«Преображение русского села немыслимо без храма: будет в селе церковь - будет жить глубинка, нет - загнется окончательно. А загибаться мы что-то не желаем: нам жить охота, причем достойно. Нашим желанием достойной жизни родного села, думаю, продиктовано восстановление и Преображенского храма, и дворянской усадьбы с парком в Спасском-Куркино Вологодской области», - братья Сайкины: Александр Алфеевич и Николай Алфеевич, один - староста церкви, другой - предприниматель - рассказывают о нелегком деле возвращения русского села к Православию. Они согласились беседовать при условии: «Никаких фанфар и восхвалений! Мы - грешные люди, поэтому дифирамбы неуместны. Но, будучи грешными, мы почему-то счастливы: стараемся работать для Христа и Отечества. Этим-то счастьем мы бы и хотели поделиться».
Мы беседуем в трапезной Преображенского храма. Александр готовит пол к бетонированию, в руках лопата: «А, пришли? Коля, сади гостя за стол, сейчас подойду». Через пару минут он возвращается, и наш разговор начинается.
«Я слышал, как звонят колокола порушенной церкви»
- Александр, как родилась мысль восстановить храм?
- Это был, наверное, знакомый многим и довольно печальный путь: через болезнь. Действительно, я одной ногой уже порог перешагнул, чувствовалось дыхание смерти. В 2001 году я страшно заболел, потерял 33 килограмма - в общем, перспективы были невеселые. Когда стоишь на пороге смерти, вглядываешься в вечность, то понимаешь, что от тебя сейчас зависит, какой эта вечность будет.
"Тебя спасет только Церковь. Ходи в храм, прими его всерьез. Ведь Церковь - это не здание только, это подарок нам от Христа"
Тогда я совершенно ничего не знал ни о благоразумном разбойнике, ни о Христе - так, что-то поверхностное всплывало в подсознании: где-то что-то услышал, кто-то что-то говорил между делом, а то и со смешком. А тут, понимаете, пришлось всмотреться в вечность всерьез. И, слава Богу, Он привел меня к встрече с одним замечательным человеком, Иванычем, который меня и надоумил, - мне кажется, с его помощью Бог-то меня и спас. Иваныч говорит мне: «Александр, тебя спасет только Церковь. Ходи в храм, прими его всерьез. Ведь Церковь - это не здание только, это подарок нам от Христа. Поэтому будь в храме, участвуй в Таинствах, только участвуй осознанно». Так и получилось, что я крестился, стал христианином. Да, поздновато, зато доходчиво - так сказать, при помощи известных средств: «грома» и «граблей». Ну вот, с тех пор я и в Церкви. И хотя крестился я уже во взрослом возрасте, крестные-то родители у меня все-таки были - спасибо им за молитвы, поддержку, любовь и наставления!
А потом, оклемавшись уже от болезни, я сидел как-то дома с Иванычем и говорю ему: «Слушай, у нас же тут раньше храм был, в Куркино. Спасо-Преображенская церковь, построена была еще в 1818 году. А сейчас - сам видишь: убито всё». Разговорились мы с ним по храму, он мне: «Так надо церковь восстановить!» «Да тут вон сколько дел! - отвечаю. - Поди-ка сверни такую гору - восстановить церковь!» Ну, Иваныч вздохнул и ушел домой. Потом мы раз заехали к нему - то ли на рыбалку собирались, то ли за грибами, не помню уже, - а Иваныч спит. Сидим на крыльце у него, ждем. Выходит: «Знаешь, от чего я проснулся?» - «?» - «Звон колокольный слышал. От вашего храма. Красивый звон». - «Ладно тебе, перестань! Какой еще звон? Тут же бардак на месте церкви! Хоккейный корт, и тот зарос...»
А ведь всегда чувствуешь, врет тебе человек или нет... За Иванычем вранья никогда не водилось, смотрит открыто, чисто: «А я тебе говорю, что проснулся от колокольного звона, понял?»
Потом было еще несколько случаев, но не случайностей, связанных со святителем Николаем, его заступничеством за нас, - их я передавать не буду, слишком личные, - но благодаря им многие из наших убедились в следующем: возрождать храм в селе нужно во что бы то ни стало, и святитель Николай не оставит нас в этом деле. Так и получилось, что возрождение храма было обусловлено многими причинами: и «намеками» от святителя, и настоянием благочестивых жителей, и желанием возродить элементарную историческую и духовную справедливость, и моей благодарностью, конечно, за спасение от смерти.
Вместе дело и начали. Пока храм не освящен, здесь служатся только молебны, но мы очень надеемся, что и Литургия будет.
