Портал Православие.Ru предлагает читателям цикл бесед о русской словесности и культуре с профессором Александром Николаевичем Ужанковым, теоретиком и историком литературы и культуры Древней Руси, преподавателем Сретенской духовной семинарии, проректором Литературного института им. Максима Горького.
Беседа 1
- Здравствуйте, Александр Николаевич!
- Здравствуйте.
- Скажите пожалуйста, почему преподаваемый вами предмет ранее назывался не литература, но словесность?
По сути, древнерусская книжность - это наша святоотеческая словесность, святоотеческая литература
- Я думаю, это более правильное название. Мы с вами очень хорошо знаем, как начинается Евангелие от Иоанна: «В начале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог» (Ин. 1: 1). Вот в Древней Руси к слову относились именно так, потому что Иисус Христос - воплощенное Слово и, соответственно, вся древнерусская письменность, а точнее, то, что выходило из-под пера древнерусских книжников - оно называлось словесностью. И эта традиция сохранилась и уже в Новое время, то есть уже в XVIII и XIX веке. Правда в XIX веке появляется новое понятие «беллетристика», то есть уже легкое чтение. Если древнерусская словесность, несомненно, это - богооткровенные творения и их нельзя даже называть сочинениями, то произведения Нового и Новейшего времени - это, несомненно, сочинения, то есть они сочиняются, они основаны на вымысле, типизации, обобщении. Неслучайно, что и Пушкин называл себя сочинителем - тогда еще слово писатель не вошло в обиход такой обширный как сейчас, поэтому все они были сочинители. А древнерусские авторы полагали, что все, что они фиксируют на письме сакральным церковнославянским языком - это Богооткровение. Собственно, что такое книга? Книга - это беседа Бога с человеком. Молитва - это беседа человека с Богом, то есть - направленность одного и другого. И, собственно, древнерусские книжники - они ведь не ставили авторство свое, они чаще всего не подписывали свои творения. Почему? - Потому, что это писалось все по благословению, писалось все это по благодати и, естественно, древнерусский книжник не дерзал поставить свое имя потому, что ему открылось свыше. Ну вот, собственно, и анонимная литература (ее можно так тоже назвать), но богословского плана - потому, что большинство древнерусских книжников, как мы с вами знаем, были канонизированы. Во всяком случае - XI - XII веков. И преподобный Нестор Летописец, собственно, за свои литературные дела, если можно так сказать - за географию и «Повесть временных лет», и преподобный Феодосий Печерский, который написал житие. Скажем, Иларион Киевский - Иларион из русинов, автор слова «О Законе и благодати», Кирилл Туровский, епископ, ну, или скажем, даже тот же Владимир Мономах. Вот мы не знаем многих писателей по именам, но тех, которых мы знаем, вот, которых я перечислил, все они были позднее канонизированы Русской Православной Церковью. Так что, по сути дела, древнерусская книжность - это наша святоотеческая словесность, или святоотеческая литература.
Практика древнерусской словесности, а потом и русской литературы, собственно, была и в XIX веке. Курсы так и назывались: история русской словесности, или история зарубежной словесности. То есть приоритет отдавался слову, но не художественности, а именно слову как несущему некое содержание. А произведение - как несущее какую-то идею - это непременно было.
А вот уже в советский период, в XX веке, стали все это называть литературой - или древнерусской литературой, или литературой Нового времени. Больший упор делали именно на сочинительство, на вымысел, на художественные особенности, на поэтику - то есть больше внимания уделяли форме, нежели содержанию.
- Как глубокий исследователь и большой знаток литературы, в чем вы видите основную задачу и цель своего преподавания?
