое совершило русское дворянство по отношению к своему Государю в начале 17-го года. Либо это связано просто с наивностью, с представлением о том, что в 17-м году что-то можно было решить силовыми методами и неведением реального духовного состояния России, в особенности русской элиты, неведением путей Промысла Божия.
В завершение я хотел бы привести свое давнишнее стихотворение 1993 года, написанное еще до прославления Государя Императора в лике святых Московским Патриархатом.
Да, стал гостем рокового пира.
Царь сей, виноватый без вины.
Он душою всей держался мира,
А держал ответ за две войны.
С мягким сердцем, с любящей душою,
Миловать рожденный и прощать,
Он был должен властвовать толпою,
И измену Родине карать.
А когда возвысилась крамола
И настало стада торжество,
Царь достойно снизошел с престола,
Боле не достойного его.
И в предсмертной ссылке той тобольской,
Ни вражды ни злобы не тая,
Передал народу он и войску,
Лишь одно - «Не мстите за меня».
Но отмщенье Божье неуклонно,
И двадцатый весь мы платим век
Жизнями десятков миллионов
За убитых десять человек.
Упоенные вином злодейства
Долго мы постигнуть не могли:
За погибель Царского семейства
Мы платили гибелью семьи.
И пока престол не восстановят,
Не отстроят дивный Спасов храм,
Не отмыться нам от этой крови
И от язв не исцелиться нам.
Диакон Владимир Василик, историк Церкви, доцент Санкт-Петербургского университета, кандидат филологических наук, специально для «Русской народной линии»
