Есть два направления реформирования экономики. Одно из них, именуемое «вашингтонским консенсусом», через которое до России прошли страны Восточной Европы во главе с Польшей, до этого Мексика и др, - все эти страны переживали ту самую «шоковую терапию», и все они в результате таких реформ оказались недоношенными и неполноценными рыночными экономиками, абсолютно зависимыми от мировой конъюнктуры, не имеющими реального суверенитета и исполняющими определенные функции в рамках международного разделения труда. Причем эти функции самые низкооплачиваемые и наименее почетные. Даже Мексика, которая добывает нефть, не имеет собственной нефтепереработки и бензин покупает у США. По большому счету вариант реформ, который воплощал покойный Гайдар, - это как раз и есть пресловутый «вашингтонский консенсус». Но есть другое направление реформирования экономики, через которое прошла в послевоенный период Япония, а вслед за ней - Южная Корея. Напомню, что в результате Корейской войны Южная Корея оказалась лишена каких бы то ни было сырьевых источников и не имела промышленности за исключением легкой, т.е. они, грубо говоря, шили штаны и юбки. Портовое, рыбное и сельское хозяйство - вот и вся специализация южных корейцев на тот момент. За тридцать лет страна сумела пройти путь от абсолютно отсталой аграрной страны до страны - члена Организация экономического сотрудничества и развития, включающей в себя три с половиной десятка наиболее развитых стран мира. По этому же пути пошел Китай, который до сих пор продолжает по нему идти, потому что, несомненно, эти реформы еще далеки от завершения.
Мы же имели в результате реформ Гайдара и его последователей более чем 50-процентный спад ВВП за три-четыре года, организованный с помощью этих реформ кризис неплатежей, бартерную экономику, опустившуюся на абсолютно примитивный уровень. Напротив, Китай имел все эти годы 10-12 % прироста ВВП. Корея из отсталой аграрной страны превратилась в одну из самых развитых индустриальных и инновационных экономик мира. Вот самое простое сопоставление двух видов реформ.
Что касается дифирамбов, которые рассыпались телевидением в адрес Гайдара в день его смерти, то это однозначно попытка воздействия на сознание тех людей, которые либо еще не застали в сознательном возрасте этот период, либо успели его подзабыть. Я же очень хорошо помню, что происходило в первый год российских реформ, в 1992 году, тот период, когда Гайдар находился у всех рычагов власти, пока его, наконец, Госдума не заменила Черномырдиным. В Москве (а не где-то на периферии, где дела обстояли еще хуже) на Манежную площадь выходило 500 тысяч человек, которые были готовы снести стены Кремля. Если бы Гайдар усидел не то чтобы еще пять лет, а хотя бы лишний год или полтора на своем месте и продолжал бы в том же духе свои реформы, то я думаю, этот период был бы связан с еще одной революцией в России. И тогда Гайдара никто бы, тем более государственные каналы телевещания, уже не вспоминал хорошими словами. Некоторые утверждают, что Гайдар предотвратил гражданскую войну. Как он мог предотвратить гражданскую войну, когда он вынудил выйти на улицы полмиллиона человек, которые были готовы удушить его, если бы он вышел им навстречу? У меня нет положительных слов в адрес этого человека. Некоторые утверждают, что пагубность реформ Гайдара связана с его злонамеренностью, другие считают его идеалистом, я же полагаю, что причина кроется в особенностях физиогномики этого человека. Если посмотреть на форму его лица и на определенные элементы черепа, то можно увидеть, что лобная кость этого человека имеет от полутора до двух сантиметров толщины. Я думаю, что он просто был дурак. Я говорю это абсолютно серьезно, потому что о человеке, который до этого исполнял функции обозревателя журнала «Коммунист» и экономику знал из учебников Макконела и Самуэльсона, говорить как о каком-то мыслителе и идеологе реформ не приходится. Если вы проанализируйте все документы, которые в тот момент использовались как руководящие, - это был плохой перевод с английского тех рецептов, которые предложила ему аналитическая служба Международного Валютного Фонда и других структур «Вашингтонского консенсуса». Команда Гайдара абсолютно не знала, что делать. Первое гайдаровское правительство, от шести до восьми человек, вышло из старших научных сотрудников и руководителей лаборатории Института народно-хозяйственного прогнозирования. В тот момент академик Еременко, он тогда был членкором РАН, готов был застрелиться. «Таких змей я пригрел на своей груди. Эти гниды, придя в правительство, вообще забыли, чему я их учил», - говорил он. Я этот момент знаю хорошо, потому что тогда я работал в этой структуре и присутствовал на ученых советах. Это были люди, которые абсолютно зарвались, которые исполняли чужие рецепты, они не были идеологами чего либо.