- Как сложилась судьба прежнего храма?
- Как обычно в то время: печально. После переворота 1917 года службы здесь еще шли, до 1920-х годов. Потом начали притеснять вовсю: комсомольцы специально выставляли динамик напротив церковного окна во время службы, чтобы сорвать ее. Это так, «милые шалости». Кстати, что-то они в наше время повторяться начали. Потом стали терроризировать семью священника, и батюшка вынужден был бежать с ней в Череповец. Сейчас мы общаемся с той семьей: приезжают к нам иногда его потомки, рассказывают, что помнят. Ну, а когда выгнали батюшку, то и службы в церкви перестали - Литургию-то не отслужишь уже. И вот тогда, торжествуя, «в связи с ненадобностью» храм разорили, а в нем устраивали поочередно то клуб для комсомольцев, то гараж, то еще что-нибудь. В стоявшей неподалеку часовне вообще свиней забивали - такая вот оптимизация. А потом - война, разруха, восстановление.
Сюда танки пригнали. На куски рвали церковь
Школу рядом построили. Храм-то, хоть и оскверненный, стоять продолжал. А в 1974 году приехала сюда какая-то комиссия: «Негоже, что рядом с образовательным учреждением церковное здание стоит, хоть и запущенное! Разрушить его!» Поверишь ли, сюда танки приехали! В войну здесь танков не было - так на теперь, получи. Причем не от фашистов - от русских, казалось бы, людей. Ну, советских. На куски рвали церковь, в разные стороны тянули. Тросы лопались, как нитки: умели предки строить. Тогда связали по нескольку тросов в один, привязали к колоннам, потянули в стороны, и только тогда храм рухнул. Тут были еще захоронения служивших здесь священников - все погребены под теми обломками.
«А лица какие у мужиков, когда для храма работают, - хоть Лескова зови!»
- Согласны ли вы с мнением, что большинство бед нашего народа и государства обусловлено именно вот этим - устроением скотобойни в храмах, распространением мерзости запустения в святых местах?
Тогда, в 1917-м, пытались Ленина поставить вместо Бога, сейчас - рубль, евро и доллар: та еще "троица"
- Как нет-то? Понятно, что так и есть всё. Когда на место Бога, Христа - пытаются поставить кого-то или что-то другое, ничего хорошего ждать не приходится. Тогда, в 1917-м, пытались Ленина поставить, сейчас - рубль, евро и доллар, та еще «троица»... Мы так из помойки духовной никогда не выберемся, если вместо Христа у нас будет кто-то или что-то другое, так и будем оскотиниваться. Если Бог - так, побоку, в придачу, то можешь не волноваться: всё пойдет прахом. Большевики пришли ведь не с бухты-барахты: всё уже было подготовлено к их приходу и торжеству. Если бы были мы верными христианами, не случилось бы той трагедии с Россией, я думаю. Думаю о прошлом, но боюсь что-то за будущее: похожие какие-то всё симптомы.
- Храм в селе восстанавливают в течение нескольких лет. Кто помогает? Богатый «спонсор», «нужный человек» или...?
- Или. Всем миром работаем, и это, по-моему, главное. Да, хочется, чтобы всё было быстро сделано, конечно. Но, знаете, иногда даже кажущаяся «тягомотина» может позволить свету заглянуть в сердце: приходит, положим, односельчанин или мужик из соседней деревни, от которых ничего, кроме подвоха, и не ждешь, и говорит: «Давай-ко я те помогу церкву-ту починить». И правда: берет дрель, лопату, другой какой инструмент и начинает работать. Просто так, бесплатно! А когда деньги, пусть символические, предлагаешь - с возмущением отказываются: «Не для тебя работал, а для Бога - не забывайся!» И лица какие у мужиков, когда работают, - хоть Лескова зови для описания. Так что даже время, которое, кажется, могло бы идти поскорее, Бог, как видите, использует для того, чтобы мы лучше узнали самих себя, своего ближнего, поняли, для кого храм строим. А заодно и себе цену узнали: вот, осуждал людей всегда, а они, оказывается, повыше твоего «благочестия».
«Те, кто гадил, приезжали на квадроциклах»
- Получается, крест на русском народе ставить рановато?
- Ну, крест-то я как раз бы оставил! А вот унывать: мол, русский народ окончательно превратился в бездуховное быдло или еще чего там, - я бы не стал. Другое дело, повторюсь, что религиозные почести кому бы то ни было, кроме Бога, воздавать не стоит - русский, да и любой другой народ не исключение. Идет, как и всегда, война - что за душу человека, что за душу народа - с победами и с поражениями, с восхитительными триумфами и удручающими падениями.
