- Нашу фамилию запомнить легко, - говорит Тамара Модестовна Назаретьянц, - она от названия города Назарет.
- Евангельская фамилия, - улыбаюсь я.
Хозяйка взволнованно кивает. Она уроженка архангельской деревни Поречье, что близ Вельска, там мы и встретились. Пока беседуем, в печи поспевают брусничный пирог и рыбник. Запахи разносятся волшебные, а вот рассказ о покойном муже, архитекторе Валерии Назаретьянце, даётся Тамаре Модестовне с трудом. Валерий Алексеевич не то чтобы был молчуном, просто всё время работал. Последние годы перед смертью спал по два часа в сутки, словно зная, как мало осталось.
Всё - от почтового ящика возле дома до туалета - вырезано им из дерева своими руками. Внутри дом тоже произведение искусства. Когда мастера спрашивали, как он это сделал, Назаретьянц в ответ отшучивался: «Всё очень просто. Берёшь деталь А в руку Б и делаешь». - «Но всё-таки как у вас так получается?» - «Да вы не любили, не поймёте», - смеялся Валерий Алексеевич.
Первая часовня
Обустраиваться в этих краях они начали в середине 80-х. Зимой жили в Саратове, летом отправлялись на Север. Сначала жили в большом родовом доме, но тот им не принадлежал, да и отапливать его было сплошным мучением. Тогда построили рядом свой домик, красивый, словно игрушка. Местным жителям Назаретьянц запомнился в каком-то подпоясанном верёвкой армячке, весёлым и безотказным, когда нужно помочь. Сначала вскопает огород старику-соседу, потом ночью возится со своим. И так во всём и всегда.
В сотне метров от дома стоит часовня Прокопия Праведного. В Центре по охране памятников запретили её сносить, чтобы построить новую, но при этом тихо добавляли: «Скоро сама упадёт». Валерий Алексеевич ждать не стал, начал восстанавливать. Работал на износ, только голубиного помёта вывез столько, что даже трактору хватило не на одну поездку - всё, что накопилось на чердаке за несколько столетий. Местные жители, особенно глава администрации и несколько предпринимателей, помогали, чем могли, но основная тяжесть легла на плечи Валерия Алексеевича. Дело сдвинулось. Внешняя красота часовне досталась от предков, внутреннюю мастер создал своими руками. Помогал ему в этом внук адмирала Василия Кичёва - тоже Василий и тоже Кичёв.
Мир тесен. В своё время Валерий Алексеевич служил под началом адмирала мичманом на подводной лодке С-80. Рассказывал об этом мало, известно только, что вскоре после его демобилизации С-80 затонула. Это случилось в Оленьей губе, недалеко от того места, где потом погиб «Курск». В память об этом Назаретьянц возле дома создал что-то вроде мемориала с подлодкой, вырезанной из дерева, и флагом ВМФ.
Так вот, работали вместе с Василием, у которого жизнь сложилась непросто, успел побывать в заключении. Но с мастером они сошлись так, что не разлей вода.
«А у нас на тюрьме...» - начинает было Кичёв. «Вася, не говори так», - умоляюще просит Валерий Алексеевич. Ему больно за друга.
По его настоянию Василий начал учиться резьбе по дереву. Сначала сопротивлялся: «Зачем мне это?» Потом сдался.
- Когда Валеры не стало, - говорит Тамара Модестовна, - стало ясно зачем. Часовню мы с Васей доделывали вдвоём. Валера просил перед смертью.
Подолян
Храм Иоанна Предтечи в деревне Заручевская
Обнаружив в Поречье архитектора, да ещё православного, взволновалась вся округа. Начали заказывать проекты храмов и часовен. Слава каким-то образом докатилась даже до православных Норвегии - для них Назаретьянц тоже подготовил два проекта. А всего их было больше десятка, большинство уже воплощены.
Но самым выдающимся его творением стала деревянная церковь во имя Пророка Иоанна Предтечи в деревне Заручевской. Я не знаю, как её описать. Она - прекрасна. У армян склонность к строительству в крови, мой отец всю жизнь что-то строил по всему Союзу - армянских мастеров я и сейчас встречаю в самых неожиданных местах. Их главным материалом тысячелетиями был камень, сейчас - кирпич. Но Валерий Алексеевич больше всего любил дерево. Даже в прежние времена он, кроме каменных громадин в Саратове, возводил базы отдыха, в том числе для Олимпиады-80, где дереву отводилось почётное место.