Я не забыл этого периода, поэтому у меня, повторяю, нет теплых слов в адрес Гайдара. Он был «подсадной уткой». Гайдара специально подставили так же, как позднее подставили Кириенко, чтобы направить на него все негативные эмоции. Был специально поставлен чмокающий человек, с толстенной лобной костью. На него надо было списать все издержки реформ. За ним стояли люди, которые лучше понимали, что происходит. Гайдар отдавал себе отчет в очень ограниченном масштабе. Это был несамостоятельный деятель. Строго говоря, его винить даже не в чем. Как можно винить человека, который ничего не понимает? Это не вина Гайдара, а скорее его беда. Он был всего лишь козлом отпущения, причем заранее предназначенный в качестве жертвы, для меня это совершенно очевидно.
Но есть и другой Гайдар, который появился пять лет назад со своими книгами о кризисе и т.д. Конечно, это был уже другой уровень. Прошло десять лет, как существовал его институт, на него работали элитные научные кадры, так как в отличие от каких-то академических институтов, там были совсем другие зарплаты и т.д. Гайдар к тому моменту был немного вразумлен, он вынужден был признать то, чего либералы не хотели признавать. В этом смысле можно, по крайней мере, признать, что он хотя бы попытался реабилитировать свою репутацию в качестве ученого. Но это был уже поздний этап Гайдара. Но когда он возглавлял правительство - это был тихий ужас, детский сад. Эта была атмосфера, в которой не допускалась вообще никакая критика. На тот момент я был в академическом сообществе. Стоило мне на каком-то ученом совете поставить вообще под сомнение хоть какую-то деталь этих реформ, как я тут же становился белой вороной и был практически исключен из «рукопожатной» аудитории.
Я помню, как в 1993 году готовилась люстрация кадров МГУ силами еще одного нашего «замечательного» реформатора перестройщика Гавриила Попова, который говорил, что МГУ - это «последнее прибежище реакционеров», которое невозможно реформировать, а необходимо превратить его в торгово-развлекательный центр, говоря проще, в публичный дом. Это было время тоталитарного либерализма. В конце 80-х годов была опубликована замечательная статья Владимира Федоренко «Новый большевизм» в маленькой газете «Московский литератор». Он писал, что эти либеральные литературные критики готовят себя в министры внутренних дел. Он был абсолютно прав, это была провидческая статья.
Сейчас не так плохо, как тогда, и поэтому кажется, что тогда было не все так плохо, раз мы все выжили. Но выжили далеко не все. Огромное количество людей не дожило до нормальной старости именно благодаря реформам Гайдара. Страшно подумать, сколько было голодающих. Я в 1992 году, тогда сотрудник элитного академического института РАН, полгода вообще не ел мяса, оно снилось мне только во сне.
Гайдар, если хотите, просто жертва того времени, тех хищников, которые подготовили процесс перестройки и реформ. Были очень высокопоставленные чиновники спецслужб, которые продавали Россию. В принципе, Гайдара упрекнуть не в чем. Ведь есть неполноценные люди. Его поставили впереди себя и им прикрылись. В чем-то это была трагичная судьба.
Андрей Кобяков, кандидат экономических наук, специально для «Русской линии»
