Я был в Москве, в
командировке. Москва в тот раз встретила меня крайне неприветливо. Долго искал я
нужный мне храм, кружил по улицам, невдалеке от него, но никто из прохожих не
смог указать мне дорогу. Простой вопрос: «Как пройти к церкви такой-то?» -
повергал людей в немое изумление, словно я спрашивал о пещере Али-Бабы. Один
гражданин вполне славянской наружности хмыкнул и сказал: «Где церковь, я не
знаю, а где синагога - могу показать!»
В конце концов храм я нашёл самостоятельно.
При храме имелся и большой церковный дом, и обширные помещения для сестричества, но паломникам, трудникам и гостям полагалось жить в дощатых сарайчиках, сколоченных на живую руку - шатких, щелястых, тонкостенных... Между тем на дворе стоял декабрь - и прехолодный! В каждом сарайчике имелось по пять электрических обогревателей, и, в общем, жить было можно, если только не садиться рядом с дверью, которая никогда не закрывалась наглухо. Что поделать, такие условия предоставляет петербургским журналистам московский священник игумен Сергий (Рыбко)!..
Вместе со мной в сарайчике жила бригада православных строителей, приехавших из Молдавии. Не знаю, можно ли их назвать гастарбайтерами, если они приехали в Москву именно для работы на строительстве церквей?.. Во всяком случае, если исключить их православие, они ничем от прочих гастарбайтеров не отличались. Были это люди кроткие, простодушные и душевные. Мне они предоставили почётное место на третьем ярусе дощатых нар: подальше от двери, поближе к потолку, где скапливался тёплый воздух.
- Здесь, правда, дышать трудновато, - сказали мне. - Считайте, нечем дышать. Но тут дело такое: или дыши, или грейся - одновременно это никак не получится. Туалет уже нашли? Он рядом почти - всего триста метров от нашего домика. Правда, без отопления, а так - ничего!
По вечерам, придя с работы, строители тихо говорили о Божественном. Рассказывали о храмах у себя на родине, делились впечатлениями о московских святынях, читали вслух православные брошюры. Я не знаю и не берусь утверждать, типичны ли такие настроения для Молдавии или нет, - думается мне, это была специально подобранная команда и люди в ней собрались по большей части русские - и чуть-чуть не от мира сего.
Газета наша (а я привёз с собой несколько номеров) произвела на них неизгладимое впечатление: за номерами записывались в очередь. Потом чинно обсуждали прочитанное. После статьи о вреде западного кинематографа кто-то сказал:
- А всё-таки смотришь эти фильмы иногда... Нет-нет да и посмотришь! Интересно... «Властелин колец» или там «Терминатор» какой-нибудь... Так всё закручено!.. Только молиться потом тяжело... Говоришь: «Отче наш...», а перед глазами так и стоит какое-нибудь чудовище. Не понятно, кому и молишься.
- Они не то чтобы плохие... - заметил другой. - Всё-таки там со злом борются!
- Борются-борются, никак побороть не могут. Да и зачем его бороть? Быстро поборют - быстро и фильм закончится, а им нужно на несколько часов растянуть... И тянут, и тянут... Да ладно, Бог с ними. Я только не понимаю: почему потом нечисть перед глазами стоит? Почему не добрые герои? Добрых героев - их вроде и в лицо не помнишь: только выключил телевизор и сразу забыл. А дрянь всякую так и видишь, так и видишь...
- Кино!.. - глубокомысленно изрёк третий. - Сказки одни. В жизни так не бывает.
Все рассмеялись:
- Ну, понятно! Не хватало нам ещё в жизни эту пакость видеть! Представляешь: выходишь из домика, а там Терминатор стоит!..
- А чудеса и в жизни случаются... - вздохнул первый. - Не такие, как в фильмах, а случаются... По молитвам.
Кто-то хмуро буркнул:
- Ага!.. Иной раз молишься-молишься, а толку-то? И ведь о важном деле просишь, не о пустяке каком-нибудь... И как об стенку горох.
- Бывает и такое... Зато когда услышат тебя - такая радость! Я вот когда в первый раз в Москву уезжал, у меня жена разболелась. Простыла или что... Капризная стала, всё плачет... «Не надо, - говорит, - никуда ехать! Оставайся дома!» - «Ну, как я тебе останусь: уже все документы подписаны, и время назначено, и где я тут тебе денег найду?..» - «Нет, оставайся!» Поехал. А жалко её, знаешь... Приехали, - я первым делом в церковь. Не помню уж, какой храм, - там такая здоровая икона преподобного Серафима Саровского, - сразу от входа видна. И я к ней! Встал и не знаю, что сказать. Что - «верни меня домой»? Или - «пришли её сюда»? Глупо как-то. Стою и молчу. Постоял-постоял, потом говорю: «Батюшка Серафим, ты её утешь как-нибудь, как сам придумаешь!» И всё: ни имени её не сказал, ни своего имени - растерялся. И пошёл из храма. Ну, потом вернулись домой... Прихожу, смотрю, у нас под иконой Серафима Саровского прикноплен какой-то пучок травы... Подошёл поближе - это цветы, только высохшие совсем. «Это что?» - «А это, - говорит, - меня святой Серафим утешил!» - «Как это?» - «А когда ты уехал, я пошла в храм, а там вдруг ко мне незнакомая женщина подходит. Вот, говорит, вам подарок. Я, мол, вернулась из паломничества, из Дивеева, цветов оттуда привезла, всем знакомым раздала, а у меня ещё осталось. - А почему именно мне? - А не знаю, говорит, - посмотрела на вас и захотелось именно вам подарок сделать!» Так она мне говорит, а я не знаю, что и ответить... Хотел на колени встать перед иконой, да как-то неловко стало - на глазах-то у жены... Ну, просто перекрестился, мысленно поблагодарил... Думаю: буду в Москве, поставлю свечку у той иконы. А теперь и не помню, что это за храм был, и найти его не могу.
Тут слушатели принялись спорить, строить предположения о том, что это была за церковь, - спорили они чинно, не повышая голоса, и я под их разговоры заснул на своём третьем безвоздушном ярусе. На следующий день я уехал.
Алексей МАКСИМОВ