Вот о падениях, например. Прихожане нашего храма устроили неподалеку от Куркина святой источник, мы за ним приглядываем. Ну, часовенка небольшая, оградка, ковшики, родничок, ступеньки. Так недавно несколько дней подряд кто-то гадил - да, гадил! - на ступеньки. Или ящик для пожертвований сорвут: мол, у сельского прихода денег не меряно. Причем, судя по следам, приезжали на квадроцикле - не бомжи, значит. Что, агенты ФБР, «Моссада» приезжали? Фашисты с исламистами на ступеньки гадили? Не-ет, свои, доморощенные. Мы можем золотить купола сколько угодно, можно пробить себе грудь с криками о собственном Православии, но когда на твоей земле происходят такие вещи, знаете, насчет торжества Православия еще призадумаешься.
Это - с одной стороны. С другой же - очень больно, когда даже в Церкви стало громко заявлять о себе стремление не ко Христу, а к деньгам. Увы, такое явление есть, это мы должны честно признать, и это не может не вызывать тревоги, причем тревоги обоснованной, мне кажется, за судьбу Северной Фиваиды с ее традициями нестяжательства. Вот, патриарх Кирилл сказал недавно: «Любовь Божию невозможно стяжать, получив много денег, добившись власти или признания в обществе». Боюсь, далеко не все этот почти что крик слышат...
- А когда вы сталкиваетесь с такими делами, не охватывает ли вас отчаяние? Не хочется ли завыть?
Унывать нельзя. Получил под дых - не отчаивайся, а продолжай молиться и работать
- Вой, не вой, а унывать нельзя. Поэтому, преодолевая отвращение, удушающую скорбь, все-таки берешь лопату, тряпку, что там еще и разгребаешь весь этот ужас. То же касается и духовной стороны: получил под дых, столкнувшись с религиозным стремлением к деньгам, - не унывай, не отчаивайся, а продолжай молиться и работать. За Голгофой следует Воскресение - в это мы твердо верим. Хотя и тяжело, ох, как тяжело бывает на душе. Так и кажется, что всеми силами сами сгущаем над собой тучи, сами с незавидным упорством устилаем дорогу граблями...
Храм в нашем селе - Преображенский, вот мы и надеемся на действительное преображение человеческих душ, на преображение родной земли. Когда оно случится, мы не знаем, но не наше дело - «знать времена и сроки», мы должны спокойно, никого не осуждая, заниматься своим делом.
Дальше пусть Коля рассказывает, про усадьбу-то. Тоже ведь нелегко.
Мостик через века
Тут в разговор вступает Николай Алфеевич, тот самый, который занимается вот уже несколько лет восстановлением дворянской усадьбы в Спасском-Куркине. Мы выходим из церкви и, пройдя через приусадебный парк, заходим в здание восстанавливаемой усадьбы. Первым делом Николай достает листок, исписанный каллиграфическим почерком, и читает с достоинством:
«Кузьме Михалычу Тоболкину.
Кузьма Михайлович! При сем посылаю к тебе тальку пряжи. Найми, пожалуйста, какую-нибудь бабу изсучить, а за работу хоть ты сам, а нет - по приезде своем заплачу я. А вас, Кузьма Михайлович, всепокорнейше прошу из той тальки вывязать мережку, мне в раму... У меня спуск в раму делает Захар, то ты сходи к нему, он скажет длину и ширину. Но только петельки поменьше делай да узелки покрепче завязывай, пожалуйста. Также надобна тут в прочалейку мережка. Спроси у Захара, он покажет. И тут, пожалуйста, вывяжи, а мы с тобой сочтемся. Только в мережке не сделай остановки, пожалуйста. Кузьма Михайлович, возьмись вывязать куведан, пожалуйста. С меня останется пряжа или недостанет, а есть ли недостанет, то отпиши. Я пришлю, чем много должник,
Николай Соколов, апреля 2-го дня 1813 года».
Он откладывает письмо и улыбается:
- Вот, не было «мобильников» в то доброе несуетливое время! Не звонили в панике друг другу заказчики и исполнители по сто раз на день, не грозились, не оскорбляли, а вот так, просто: «а есть ли недостанет, то отпиши». Да еще и «пожалуйста» прибавляли и «всепокорнейше». Добрый язык - значит, и мысли у людей были добрые. Оттого и работали хорошо, на совесть. Люблю настоящий русский язык!
