На возвышении стояла женщина в длинном плаще, что-то вытачивая на большом каменном кресте. На ней были мотоциклетные, как мне показалось, очки, в руках - внушительный инструмент, похожий на электродрель. Крест тоже обычным назвать было нельзя: он состоял из скреплённых непонятным образом камней.
Как известно, есть три вещи, на которые человек может смотреть бесконечно: огонь, вода и чужая работа. Дождь всё капал, «дрель» отчаянно жужжала, а мы не могли оторваться от необычного зрелища.
Сначала подумалось, что женщина - служительница храма, но когда мы догадались, что это скульптор, жена стала меня настойчиво убеждать взять интервью. Дело было за малым - привлечь к себе внимание. После некоторых усилий мне это удалось.
* * *
- Вы скульптор? - спросил я, как только она сняла очки с большими наушниками.
- Скульптор, - был ответ. - Галина Васильевна Додонова. Заслуженный художник России, - и когда мы расположились на скамье в соборе, добавила, улыбнувшись: - Заслуженным стала недавно - в одиннадцатом году. А что ещё вам рассказать?
- Памятник новомученикам - это тоже ваша работа?
- Да, он называется «Репрессированным священникам - Вера, Надежда, Любовь» и появился по инициативе настоятеля собора протоиерея Владимира Сорокина. Работали мы над идеей памятника, можно сказать, вместе, ведь я не очень хорошо знакома с церковными правилами. Хотя деревянную скульптуру можно увидеть, например, в пермских храмах, всё же она больше свойственна западному христианству. В Лондоне, скажем, я видела в ограде собора Петра очень эмоционально задуманную большую фигуру, выполненную в камне. Но мне не было понятно, что допустимо для православной церковной культуры, а что нет.
|
Следуя советам батюшки, постепенно осваивалась. Показывала ему рисунки, потом эскизы. Отец Владимир предложил изваять священника с крестом, монахиню с якорем и мальчика с иконой Воскресения. Первый вариант памятника я сделала из дерева и представила в Союзе художников на выставке «Мученичество и святость». На её открытии отец Владимир и ещё несколько священников решили, что образ Воскресения у мальчика в руках нужно сделать иначе - добавить четырёх евангелистов в углах иконы.
Спустя какое-то время отец настоятель предложил изменить композицию - поставить большой крест (он был уже готов), а в руки священника вложить Чашу, после чего я начала лепить фигуры в пластилине. Отформовала, потом их отлили в бронзе и установили к кресту. Я долго сомневалась в таком соединении - вылепленные фигуры и сделанный на станке крест, но община собора приняла такое решение. Я, конечно, благодарна за это.
- Смирились? - спрашиваю я.
Галина Васильевна улыбается:
- Отец Владимир лучше понимает церковную символику, богословскую сторону.
- А над чем вы трудились, пока мы вам не помешали?
|
- Работаю отрезной машиной - довожу форму, немного шлифую. Батюшка хотел поставить несколько памятников репрессированным людям разных профессий. Сколько было расстрелов и концлагерей - нет такого города, где бы это не происходило. И в каком количестве! Мы думали, с чего начать, и решили с памятника репрессированным врачам и учителям.
Нужно было определиться с местом. На факультете скульптуры высшего художественного училища, знаменитой Мухинки, я много лет работала с архитекторами, поэтому рискнула предложить площадку у южных ворот собора. Батюшка согласился. Сделала эскизы, высказав мысль, что сюда приходит много невоцерковлённых, даже неверующих людей.
- Я такого креста из камней никогда прежде не видел...
- Камни символизируют виноград. Идею памятника мы вынашивали долго, пока наконец не пришли к теме креста из камней-виноградин. Их по просьбе отца Владимира собирали прихожане, на поиски были отправлены мальчики из приходской дружины витязей, да и сам он принёс несколько. А староста Владимир Борисович Алещенко привёз с залива целую машину. Это была настоящая эпопея, помогал весь приход.
- Кроме них, я заметил на кресте прямоугольный кусок мрамора...
- На этом мраморном камне будет надпись. Текст выбрал отец Владимир: «Побеждающему дам вкушать сокровенную манну и дам ему белый камень...». Это из Откровения Иоанна Богослова. Сначала предполагалось более длинный текст высечь, но батюшка сказал, что этого достаточно. Можно и без текста, вы ведь и так уже откликнулись...
Спрашиваю Галину Васильевну, как началось её сотрудничество с приходом.
- Делать скульптуры для собора отец настоятель предложил вот при каких обстоятельствах. Ещё в 90-е я выиграла конкурс на создание памятника Анне Ахматовой. Выполнить его и установить на набережной Робеспьера, напротив тюрьмы «Кресты», удалось лишь в 2006-м. Перед открытием мне позвонила корреспондент ТАСС Нелли Югина, сказав, что памятник у меня получился православный, надо бы освятить.
|
Работа действительно получилась не трагической, хотя в этой тюрьме у Анны Андреевны сидели сначала муж, потом сын. Но я решила изобразить не трагедию, а показать, как осветлили, возвысили Ахматову страдания. Освящал отец Владимир, а спустя какое-то время спросил, согласна ли я поработать для собора.
