Как будущему монаху успокоить своих родителей, желающих
многочисленных внуков, из чего складывается строгий монашеский дух
обители и почему нельзя торопиться с постригами? Журнал «МВ» беседует с
архимандритом Варлаамом (Максаковым), игуменом Успенского
Свято-Георгиевского мужского монастыря в Башкирии.
«Верую»
Отец Варлаам, еще 18 лет назад здесь ничего не было, а сейчас - статный, величественный монастырь. И Вы когда-то были просто гражданином Советского Союза, а теперь - игумен монастыря. Каким был этот путь?
Я родился в 1965 году в Башкирии близ города Мелеуз. Понятно, что мое детство проходило в знакомой многим советской, атеистической атмосфере. Просто собирать яйца на Пасху, тем более дарить их было чревато неприятными последствиями. Школьника за такое могли вызвать на линейку, публично отчитать. Это был, конечно, позор. Но, как ни странно, я не боялся такого позора и на Пасху - тайком, но без какого-то страха - ходил к родственникам, знакомым, поздравлял их.
Молитве
меня никто не учил. Семья моя придерживалась традиционного праздничного
календаря: Рождество, Пасха - все это как-то праздновалось, но в храм
мы не ходили. Я же с детства тянулся к другой, духовной, жизни. Но как
это было сделать? Книг не было, о Боге никто не говорил - это вообще
было не принято в обществе, в храм бы меня никто не сводил. Но
стремление оставалось...
Помню, на поминках бабушки пели молитвы - канон, 17-ю кафисму. Мне было 9 лет. Вот к этой молитве у меня появилась просто любовь. Я ее как-то особенно прочувствовал, хотелось ее тоже петь, но не знал слов. В силу возраста мне было неловко при взрослых даже перекреститься, хотя этого очень хотелось. Даже от мамы все это скрывал.
Очень любил ходить на кладбище. Там я перед крестами молился своей молитвой, тут же сам и сочинял, хотя многого и не понимал.
В армии - я служил в Ярославской области - нас повезли на дежурство. И вот там я впервые услышал колокольный звон - он доносился откуда-то издалека.
Это было что-то необыкновенное, звон будто бы переполнял меня. Хотелось туда полететь; жаль, крыльев не было...
Когда командир части отпустил меня в отпуск, я первым делом решил побывать в храме. Приехал в Москву и специально посетил храм Василия Блаженного на Красной площади. Это мой первый храм. И хотя он был недействующий, мне было достаточно просто в нем находиться, почувствовать его атмосферу.После армии я решил опять посетить церковь, в Мелеузе. Встал вопрос, как это сделать. И я предложил маме: «Давай освятим пасху в храме». Она: «Хорошо. Я испеку - ты сходишь, освятишь». Это был первый «почти» прямой разговор о Церкви.
Потом у меня возникло желание петь в храме. Поосле одной службы подошел к певчим, спрашиваю: «Вы какую молитву пели сейчас?» Они: «Верую». Так вот я, чтобы выучить молитвы, купил в уфимском храме книжку «Закон Божий». Эта книга стоила тогда 70 рублей, а у меня зарплата была 120 рублей. Так я начал просто петь в храме, на службе.А дальше - пригласили петь на клиросе.
У батюшки первое благословение брал, очень переживал, думал, как бы что не перепутать. Но рад был очень, что пою на клиросе, с нетерпением ждал воскресенья.А меня в то время выбрали председателем профкома колхоза. И многие из моей деревни тоже в храм ходили - я же все-таки старался от них скрываться. Зайду в храм и быстро на клирос поднимусь. Односельчане меня видели, но им было неудобно спрашивать, я это или не я.
А потом настоятель отец Владимир предложил ехать к Владыке брать благословение на священническую хиротонию. Я еще даже маме не сказал, что на клиросе пою, а тут уже хиротония!Говорю ей: «Знаешь, мам, я вот на клиросе пою...»
Она: «А мне ж все говорят, что видели тебя в храме, мол, поешь ты на клиросе! А я им все отвечаю: "Не он это, не он!.. "»Приехали к Владыке, он благословил увольняться из колхоза. В трудовой книжке отметка стоит «Переведен в Казанскую Богородицкую церковь» и печать колхозная.
«Там все - мои родственники»
Какое было первое послушание?