Когда Андрей Подолян, тоже человек мастеровой (у него свой цех по изготовлению домов), решил построить храм в Заручевской, понятно было, что найти архитектора, в совершенстве знающего дерево, непросто. Помог случай. В Вельской администрации Андрей, смешно сказать, увидел маленький макет уборной, построенной Назаретьянцем. Каждая деталь была продумана с такой любовью, что сомнений не осталось: мастер найден. Когда выяснилось, что Валерий Алексеевич довольно известный в стране архитектор с огромным опытом, это было уже не так важно. Известных много, требовалось нечто большее - душевная красота.
Тамара Модестовна вспоминает, как они познакомились с Андреем. У Подоляна застряла в грязи машина, так что до дома Назаретьянцев он добрался уже пешком.
«Вам кого?» - встревоженно спрашивает Тамара Модестовна. - «Валерия Алексеевича». - «Вам что-то от него нужно?» - «Да». - «Нет, не стану звать. Скоро лето, нужно будет собирать грибы, ягоды. А вы Валерия Алексеевича в оборот возьмёте, что тогда делать? Нет, не будет этого, до свиданья!»
- Мы очень бедно жили, - поясняет с улыбкой вдова архитектора, - Андрей потом не раз вспоминал этот разговор.
«Я всё же хочу увидеть хозяина», - не сдавался Подолян.
В этот момент на крыльцо вышел Валерий Алексеевич, разумеется, позвал гостя в дом, а вскоре двое мужчин уже жарко обсуждали, какой должна быть будущая церковь. Назаретьянц с ходу набросал три варианта, один подошёл - и понеслась работа.
- И вот сейчас вы видите, что получилось, - заканчивает этот рассказ Тамара Модестовна.
Двое
Пироги готовы. Пробую тот, что с
рыбой. Дивный, почти забытый вкус. Моя бабушка тоже любила печь рыбники,
только у неё печка была побольше. Послушать наш с Тамарой Модестовной
разговор присаживается шофёр из деревни Заручевской Николай. Он работает
у Андрея Подоляна, а в доме Назаретьянцев, можно сказать, свой человек.
Именно он и привёз меня в Поречье.
- Как вы с Валерием Алексеевичем нашли друг друга? - спрашиваю я хозяйку.
Она не знает, с чего начать. Два этих человека могли встретиться на несколько лет раньше. Мичман Назаретьянц служил в Северодвинске, где его лодка испытывала крылатые ракеты. Молодой фельдшер Тамара Смольникова лечила в числе прочих и подводников. Но не судьба. Это, наверное, сызмалу ей было отмеряно: ко всему приходить через трудности. Когда бабушка понесла крестить в Ровдино за 20 километров, то провалилась с внучкой под лёд. Обе промокли. И шутили потом по поводу первого Тамариного «крещения». Так вышло и замужеством.
Смотрим альбом с фотографиями. Тамара Модестовна рассказывает, как совсем ещё девчонкой после педучилища стала фельдшером в Пинежском районе. На ней было четыре деревни; от первой до последней - двенадцать километров. Добиралась до места по вызову когда на бричке, когда верхом.
Если случай был тяжёлым, вызывали вертолёт. Драла зубы, благо от старого фельдшера остался набор инструментов, накладывала швы, делала уколы, принимала роды. С одной роженицей просидела несколько дней, пока та не окрепла. В другой раз выходила бригадира, с которым случился инсульт: делала массаж, колола, обрабатывала, потом учила ходить, не позволяя смириться с болезнью. Через полгода бригадир вернулся к себе на участок и продолжил работу. Спустя три года Тамара перебралась в Северодвинск и начала готовиться к поступлению в мединститут.
Уголок с иконами в доме
- А как вы оказались в Саратове? - уточняю я.
- Вышла замуж за моряка, который после службы увёз меня на Волгу. Через несколько лет расстались. Не пошла жизнь, он всё свободное время проводил с друзьями. Работать я устроилась в институт «Микроб», боровшийся с эпидемиями. Постоянно летала в командировки в составе отряда, в том числе и в Армению - после землетрясения. У нас так было: дают два-три часа на сборы - и вскоре ты можешь оказаться на другом конце Союза. Когда прибыли в Спитак, ещё шли спасательные работы, но живых уже в развалинах не осталось. Город полностью разрушен, кроватей не было, зато очень много гробов, на которых мы и спали. Армяне нам были очень благодарны за помощь, приглашали в гости в свои лачуги, слепленные из чего придётся. Осталось много сирот, некоторые наши работники хотели кого-нибудь усыновить, я не стала исключением. Созвонилась с Валерием Алексеевичем, он был, конечно, «за». Но армяне сказали, что о детях позаботятся сами. Было больно видеть нескончаемые похороны, мне запомнилась мать, провожавшая сына... Улетали спецрейсом, самолёт долго не мог подняться, потому что продолжались подземные толчки. Так я познакомилась с родиной моего мужа, точнее, прародиной, потому что он уроженец России.