Ходил с грустью по залам, разоренным временем и нерадивыми хозяевами: такой домина пропадает, такой парк в запустение приходит
Саму записку Николай нашел в усадьбе: ходил с грустью по залам, разоренным временем и нерадивыми хозяевами, точнее - «социалистическими собственниками», думал-горевал: такой домина пропадает, такой парк в запустение приходит, такие пруды исчезают! Года три прошло с тех пор, и сейчас можно смело сказать, что уныние он и его единомышленники смогли побороть, причем не только в себе, но и в окружающих, а то и в гостях издалека, всё чаще приезжающих посмотреть на плоды их борьбы с безразличием, косностью и тем же самым унынием.
Во-первых, им удалось спасти усадьбу от разрушения и начать ее восстановление; во-вторых, они смогли заинтересовать людей хоть что-то сделать для того, чтобы не стыдиться своего беспамятства, а с гордостью говорить всяким приезжим: «Да, мы местные, у нас тут красиво, правда?» В-третьих, они развернули такую кампанию вокруг усадьбы, что покинутой ее не назовешь уж никак: приезжают из Франции потомки ее бывших владельцев; архитекторы, вдруг открывшие для себя очередной пример русского зодчества позапрошлого века; студенты из разных городов и стран, желающие помочь в восстановлении усадьбы и парка.
А в этом году начались самые настоящие бальные вечера (студенты почувствовали романтику усадьбы времен Пушкина и решили соответствовать духу XIX века), заработала небольшая музейная выставка из тех предметов, которые были найдены участниками восстановительных работ в доме... Даже война началась! Война, к счастью, только в виде исторической реконструкции: бились армии Наполеона и Кутузова (наши победили, если что), стреляли пушки, картечь визжала, а ядрам пролетать мешала воспитанность участников обеих армий - просто пугали друг друга на радость детворе холостыми выстрелами из пушек и ружей.
Ну, это всё здорово интересно детям и подросткам. А вот когда приезжают историки и краеведы, становится интересно вообще всем. Владельцами усадьбы в Куркине были дворяне Резановы. Знакомая фамилия? Тут особых исторических познаний не нужно: просто вспомним - да-да, те самые «Юнону» и «Авось», на которых молодой граф Резанов покорил не только калифорнийские берега, но и сердце юной Кончиты. Такой вот мостик через века: северное село, небогатая усадьба начала XIX века в стиле раннего классицизма, стремление прославить Отечество, жажда приключений молодого Резанова, родственника местных дворян, соединяют вологодскую и калифорнийскую глубинку, Спасское-Куркино и «Форт Росс». Сайкин говорит, что обязательно устроит какой-нибудь романтический литературно-музыкальный вечер при свечах для школьников и студентов по этому поводу. Благо, опыт есть.
Владельцами усадьбы в Куркине были дворяне Резановы. Среди их родственников есть и семья Ридигер. Знакомые фамилии?
А еще среди родственников бывших хозяев усадьбы в Спасском есть семья Ридигер. Тоже вполне известная и достойная фамилия: любовь людей к патриарху Алексию II искренна и со временем, похоже, становится всё больше и больше.
Историки составили огромное генеалогическое древо владельцев усадьбы в Спасском, корнями уходящее аж в XII век, - так что, если есть желание, человек может углубиться в историю многих стран, не покидая родное село, можно и в настоящее окунуться, общаясь с потомками Резановых и Андреевых. Можно и о будущем подумать, потрудиться для него, чем Сайкин и занимается.
Бедовое дело. Но всё равно благородное
- Николай, чем вы руководствуетесь, занимаясь таким благодарным делом?
- «Благодарное дело», говоришь? А я бы назвал это дело «бедовым»! И никак иначе. Только благодаря людям, которые от всего сердца желают помочь сберечь, спасти, сохранить, восстановить родное село, понимаю, что кто-то должен этим всем заниматься. На помощь государства надежды мало: везде сидят всякие юристы-профессионалы, менеджеры среднего звена и весьма среднего образования, а толку никто дать не может. Потому что не верят в «успех предприятия». Не видят они за рутинной работой того, что можно реально сделать. Самое обидное, что и не проявляют интереса.
Живу я здесь! И нам, видишь ли, жутко хочется, чтобы родная сторонка выглядела достойно
Живу я здесь - вот, наверное, главный ответ. И нам, видишь ли, жутко хочется, чтобы родная сторонка выглядела достойно: если раньше могла, то сейчас-то почему нет или (тут Сайкин приосанился), как говорили в этих местах прежние их обитатели, «pourquoi pas?» Так что нас смело можно назвать «пуркуа-пасечниками»: живя здесь, занимаясь своими ремеслами, пытаемся - и небезуспешно - спасти родную красоту, ее достоинство. Слава Богу, получается. И насчет пасечников я не оговорился. У нас тут многие свои пасеки держат, мед делают вкуснейший - полезная штука, особенно осенью и зимой!
