Шла третья неделя Великого поста. Никакими особыми подвигами я за это время не отметился, чтение покаянного канона пропустил, и теперь мне отчаянно хотелось хоть как-то успокоить совесть. Я собрался и поехал в Почаев. Утренняя служба, богомольцы в галерее, ведущей к мощам преподобных Амфилохия и Иова - всё это наконец настроило меня на великопостный лад. Я ходил как зачарованный по плитам, устилающим территорию монастыря.
А вечером
я устроился на ночлег в гостиницу при Лавре. Как обычно, среди
разношёрстного люда, нашедшего здесь приют, возник какой-то спор.
Я прислушался к рассказу маленького, скромно одетого человека,
поселившегося на койке у окна, и понял, что речь идёт о грубости
священников. Он рассказывал о батюшке, который когда-то служил у них
на приходе. Священник частенько матерился, и даже мог ударить спорящего
с ним прихожанина. Я чуть отвлёкся и услышал лишь окончание рассказа -
на отца написали коллективную жалобу, и его куда-то перевели.
Весенняя ночь была тёплой, спать не хотелось, да и как тут заснёшь, если диспут в разгаре. Я вышел на улицу - посмотреть на звёздное небо и почаевское раздолье, тянущееся на многие километры от подножия монастыря. Я подошёл к перилам и увидел одного из участников диспута. В отличие от большинства богомольцев, он был хорошо, даже дорого одет, но это меня не удивляло - Бог стучится в разные сердца, и я привык видеть в толпе у алтаря и убогих странников, одетых в заштопанные пальто, и людей, оставивших на время свои дорогие офисы и квартиры.
Мне показалось, когда я подошёл, этот человек что-то быстро спрятал в кулак. Кажется, это была сигарета. Я не хотел мешать и собрался уйти, но человек из гостиницы мотнул головой и обратился ко мне.
- Как по-разному можно воспринимать одни и те же вещи, - сказал он.
Незнакомец вздохнул всей грудью, явно наслаждаясь ночным воздухом Почаева.
- Это я о грубости священства, - пояснил он. - У меня тоже был случай, когда священник при мне нахамил человеку.
Мы ещё немного помолчали, и я услышал рассказ Сергея - так звали этого киевлянина. Он был родом из какого-то небольшого городка в Луганской области.
«В 90-е годы я продавал бензин с огромного нефтеперерабатывающего завода в нашем городе. Бизнес был опасный, но прибыльный. Мы нанимали бензовозы, ночью загоняли их в цеха, заливали ворованным бензином и ночью же везли на АЗС в область. Нервотрёпка дикая. Всем надо отстегнуть. Менты, бандиты, жадная охрана...
А я в то время иногда заходил в церковь - маленькую церквушку на кладбище, переделанную из фамильного склепа. И служил в ней отец Валериан. Большой чернобородый монах, нервный и очень ревностный во всём, что касалось службы. Мне это нравилось.
В тот день я со своим товарищем зашёл на литургию. А это была, кажется, первая неделя великого поста. Праздник Торжества православия.
Служба подходила к концу, мы уже стали продвигаться поближе к дверям. И тут объявили, что после литургии будет прочитан чин Торжества православия. То есть служба затянется. А нам нужно было уходить - у нас в тот день намечалось грандиозное дело, которое должно было нас чрезвычайно обогатить. Собственно, я потому и зашёл в церковь, что подспудно, в глубине души, боялся за его успех. В этот момент в другом конце города нас уже ждали коллеги. Или подельники...» - незнакомец засмеялся.
«Я тогда попереминался с ноги на ногу, но решил остаться до конца. Товарищ поморщился, но остался тоже. Отец Валериан начал читать молитвы, и, как это часто бывает, когда пересилишь себя ради Бога, я вдруг почувствовал благодать службы. Слова неспешно таяли в воздухе, и невидимое и неосязаемое становилось ощутимым и важным. «А ведь Бог есть», - удивлённо подумал вдруг я. И даже оглянулся на стоящих рядом людей. Мне было интересно - они это тоже чувствуют?
Но, как обычно случается, минут через 15 мои мысли куда-то улетели, я отвлёкся, и очарование службы рассеялось. Я начал посматривать на часы. Мой товарищ, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стал полушёпотом обсуждать со мной обстоятельства предстоящего нам дела.