Основная тема всей древнерусской словесности - это тема спасения души
- Ну, опять же-таки, она исходит из самого предмета: вот мы с вами говорили, что древнерусская словесность написана древнерусскими святыми и вот основная тема всей древнерусской словесности - это была тема спасения души. Естественно, на что были направлены эти творения? - Чтобы донести и Священное Писание, и те основы человеческого бытия, которые приводят ко спасению. Ведь тот же преподобный Нестор, когда писал первое житие первых русских святых Бориса и Глеба, он открыл канон. То есть что такое канон? Это основание, ну, или если по-гречески, то это правило, или правила, небольшая направляющая линейка, по которой нужно двигаться, но канон, в данном случае, житийный, это - девятнадцать заповедей. Девятнадцать заповедей исполнил Сам Спаситель. Он пришел в этот мир и сказал: «Я пришел не нарушить закон, но исполнить его». Это десять ветхозаветных заповедей, потом он добавляет девять заповедей блаженства и Сам исполняет их, то есть тем самым указывает путь ко спасению. И, собственно, и Борис, и Глеб исполняют все девятнадцать заповедей. Святополк Окаянный нарушает девятнадцать заповедей. Понимаете, это вот открытие преподобного Нестора. Ему, конечно, было сложно писать первое житие первых русских святых. Потом он пишет уже второе преподобническое житие Феодосия Печерского, но там то же самое - он использует тот же самый прием: преподобный Феодосий использует, или точнее исполняет все девятнадцать заповедей.
Русский писатель говорит читателю: меня не интересует внешняя оболочка, меня интересует внутренний мир человека
Смотрите: когда Епифаний Премудрый пишет первое житие преподобного Сергия, он пользуется как раз житием, написанным преподобным Нестором - о преподобном Феодосии. Вот, выстраивается та самая традиция, и выстраивается и этот житийный канон, потому что мы видим, что святые идут путем Христовым, или царским путем - то есть исполняют все девятнадцать заповедей. Поэтому на вопрос: «Как стать святым?» очень легко ответить. Нужно исполнить девятнадцать заповедей, но как трудно их исполнить! Это - первое. Что касается уже литературы Нового времени, то можно так сказать, что русская литература - мы будем уже в целом называть литературой от словесности уже до наших дней - русская литература прошла путь от символа к образу, от духовности к душевности. Поэтому, вот литература Нового времени больше занимается душой человека и психикой. Скажем, если французский роман XIX века заканчивался счастливым концом, ну, как сейчас американские фильмы, то, скажем, русские романы, вот - Евгений Онегин, или, скажем, «Война и Мир» с чего начинается? Герой получает наследство, получает те самые миллиончики, затем в него влюбляется какая-нибудь барышня, и так далее, и так далее... То есть чем заканчивается французский роман, тем начинается русский. Почему? Потому, что русский писатель, как бы говорит читателю: меня не интересует внешняя оболочка, меня не интересует даже развитие сюжета, чем он закончится. Меня интересует внутренний мир человека.
Русская литература XIX века не просто психологична, она дает пример нравственного самосовершенствования
Русская литература XIX века больше внимания уделяет внутреннему состоянию человека, его психологическому состоянию, хотя, конечно же, и духовному. И очень важно отметить, что, по сути, во всех романах должно произойти преображение личности. То есть мы видим, скажем, князя Андрея в начале романа «Война и мир» одним, в конце романа он приходит к Богу. Пьера Безухова - ну, вот такого чистого гедониста, западного человека (воспитан он на Западе), - который приезжает в Россию, как раз вот получить наследство, домик, так сказать, и сразу же женится, а потом происходит внутреннее его преображение, и он тоже приходит к Богу. Понимаете, вот для XIX века - это очень важный такой аспект - духовно-нравственное развитие личности, и поэтому русская литература XIX века в значительной степени не просто психологична, но она дает пример нравственного самосовершенствования, поэтому можно так сказать, что история, русская история учит патриотизму, русская литература обучает нравственности - почему русскому человеку надо знать и историю, и, естественно, литературу, потому, что это будет в комплексе - это такое развитие, гармоничное развитие человека.
С Александром Ужанковым
беседовал Иван Ишмухамедов,
студент Сретенской Духовной семинарии