Сайкин занимается производством валенок. Именно - производством, а не «купи-продай»: есть своя небольшая мастерская, где и появляются на свет ставшие уже знаменитыми валенки. Запашок от сохнущей шерсти в мастерской и округе - так себе, но, как писал великий Джанни Родари, «у каждого дела запах особый», - было бы дело. Очень любит участвовать во всяких ярмарках:
- Немцы и эстонцы - молодцы: умеют проводить ярмарки интересно. Пригласят народ со всего света, каждый может показать, что умеет. Мне больше всего в Пярну понравилось, на Ганзейских днях: и музыка настоящая, и праздник, и торговля идет, и гостей много - все спрашивали, что за «крякалки» такие. Ну, я им объясняю, что это инструмент особый, который служит для придания формы заготовке для валенка: им сильно ударяют по мокрой шерстяной заготовке - деревянный инструмент и издает звук, похожий на кряканье. А тут тип какой-то оказался неподалеку скептически настроенный - никак не верил, что мы сами валенки делаем. Мы специально привезли с собой заготовки и инструменты, чтобы о ремесле рассказать побольше. Сын говорит: «Давай, пап, как обычно?» - «Давай, - говорю, - пристыди скептика». А у нас номер есть такой: с завязанными глазами валенок сделать. Ну, я сыну глаза завязал, тот к столу подошел с инструментами - народу собралось много, все смотрят. И тут понеслось-завертелось: знай только воду подливай на шерсть, а сын-то свое дело знает. За пару минут из невзрачной заготовки выделал валенок - народ овацию устроил, а мужик стоит, глазам не верит. Пожал потом руку: «Ну, - говорит, - теперь верю, что вся эта красота вашими руками сделана. Извините, пожалуйста». - Мы ему тот валенок и подарили вдогонку. А он в отместку пару сувенирных купил. Правильно сделал, в общем.
* * *
- Знаешь, что больше всего сначала чуть не убило, а потом заставило нашу команду взяться за дело? - продолжает свой рассказ Николай Сайкин. - В канун Покрова, в октябре, какая-то добрая душа выбила все стекла в доме, которые мы только-только вставили. Сначала мы действительно чувствовали: «Всё, конец. Никому мы тут не нужны, а пошло-ка всё подальше». А потом братовья говорят: «Ну-ко, Николай, давай сопли вытри: новые стекла вставим, и чтоб до Покрова успеть». Тут уж я рассердился по-доброму: быстро съездил, купил новые стекла, привез, и мы начали вставлять. Народ ходил сначала вокруг, удивлялся, у виска многие крутили, а потом один за другим к нам подходить люди начали и молча стали помогать. Вот это, скажу я тебе, было по-настоящему здорово!
Тот октябрь выдался теплым, каким-то пушкинским, что ли. Вставляешь ты эти стекла, видишь, как другие тебе сочувствуют и помогают, внизу парк с чистыми прудами - я в окно выглянул: теплый ветерок повеял. Стою, смотрю. Вдруг сзади кто-то начал Пушкина декламировать - просто так, то ли в шутку, то ли тоже романтикой обдало. В общем, народ весь собрался в залу, мы принесли синтезатор и устроили вечер классической музыки со свечами. Такой вот канун Покрова у нас оказался. А на сам праздник бабушки нам пирогов принесли после службы. Такие вещи здорово помогают понять, что ты нужен, не просто так организм по земле волочешь, ино и людям добрее стать помогаешь.
Пожалуй, главное, что отличает братьев Сайкиных и их единомышленников, - это вера в то, что всё равно, как ни крути, а всё будет хорошо. Если, конечно, самому что-то делать для этого. Рано или поздно добро всё равно победит. «Крутить» может всерьез, но поддаваться этой круговерти ни в коем случае нельзя. Даже в самые печальные осенние дни можно найти повод для доброй шутки и уж тем более - доброго дела. Как показывает опыт, оно не раз отзовется: и поддержит тебя, и утешит. Поэтому, пообщавшись с братьями Сайкиными, воспринимаешь их пожелания не просто как вежливость: «С наступившей доброй осенью! Всем - оптимизма, Пушкина и романтики!»
С Александром и Николаем Сайкиными
беседовал Петр Давыдов