Рукоположили во диакона, через месяц уже во священника. Это, конечно, очень скоро, очень быстро. Я был молодой, ничего не знал, не понимал. Назначили настоятелем Петропавловской церкви в селе Красный Ключ. Я ехал туда - просто слезы на глаза наворачивались. На месте стоял деревянный сруб, все прихожане - «полтора человека», спеть некому. Подходит ко мне как-то женщина: «Батюшка, можно я к вам в храм пойду песни петь?» Я говорю: «У нас в церкви не песни поют, а молитвы». Разумеется, не взял ее с таким настроем... А потом понимаю, что, действительно, петь некому, пошел к ней, она на торговом предприятии работала. Прихожу: «Петь пойдешь в храм?» Она говорит: «Батюшка, да как муж скажет...» В итоге Татьяна (так ее зовут) с этого предприятия уволилась, вот уже 25 лет в церкви на клиросе поет.
Вам еще нужно было храм восстанавливать?
Да. Сруб просто стоял - без окон, без дверей. А я к строительству никогда не имел никакого отношения. Потихоньку стал односельчан звать то полы сделать, то крышу. Всем миром делали. Кто бульдозер даст, кто машину, кто трактор. У меня было чувство, что там все мои родственники.
То есть все помогали, негативного отношения к Церкви не было? Это же все люди с советским воспитанием!
Да, как ни странно, не было. Ничего подобного. Все дружно помогали, и такой красивый храм, в конце концов, построили!
Ответ отца Наума
Как в Вашей жизни стала появляться мысль о монашестве?
Когда я еще в Мелеузе на клиросе пел, прихожане часто подходили ко мне, говорили: «Тебе надо монахом быть». А я даже не знал, кто они, эти монахи. Рукоположили меня во священники, принял я целибат. Планировал постриг принять. Надо было все маме как-то объяснить, она ведь не понимала всех этих тонкостей. Я ей пробовал намекать, что, мол, нет настроя жениться и вообще нельзя мне, уже рукоположен. Она меня не хотела слушать, это вызывало у нее резкий протест, возмущение! Я тебе, мол, уже и невесту нашла. Даже не знал, что делать... Но потом потихоньку градус ее негодования становился все меньше, а как-то раз она даже сказала: «Из троих сыновей (двое семейные) надежда есть только на того, что выбрал церковный путь», - подразумевая, что у меня все правильно сложится, без ненужных проблем и перипетий.
Мамы это сердцем чувствуют.
Самое интересное, что в итоге всех ее жизненных перипетий я ее постриг в монашество с именем Феодора. А ведь когда-то она говорила, что боится монахов. Папа тоже воцерковился, исповедовался, причащался. А братья мой монашеский выбор приняли сразу, даже разговоров никаких не было.
Еще был памятный случай, связанный с этим моим выбором. В 1991 году, еще до моей диаконской хиротонии и тем более пострига, мы с мелеузской делегацией приехали в Москву на перенесение мощей преподобного Серафима Саровского из Елоховского собора в Дивеево. Раз прибыли в столицу, решили заехать в Лавру к архимандриту Науму. А у него, как известно, всегда было много посетителей. В первый день не попали, на второй настоятель нашей церкви отец Владимир все же к нему пробрался и спрашивает: «Отец Наум, подскажите, что делать моему послушнику, - может, ему жениться?» Отец Наум отвечает: «Пусть женится, вот тут девушка есть, как раз замуж хочет». «А он вот не хочет жениться». - «Пусть учиться идет». - «А может, ему монашество принять?» - «Пусть принимает, если желание есть». Таков был ответ отца Наума. Конечно, я больше растерялся от его слов, потому что проблема-то осталась. А жили мы в столице у схимонахини Антонии, так вот мы к ней приезжаем из Лавры, а она мне говорит: «Примешь ты священнический сан, потом постриг в 30 лет. Родители будут против, но ты им скажешь, что они народили плоть, которая будет молиться за них. И поставь свечку перед иконой Богородицы «Скоропослушница» - Божия Матерь управит твои дела». Еще что-то говорила, но я тогда растерялся, не запомнил всего.
Ее слова сбылись?
Да, все так и было потом. Принял сан, в монашество постригся без 2-х месяцев в 30 лет. Родители, как я рассказывал, действительно были против. Думаю, схимонахиня Антония была человеком от Бога. Хотя тогда, в 91-м, я вообще не знал ее, мне даже слова ее напомнили много позже другие люди, свидетели того разговора.
«А ты чего мясо ешь?»
Но даже после всех этих событий сомнения в выборе оставались?