* * *
- Галина Васильевна, где в городе можно увидеть другие ваши работы?
- На Васильевском острове стоит памятник детям блокады. Это на Наличной, 55, там во дворе яблоневый сад, посаженный учительницей биологии Анфисой Семёновой-Тянь-Шанской. Она создала его вместе с детьми после войны, в 1953 году, в память о погибших ленинградцах. Сад был известен, потом оказался заброшен, а сейчас его решили восстановить и поставить там памятник.
Ко мне обратились вот почему. В Петербурге прошёл конкурс памятника детям войны - его хотят установить на площади Мужества. Художники сражались в трёх турах, и я в итоге заняла второе место. Первое присудили скульптору, который до сих пор не может выполнить замысел. С одной стороны, ему мешают, с другой - мой памятник тоже не появился бы, попытайся я настаивать на первоначальной идее отливки его в бронзе.
Прихожу в Василеостровский исполком, слышу: «В бронзе не надо!» Это действительно и дорого, и рискованно. Однажды украли мою мемориальную доску писателю Константину Федину на Литейном проспекте, 33. Поставили леса для ремонта здания, и не стало доски. Бронза ценится не только любителями искусства, так что василеостровцев я поняла. «Хорошо, - говорю, - давайте в граните». Они задумались, потом согласились.
Ну и дальше всё происходило в страшной спешке, потому что вот-вот должны были закрыть финансирование реставрации сада. Пришлось очень быстро рубить памятник самой. Обычно скульптор, вылепив эскиз, отдаёт гранит рабочим, но тут у заказчика не было ни копейки лишней. Тяжёлая работа, нам, женщинам-скульпторам, особенно трудно, но очень хотелось, чтобы памятник появился.
- А на церковные темы вы ещё что-то делали?
- В Сыктывкаре была какая-то юбилейная выставка, и мне предложили принять в ней участие с работой из дерева «Мальчик с иконой». Также из дерева я вырубила изображение Христа - «Спас Нерукотворный», а сейчас работаю над скульптурой Святой Троицы; отец Владимир сказал, что это смело, хотя в пределах допустимого канонами. Но никак не могу закончить, меня всё время уводит в другие работы.
* * *
- Что для вас лично значат памятники новомученикам и исповедникам Российским, созданные для Князь-Владимирского собора?
- Мой прадед был церковным старостой в Ярославской области. И хотя он умер прежде, чем началась волна репрессий тридцать седьмого, случившееся наложило отпечаток на жизнь нашей семьи: были арестованы соседи-священники вместе с детьми, среди которых рос и с которыми дружил мой отец. Эта полоса несчастий началась на рубеже 30-х, когда раскулачили нашу семью. Чуть ли не родственники приходили, забирали вещи - седло, зеркало... Отношений уже никаких после этого не остаётся.
На отца гонения произвели настолько тяжёлое впечатление, что, хотя он и вырос в церковной среде, у нас дома нельзя было произнести «слава Богу». Отец боялся, что с нами могут что-то сделать. В Ярославле, где я родилась, этот страх был очень силён. Там преследования за веру были особенно жестокими, поэтому в церковь я не ходила. И отец был против, и власти взяли бы на заметку.
Но никто не запрещал рисовать церкви. В девять лет я самостоятельно дошла до Дворца пионеров следом за мальчиками, которые, как я знала, шли в изостудию. Там преподавал удивительный живописец - Борис Иванович Ефремов, о котором многие, став художниками, вспоминают с добрым чувством. Он открыл для нас мир русского прошлого. После пятого класса родители стали меня отпускать в поездки, обычно недели на две. Это было прекрасным воспитанием молодых душ: Ростов Великий, Углич, Борисоглебск, - и везде мы очень много рисовали церкви, соборы, кремли...
- Была ли в вашей жизни встреча с Богом?
- Когда дочка была маленькой и мама была жива, помогала - была возможность по-настоящему поститься. Мне кажется, без созерцания и труда встречи с Богом не может быть. В то время приснился мне столб огня, а рядом станки стоят, люди в красных одеждах что-то куют. Не знаю, был ли это ад... На следующую ночь приснился Покров Божией Матери, очень красивый, голубой с белым, узорчатый, защищающий. В третью ночь услышала во сне слова: «Как же вы так быстро всё поняли». Чей это голос был? Кто это мог сказать? Не знаю. Вы знаете?
- Я тоже не знаю.
* * *
У меня ещё было много вопросов, но скульптору не терпелось вернуться к работе. Чувствовалось, что всё время, пока мы говорили, она мыслями была там - у креста.
Вспоминаю наш разговор. Если бы не расспросы, не сказала бы о памятнике Ахматовой - одном из лучших, что украшают город. Работы Галины Васильевны можно увидеть во всех концах бывшего Союза: в Москве, Липецке, Калининграде, Волгограде, во многих музеях страны, но она и намёком не выдала, что известный мастер...
В середине 60-х она простаивала ночи в храмах, в середине 90-х постилась, но по сей день считает себя только что не новоначальной. Ещё одна русская христианка, с которой нас свела судьба.
Когда мы уходили, дождь усилился, но не думаю, что это помешало Галине Васильевне вернуться к работе.
Владимир ГРИГОРЯН