- А как всё-таки вы познакомились с ним самим?
- Однажды достала дефицитную фасоль в банках. Много. Везу в автобусе, свободных мест нет, сумка тяжёлая. И тут кто-то предлагает: «Давайте подержу вашу сумку». Поднимаю глаза, вижу, рядом стоит джентльмен. Настоящий.
«Боже, - говорю, - джентльмен передо мной, а я думала, они перевелись». - «Да нет, вы их просто не замечаете», - отвечает Валерий Алексеевич и улыбается.
Взял мою фасоль, проводил до института. А в следующие дни стал встречать на остановке. Так мы познакомились и прожили 40 лет душа в душу.
Тамара Модестовна обращается к Николаю:
- Ты слышишь, Николай? Валера похож был на джентльмена?
- Да... - немного запнувшись, отвечает Николай, явно пытаясь вспомнить всё, что слышал про джентльменов.
Осторожно уточняет:
- Он всю жизнь был с бородой?
- Да, всё время носил, - подтверждает хозяйка. - Раз сделал мне подарок, побрился на 8 Марта. Я домой пришла, пытаюсь понять, кто это такой у нас в гостях, да ещё такая улыбка знакомая. Никогда без бороды Валеру не видела, а когда узнала, говорю: «Валера, сразу отпускай новую».
Цветы
Собирая материал про Назаретьянца, я познакомился с заведующей отделом культуры Вельской администрации Ольгой Ивановной Сидорак.
- Мы, северяне, замкнутые люди, - признаётся она, - немного замороженные, наши чувства непросто поддаются раскрытию. Но для Валерия Алексеевича этого препятствия словно не существовало. Он мог, например, зайти в магазин и подарить продавщице полевые цветы. Просто так, чтобы поднять настроение. Помогал всем и во всём, в том числе людям, которых почти не знал. Стал близким человеком для очень многих. И для меня.
Когда умерла в пятимесячном возрасте моя внучка, Валерий Алексеевич переживал горе как своё собственное и сделал для моей семьи всё, что мог. А познакомились мы в очень нелёгкий для меня час, тогда я переживала глубокое разочарование в людях. Но, поговорив с Валерием Алексеевичем и Тамарой Модестовной, словно вдохнула свежего воздуха, захотелось жить. Знаете, я не услышала от них ни одного плохого слова ни о ком. Они как будто не догадывались о существовании плохих людей.
Их отношения были очень интересными. Когда жили в большом доме, то не могли его толком отопить и мёрзли. Валерий Алексеевич вырезал тогда картину из дерева и назвал «Зарядка»: они с Тамарой Модестовной пляшут у печки, пытаясь согреться. В другой раз, когда он не мог подарить жене тюльпаны на
8 Марта, всю ночь вырезал их на дереве.
Но чаще всего его можно было увидеть с карандашом: он всё время что-то рисовал - в лесу, присев на пенёк, на автобусной остановке. Везде.
«Он родился с карандашом»
- Он родился с карандашом, - говорит Тамара Модестовна. - На всех фотографиях - в школе, пионерском лагере - держит карандаш. Его отец тоже был архитектором, погиб в 41-м: эшелон попал под немецкие бомбы на станции Малая Вишера. Валере тогда был год, отца он не помнил, но стал его продолжением. Перед смертью нарисовал себя, умер с карандашом в руке.
Как он любил рисовать, чертить, мастерить! Мне иногда казалось, что минуты не мог прожить без этого. Ещё любил книги; вы бы видели нашу библиотеку в Саратове! И пластинки горами навалены, особенно ему нравился Штоколов... Но самая главная его черта знаете какая: если будет недруг тонуть, он его вытащит, а сам утонет. Я не могу представить, чтобы мой человечный человек кому-то отказался помочь. Сам немощный, а нужно было бревно перенести, когда часовню восстанавливал, то хватал и тащил. О себе никогда не думал.
- Как он умер?
- Неудачная операция. В этой больнице, наверное, много неудачных операций.
Когда увидела, как врач удаляет мужу швы рукой, которой за что только не хватался, то спросила: «Что вы делаете?» Валера был самым неравнодушным человеком из всех, кого я знала. А погиб вот так... Ужас. Не могу.
Мы выходим во двор. На деревянной двери вырезана большая корзина с цветами. Валерий закончил её поздней осенью, незадолго до смерти.
- Перед тем как поехать в больницу, - говорит Тамара Модестовна, - он сказал мне: «На всю оставшуюся жизнь тебе подарок».