Помню, я смотрел на затылок отца Валериана, когда он развернулся и взглянул на нас.
- Чтец никому не мешает?! - буквально зарычал он.
Мы опешили. Священник буквально буравил нас взглядом.
- Сколько можно бурчать там, в углу?! Вы мировые проблемы обсуждаете? Что-то такое, без чего мир рухнет сегодня? А? Сколько можно вам говорить, служба - это разговор с Богом, с Творцом! Если для вас так важны ваши глобальные проблемы - идите и обсуждайте их там, на улице. Ну чего вы сюда припёрлись?!
Он обвёл всех нас глазами.
- Я пятнадцать лет стою у этого алтаря, пятнадцать лет вам стараюсь объяснить, и всё равно как горох об ваши чугунные лбы. Да вы как в цирк сюда приходите...
Отец снял епитрахиль.
- Всё, не будет дальше службы, конец, ауфидерзейн. Идите куда хотите.
И священник скрылся за царскими вратами.
В церкви повисла зловещая тишина. И вдруг я понял: не мне одному показалось, что Бог был сейчас тут, посреди нас. Отец Валериан тоже это почувствовал.
Конечно, священник обиделся за Него, за Творца... Обиделся так, что наехал на нас...
Я совершенно не чувствовал обиды. Наоборот.
Это открытие накрыло меня как волной. Я вдруг с удвоенной силой ощутил присутствие чего-то неземного и бесконечно доброго«.
«Я медленно шёл по дороге с кладбища и размышлял об этом, я ехал в машине, а это сладостное чувство прикосновения к Творцу не отпускало меня. Машина товарища проскочила вперёд, а я зачем-то остановился на перекрёстке. Вокруг сигналили машины, водители обгоняли меня и крутили пальцем у виска. Я должен был ехать прямо, там меня ждали четверо моих коллег, с которыми мы планировали провернуть грандиозное дело...
Но все мысли, даже мысль о громадном заработке показалась мне в этот момент такой мелкой и неважной... Может, я просто не хотел расставаться с этой теплотой в душе и переключаться на дела... И - до сих пор не могу понять, почему - я повернул налево, я не поехал на встречу. Я выехал на окраину города, потом заехал в магазин, что-то купил. И лишь к вечеру попал домой».
Незнакомец минуту помолчал.
«В тот день мы должны были вывозить с завода катализатор.
Воровство бензина уже не устраивало меня и моих коллег. Девяностые были в разгаре, и начальник охраны как-то подвёл меня к невзрачному серому контейнеру в одном из заводских цехов. Внутри, за железным замком, стояли бочки с катализатором на основе платины. Несколько бочек этого серого вещества должны были загрузить в новую установку по производству высококачественного бензина.
Три десятка бочек стоили полтора миллиона долларов. Начальник охраны показал мне их не зря. Он хотел, чтоб мы их украли.
На заводе тогда раз в полгода менялся директор, новый хозяин главного кабинета приходил, чтобы украсть побольше бензина и соляры. Потом его снимали, и приходил другой... В обстановке этого тотального бардака мы придумали, как незаметно вывезти катализатор и куда его сдать - быстро, за треть цены. Париться с извлечением из него драгоценной платины должен был кто-то другой.
То, что я в тот день не приехал на дело, не смутило моих подельников. Я думаю, они даже были рады - жадность делает с людьми чудеса. Всё получилось, катализатор вывезли, я не знаю, получили ли деньги...»
«Через полгода, когда пропажа обнаружилась, на завод приехала группа из Луганского угрозыска. Они зашли в помещение охраны и первому попавшемуся охраннику засунули кисть руки в железную дверь. И стали закрывать. Он сразу всё рассказал. Четверым дали по восемь лет. Начальник охраны, который должен был поделиться с милицией, до суда не дожил. Пошёл в заводскую баню париться и угорел в сауне. По слухам, кто-то подпёр дверь снаружи».
Мы немного постояли, рассматривая далёкие огоньки Почаева.
- Вот так мне повезло с грубым священником, - подытожил рассказчик.
Затем он повернулся и, чему-то улыбаясь, пошёл к лаврской гостинице.
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/grubyi_svjashchennik.html