Сомнения были, конечно. Как-то владыка Никон приехал ко мне в храм в Красном Ключе, спрашивает: «Когда думаешь постригаться?» А я: «Не знаю, дайте, пожалуйста, подумать года два». Год прошел, опять спрашивает, а я еще времени прошу на размышления. Чувствую, что сердце в нерешительности, в переживании. Но при этом я уже приготовил себе четки, клобук, мантию, но никому никакого ответа не давал. А потом Владыка сам мне говорит: «Приезжай в епархию 16 августа, будешь постригаться». Это я воспринял как благословение свыше. Точная дата назначена.
Как готовились к постригу? Усилили пост, молитву?
Есть мясо я перестал почти сразу после хиротонии. Как-то на общей трапезе в епархии накладываю себе колбаски, а мне один монах - отец Игнатий - говорит: «А ты чего мясо ешь? Тебе ж все равно постриг принимать рано или поздно». С тех пор я от мяса отказался.
У нас монастырей в то время в епархии не было вообще. Но меня тянуло именно к монастырской жизни. Я и в деревне, в Красном Ключе, готовился к созданию будущего монастыря, мне даже несколько пустующих домиков пожертвовали.
Вагончик и баня
Но постепенно Промысл Божий направлял Вас в сторону «Святых кустиков».
Да. Одна бабушка из деревни Ежовка подарила мне книгу об этой обители. Прочитав, я уже не мог жить, как прежде - меня просто потянуло на это место. Я, естественно, приехал сюда. Тут поле да лес, пустынь. Но мне просто находиться здесь было приятно, благодатно.
На приходе я объявил о том, что на праздник Вознесения Господня здесь, в «Святых кустиках», будут совершаться богослужения. Много народу приезжало и до сих пор приезжает в этот день сюда.
Даже не думая, что здесь будет когда-нибудь монастырь, начал собирать разные сведения о бывшей обители. А бабушка, которая когда-то меня на клирос позвала петь, оказывается, окончила школу при этом Успенском монастыре, и у нее сохранились разные фотографии, документы, рассказывающие историю тех давних лет.Однажды встретил здесь, в «Святых кустиках», одну бабушку из Красноуральска. Мы планировали вместе поехать приложиться к мощам Симеона Верхотурского. Поехать не получилось, но она мне прислала письмо, рассказала, что ей приснился сон, будто служу я среди лесов, среди холмов, во «Святых кустиках». Это было удивительно. Так постепенно я стал окончательно понимать, что жизнь моя связана именно с этим местом.А в Уфе в это время возобновили Успенский мужской монастырь. С приходов собрали 7-8 монахов, но самой общины не сложилось, монастырской жизни не было. Меня туда определили экономом, а потом «Святые кустики» стали скитом этой обители, а я - его начальником. Женатый священник сюда бы вряд ли пошел - все-таки это пустынь. А я с радостью согласился, мне хотелось настоящей монашеской жизни.
Как зарождался монастырь? С чего все началось?С вагончика, в нем жил летом. А зимовал в деревянной бане - хоть и маленькая, но собрать легко, протопить не проблема. Жители окрестностей дали и коров, и лошадей. Первое время молился тоже в вагончике. Но у нас климат суровый, зимой холодно, на молитве просто замерзали.
Первые благодетели меня спросили, чего требуется нашей молодой обители. Мне просить было неудобно. Я попросил пару мешков муки и крышу покрыть железом. А они: «Служи-ка ты лучше, отец, молебен на начало всякого доброго дела». Так началась масштабная стройка на этом месте. 13 единиц приехало сюда, гора просто гудела.Первые мои помощницы были, естественно, бабушки, и я им благодарен за все их труды. Но когда было принято решение открыть здесь мужской монастырь, стало понятно, что женщинам здесь уже не место. И приходилось со всеми помощницами расставаться.
И как они встретили новость о том, что им надо уйти?
По-разному. Большинство не хотело уходить, а были и те, кого приходилось убеждать на протяжении долгого времени. Просто им здесь нравилось. Кроме того, они думали, что в будущем здесь будет организована женская обитель. Но организовали мужскую. Причем в другие женские монастыри никто уходить не хотел. Но порядок есть порядок. Сейчас в монастыре из женщин никто не трудится.
А как шло «строительство» монастырской братии?
«Строительство» началось с моего смирения. Люди должны были захотеть разделить со мной тяготы этой жизни, остаться здесь, в монастыре, без комфортных условий. Поэтому я должен был смиряться больше, чем они, приходилось с терпением и пониманием относиться к приходящим трудникам и братиям. Только примером собственного смирения можно зародить монашескую жизнь, показателем истинности которой является любовь между братией. Административными методами ее не построить.
