Из известных лиц корреспондент "Портала-Credo.Ru" обнаружил только Александра Морозова, Надежду Кеворкову и одного представителя ОВЦС МП - но все они сидели не за круглым столом, а в зале в качестве сторонних наблюдателей.
Первой зачитала свой доклад доктор исторических наук, завкафедрой религиоведения РАГС, руководитель центра "История религии и Церкви" в Институте российской истории РАН Ольга Васильева. Доклад назывался "Государственно-церковные отношения советского периода: периодизация и содержание". Васильева, как и ранее, заявила о том, что "всех непоминающих митрополита Сергия заносить в катакомбную Церковь было бы неправильно", а если этого не делать, то и само существование катакомбников сомнительно. Васильева отметила, что к концу 1930-х гг. советское государство достигло почти полной победы на РПЦ: осталось лишь несколько десятков действующих храмов и ни одного действующего монастыря. После присоединения Прибалтики, Западной Белоруссии и Бессарабии храмов стало 3 тысячи, а монастырей - 46.
Новый этап в истории Церкви, сообщила далее Васильева, ознаменовал открывшийся 8 сентября 1943 г. в Москве Собор епископов РПЦ МП, на котором присутствовали 19 архиереев (16 из них были доставлены прямо из лагерей и ссылок). Главным деянием Собора стало избрание Патриарха Московского и всея Руси и образование при нем Священного Синода. При полном единодушии малочисленного епископата Патриархом был избран митрополит Сергий (Страгородский), фактически бывший предстоятелем Церкви 17 лет. Среди важнейших документов Собора следует отметить "Обращение ко всем христианам мира" с призывом "к напряжению всех усилий в этой мировой борьбе за попираемые Гитлером идеалы христианства, за свободу христианских церквей, за свободу, счастье и культуру всего человечества". Васильева отметила, что "существуют легенды" о встречи митрополита Сергия со Сталиным перед открытием Собора, но подтвердить их документально пока невозможно. В любом случае после 1943 г. в СССР начинается религиозное возрождение, продолжающееся до начала 1960-х гг.
Одним из главных событий новых гонений на Церковь в 1960-е гг., по мнению Васильевой, стало отстранение священнослужителей от финансово-хозяйственной деятельности в приходе, которое было проведено по "государственной рекомендации" решением Синода РПЦ МП с дальнейшим утверждением его Архиерейским Собором 1961 г.
Следующим докладчиком был доктор исторических наук, ведущий специалист Центрального государственного архива Санкт-Петербурга Михаил Шкаровский, озаглавивший свой доклад "Развитие РПЦ в XX веке". Шкаровский отметил кризис Церкви в дореволюционной России начала XX века, когда "основная часть духовенства выражала недовольство деятельностью Синода". РПЦ до 1917 г. "так и не удалось провести Поместный Собор", однако после февраля 1917 г. по епархиям прокатилась волна чрезвычайных духовных съездов, сместивших ряд архиереев. Поместный Собор 1917-18 гг., по мнению Шкаровского, стал "суперпрогрессивным явлением": на нем был поставлен вопрос о том, как приспособить Православие к проблемам XX века. Православная Церковь оказалась впереди планеты всей, так как лютеране обсуждали подобные вопросы лишь в 1940-50 гг., а римо-католики - в 1960-70 гг.
"Октябрьский переворот" (события февраля 1917 г. докладчик назвал "революцией"), по мнению Шкаровского, остановил процесс обновления Церкви, став для церковной жизни "контрреволюцией". Период обновления Церкви сменился в 1922-23 гг. периодом гонений. Однако в 1924-29 гг. также имело место расширения влияния Церкви: в середине 1920-х гг. выросло число религиозных организаций в стране, впрочем, в основном, неправославных. "Трагический период" 1930-х гг. стал временем гонений не только на православных, но и в такой же степени на неправославных. "У нас в Санкт-Петербурге идет сбор сведений в том числе и о пострадавших за веру мусульманах", - отметил Шкаровский.
Докладчик коснулся и появившегося после 1927 г. "иосифлянского движения и других направлений катакомбного движения, отказавшихся поминать советскую власть и митрополита Сергия", однако "период войны сплотил всех - и обновленцы перестали существовать, и большая часть иосифлян вернулась в Московский патриархат, лишь некоторые остались катакомбниками". В то же время, "несмотря на свою антихристианскую сущность", гитлеровцы "из конъюнктурных соображений" открыли на оккупированной территории около 10 тысяч храмов и 60 монастырей.
Еще один благоприятный для Церкви период - 1950-е гг., когда ей удалось расширить свое влияние: этому "способствовал крах коммунистических идеалов после развенчания Сталина", считает Шкаровский. В 1950-е гг. выросло число семинаристов. "Поэтому возникли гонения в 1960-е гг.", - отметил докладчик, добавив, что около трети населения и в 1950-х гг., и в 1960-х гг., несмотря на сокращение числа храмов, "крестились и отпевались".
