Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС
Все началось с цифры 600. Святейший Патриарх Кирилл еще в 2009 году сказал, что именно это количество храмов необходимо для того, чтобы обеспечить спальные районы Москвы. Естественное желание верующих - иметь храм рядом с домом, а не ехать до него десять остановок на метро. В храмах не должно быть давки, храмы должны быть свободными, чтобы человек себя там чувствовал комфортно. Когда в поликлинике тесно, мы говорим о том, что поликлиник должно быть больше. С храмами то же самое.
Новые жилые микрорайоны должны быть обеспечены школами, детскими садами и, безусловно, храмами. По всем соцопросам порядка 80 процентов населения - люди религиозные. Естественно, им нужно место, где можно молиться, общаться, встретиться со священником и так далее. Храм - такой же необходимый социальный объект. Надо сказать, что по сравнению с европейскими городами в Москве намного меньше храмов на душу населения, чем в Риме или в Париже. Противники строительства храмов не любят об этом вспоминать. Программа ни шатко ни валко идет уже пять лет. Под давлением атеистического меньшинства её сократили сначала до двухсот, потом, в связи с появлением Новой Москвы увеличили до трехсот храмов. Каждый раз при строительстве церкви обнаруживаются люди, которые категорически против: они ходят на общественные слушания, пикетируют стройплощадки, стоят с плакатами, пишут бесконечные протестные письма, пытаются возмутить местное население, находят какие-то псевдопричины для недовольства, которые в основном крутятся вокруг выгулки собак.
Когда эти протесты против строительства православных храмов только начались, я относил их на счет того, что всегда есть какой-то процент атеистически настроенных людей, которые психологически болезненно воспринимают христианство. Но в последние несколько месяцев начала меняться технология противостояния. Раньше степень самоорганизации атеистов носила маргинальный характер и не превышала «дворовый» уровень. Хотя, заметим, действовали они с самого начала слаженно и дисциплинированно.
С начала пятнадцатого года их деятельность стала более системной, возможно это связано с грядущими парламентскими выборами, до которых остался всего год. Обратите внимание на экипировку. Профессионально изготовленные плакаты, посменное дежурство (иногда даже круглосуточное), палатки, организованное питание - налицо классические элементы оранжевой технологии. А эти технологии хорошо известны и придуманы они не на берегах Москвы-реки. В основе оранжевых технологий лежит использование известных архетипов, с помощью которых несколько обученных технологов-профессионалов могут манипулировать населением целого жилого квартала или толпой на пустыре. Палатка - это общий дом, еда - это совместная трапеза. Печеньки ведь тоже неслучайно раздавались на Майдане. Это был символический акт публичной инициации, продемонстрированный всему миру. Тут было важно, что еда подчёркнуто берется и передается именно руками. Нуланд «кормила» народ так, как родная мать кормит своего ребенка - минуя правила гигиены, сама пробуя языком эту еду на вкус, беря ее руками, а при необходимости залезая пальцами в рот поперхнувшемуся младенцу. Раздача печенек-облаток и эти протянутые к ним руки моделировали известное сакральное действие и должны были создать ощущение сопричастности и близости к тому вожделенному райскому месту, из которого приехала Нуланд...
Вернемся к Программе-200. Что такое строительство любого объекта? Люди привыкли к пустырю, и вдруг на нём строится гостиница. Это раздражает местных: мол, приехали богатеи, а нам ничего не дали. Или построили спортзал. С одной стороны хорошо, а с другой - раньше мы шли к метро через пустырь, путь сокращали, а теперь приходится обходить этот спортзал. Всегда есть консервативный взгляд, в соответствии с которым все новое всегда плохо. А тут плюс ко всему приходят некие люди и начинают эксплуатировать страх смерти: «Здесь начнут отпевать покойников, трупы будут возить под вашими окнами». Как будто жизнь не состоит из рождения и смерти.
И последнее. Нельзя забывать о ПАМЯТИ. Я говорю о памяти умерших. Между нами и нашими умершими родственниками существуют глубокая связь. Эта связь реальна и каждый её чувствует, когда ночью в одиночестве плачет о своей покойной маме или о своем умершем ребенке. А иногда эту связь чувствует весь народ, как это было во время акции «Бессмертный полк». Храм строится не только для живых, но и для мертвых. Это место поминовения наших предков. Мы строим храмы и для них. Это место нашей с ними встречи. Отказываясь от строительства храмов, препятствуя их возведению, мы ПРЕДАЁМ своих умерших родителей, братьев, детей. Задумайтесь об этом.