Поначалу разные люди сюда приходили, даже бывшие заключенные. Они по своей культуре, образу мыслей были далеки от Церкви, тем более от монашества. Я хоть и называл их «братией», но чувствовал, что желаемого единства духа нет. И опоры на них не было - они были временными людьми.
Постепенно стали приходить люди, действительно ищущие спасения.
«Лучше один раз увидеть»
Как Вы устраивали этот порядок, ведь Вы же ни в каком монастыре до этого не жили, практическая сторона устройства Вам была неизвестна?
Да, не жил и опытно ничего этого не знал. Но я читал книги, в основном древних Отцов: «Добротолюбие», преподобного Феодора Студита.
Но, самое главное, я на Афон начал ездить, там монашеская традиция не прерывалась, поэтому я надеялся увидеть то, о чем пишут Отцы, своими глазами. Более того, я почти всю свою братию туда свозил, чтобы они сами увидели эту нетронутую монашескую жизнь, впитали в себя этот дух. Потому что как им объяснить на словах, какую жизнь мы хотим построить в нашей обители? Лучше один раз увидеть. Я на Святой Горе начал примечать все «мелочи»: во сколько братия встает, как идет на молитву, как себя ведет с паломниками, как проходит трапеза, сколько длятся монастырские послушания. Все это было важно.Вы уже относительно долгое время управляете обителью. Какие уроки Вы извлекли из этих лет игуменства?
Нужно не забывать, с какой целью мы приходим в монастырь. В первую очередь, заботиться об исполнении монашеских обетов и не спешить. Особенно с постригами. В уставе написано, что искус должен быть 3 года. Значит, так оно и должно быть. Торопиться с монашеством, искусственно «ускорять» это решение - просто недопустимо. Человек должен созреть, а монах должен созревать в стенах монастыря.
У нас монашество все еще очень слабое. Из мира люди приходят искалеченные грехом, буквально доползают до монастырских ворот. Не успеет человек прийти в себя, познать устроение собственной души, как на него налагают чрезмерный груз хозяйственных попечений. Еще хуже, если монах вынужден выходить за стены монастыря и идти в мир. Его «загружать» многочисленными задачами внешнего характера пока преждевременно. В город его нельзя пускать: там на него обрушится лавина искушений, справиться с которыми ему не под силу.
У Вас по сравнению со многими другими монастырями достаточно строгий устав относительно пребывания женщин в обители...
Уверен, что это правильно. В мужском монастыре все должны делать сами насельники. Что это за монашество, если за монахов все делают «мамочки»? Как иноков воспитывать? При всем уважении вынужден признать, что женщины вносят свой дух в мужскую монашескую семью. От этого надо сохранять обитель, поэтому у нас ни на кухне, ни в «прачечной» никаких помощниц нет. Свой дух, свою атмосферу мы стараемся оберегать.
«Неужели обратно?»
По поводу хозяйства. Какую тут стратегию выбрать: больше производств, если средства позволяют, или меньше?
Никакой специальной стратегии нет. Она и не должна быть у монахов, это не его, монаха, дело - экономические стратегии вырабатывать. Главное - молиться. Господь Сам даст, сколько тебе надо, Сам вложит тебе в сердце нужную мысль. Труд важен, но он лишь одно из средств к воспитанию души. Все силы, все свежие силы нужно отдавать Богу. И «Той тя препитает». А монахи - они как птицы Небесные. Какие у них попечения?
Монастырь и мир - какой Вы видите «формулу» их взаимодействия?
Сейчас этот вопрос вдруг стал проблемой, обсуждают его часто. На Афоне, например, я не вижу, чтобы это было проблемой. На Святой Горе монахи занимаются главным делом - прославлением Господа своей евангельской жизнью. Мир сам приходит к ним и учится у них воплощению христианских идеалов. А монахи эту жизнь являют во всем своем облике: в одежде, в походке, в интонациях голоса. Миряне видят это и «вкушают» монастырский дух. Получать духовную пользу паломники должны через участие в монастырских службах, Таинствах исповеди и Причастия от Самого Господа. В этом я и вижу главное направление взаимодействия с миром. Мы же, монахи, от мира отреклись. Неужели нам обратно в мир возвращаться?
http://monasterium.ru/publikatsii/intervyu/glavnoe-sokhranit-v-obiteli-strogiy-monasheskiy-dukh/