Третьим докладчиком стал кандидат исторических наук, доцент института Азии и Африки при МГУ, а также глава международного отдела газеты "Российские вести" Дмитрий Жантиев, назвавший свой доклад ни много, ни мало - "Ислам в XX веке". Жантиев фактически признал, что большевики в первые годы своего пребывания у власти вели "промусульманскую политику", помогая развитию ислама. Однако сейчас это признавать не выгодно, поэтому Жантиев пытался обставить откровенное сотрудничество мусульман с большевиками и большевиков с мусульманами различными объяснениями и оправданиями. Мол, большевики не могли развернуть антиисламскую кампанию, иначе привлекли бы мусульман на сторону белых. Жантиев явно не учел, что отсутствие симпатий к красным вовсе не приводило к поддержке белых; а политика красных в отношении мусульман была всего лишь частью политики привлечения на свою сторону нацменьшинств. Период 1917-25 гг. Жантиев характеризует как время "активного заигрывания, заманивания, стремления привлечь мусульман на сторону советской власти". Первыми пошли на службу большевикам сторонники джадидизма - мусульманского обновленчества и просвещения. В составе Комиссариата по делам национальностей создан мусульманских комиссариат. Появились "красные шариатисты" - значительная часть служителей ислама, считавших возможным соединение исламского права с социализмом и коммунизмом. И действительно, считает Жантиев, существует "ряд социально-психологических особенностей", способствовавших сближению коммунизма и ислама: коллективизм, критика социального неравенства, доминирование общественной собственности - идея авторитарного государства, мягко говоря, не противоречила менталитету мусульман. В те годы число мечетей увеличивалось, приход большевиков безусловно воспринимался мусульманами благожелательнее, чем приход белых; большевики даже способствовали созданию шариатских судов. Сохранились и укрепились институт вакуфного землевладения и институт многоженства.
Однако с середины 1920-х гг. до начала войны шло нарастание антирелигиозной пропаганды. Однако эффект от нее был меньше, чем от антиправославной: Жантиев объясняет это "превосходством ислама над православием", проявившимся в отсутствии четкой иерархии и священноначалия. По данным Жантиева, к началу 1930-х гг. было закрыто 10 из 12 тысяч мечетей, были ликвидированы все медресе, кроме бухарского "Мир-Араб". К слову, российские муфтии говорят о 14-15 тысяч мечетей, закрытых большевиками, однако муфтий Нафигулла Аширов недавно признался "Порталу-Credo.Ru", что, изучая соответствующие документы, обнаружил существование лишь 7 тысяч мечетей перед революцией - правда, Аширов считает, что это противоречие можно примирить, списав разницу на незарегистрированные мечети. Однако автор этих строк, учитывая, что в те времена не было такого порядка, при котором множество мечетей могло существовать, не регистрируясь, считает, что имеет место банальное завышение числа мечетей.
Закрытие мечетей не уничтожило мусульманские общины: приверженцы ислама собирались и молились в других местах. Шариатские суды подпольно действовали на Кавказе и Средней Азии, даже многоженство сохранилось. После войны духовное управление Средней Азии постепенно начинает преобладать над Уфой, получая контроль над организацией хаджа. Параллельно с возрождением православия после войны идет возрождение ислама: в послевоенный сталинский период открывается масса мечетей, закрытых в довоенный период. С конца 1950-х гг. по начало 1980-х гг. гонения усиливаются, и открытые при Сталине мечети были вновь закрыты. Советские пропагандисты пытались противопоставить ислам национальным традициям и культуре, однако это не всегда получалась, так как многие воспринимали ислам как часть национальной культуры.
Особенностью всех трех докладов стало полное отсутствие научно-критического отношения к конфессиям и религиозным лидерам изучаемых конфессий со стороны исследователей: Васильева и Шкаровский не скрывали своих симпатий к РПЦ МП, а Жантиев - своей приверженности исламу. В перерыве на "кофе-брейк" Дмитрий Рустемович рассказал "Порталу-Credo.Ru" о том, что его отец - осетин-мусульманин, а мать - русская, и хотя Жантиев уже не знает осетинского языка, он унаследовал религию от отца, так как "по шариату, если жена мусульманина немусульманка, она все равно считается мусульманкой и дети должны быть воспитаны мусульманами". Впрочем, дело может быть не только в нормах шариата: отец Жантиева был осетином-иронцем, а более 90 % этого субэтноса составляют православные (ислам исповедуют, в основном, осетины-дигорцы), лишь несколько княжеских родов иронцев исповедывали ислам. Возможно, для Жантиева стать православным - значит уровнять себя с крестьянами, а остаться мусульманином - значит сохранить принадлежность к княжескому роду…
Следующий круглый стол в Российском фонде культуры пройдет в середине апреля, темой его заявлен "Русский ислам"…
Михаил Тульский, "Портал-Credo.Ru"