23 августа очередной атаке подверглись православные в Донецкой области.
Снаряд пробил крышу храма Иоанна Кронштадтского в городе Кировское,
обрушилось перекрытие на молившихся людей. В результате служительница и
двое прихожан скончались на месте, священник, его супруга и четыре
прихожанки госпитализированы с травмами различной степени тяжести. О
ситуации в регионе в интервью "Интерфакс-Религия" рассказал архиепископ
Горловский и Славянский Митрофан.
- Владыка, известно ли о состоянии пострадавших в результате трагедии?
- На сегодня связь с ними установить не удалось, потому что Кировское
находится в зоне боевых действий. В Кировском снаряд попал и в больницу,
в результате чего погибли два человека. Больницу врачи покинули,
остался только младший медицинский персонал, который не пригоден для
оказания помощи в таких тяжелых случаях. Поэтому самых тяжелых отвезли в
Донецк, священника с матушкой - в Шахтерск. С Донецком и Шахтерском
связь пока установить не удается. В течение завтрашнего дня мы сможем
получить всю информацию и о том, какое проводится лечение, и о том,
какая необходима помощь.
- Попадание снаряда в храм было, на Ваш взгляд, случайным или нет?
- Мне трудно представить человека, который берет снаряд и запускает его в
храм. Но когда количество обстрелянных и сожженных храмов становится
таким огромным и гибнут люди, при этом рядом с нашими храмами ни в одном
из случаев не было ни блокпостов, ни военной техники, ни каких-то
штабов, то складывается, конечно, ощущение, что храмы становятся целями.
Хотя я честно скажу, мне в это верить не хочется.
- Какова сейчас обстановка в епархии?
- У нас в епархии за этот месяц два храма уничтожены полностью, шесть
храмов пострадали в результате обстрелов. Я сам не один раз под обстрел
попадал, поэтому у нас никто не застрахован от того, что
завтра-послезавтра это случится с ним. Мы надеемся только на Бога. Ни
ООН, ни ОБСЕ, ни другим международным организациям, наверное, нет дела
до того, что с нами происходит. Думаю, что сейчас в Луганске ситуация
еще хуже, чем у нас. В Луганске живут мои родственники, которых я не
успел вывезти до того, как уже туда въехать было невозможно. Больше
десяти дней с ними нет связи, я даже не знаю, живы они или нет. Часть
моей епархии находится под контролем украинской армии, часть - под
контролем ДНР.
- Насколько мы можем судить по сообщениям, которые доходят до нас,
духовенство не покидает зону боевых действий и остается с паствой.
- Число тех, кто остался, приближается к 90 процентов. Есть уехавшие, их
тоже немалое количество - немало для нас, потому что их некем заменить,
нам тяжело сейчас окормлять те приходы, которые они побросали. И те,
кто остался, - это люди, которыми я горжусь. Я здесь уже восьмой год
служу. Пока меня отсюда не выгонят, я отсюда никуда уезжать не собираюсь
в любом случае.
Когда встречаешься с людьми по обе стороны баррикад, начинаешь понимать,
что все не так просто. Я не так много видел людей, которые
действительно готовы убивать и стрелять в мирных жителей. Большинство
людей, с кем я ни поговорю с обеих сторон, войны не хотят, а война
продолжается. Жертвы с одной и с другой стороны порождают взаимную
ненависть. То, что было полгода назад, и то, что сейчас, - не одно и то
же. Шансов все остановить полгода назад было больше. Сейчас все в кучу, и
подвести какую-то общую черту под этим очень сложно.
Мне кажется, что людям, которые жили в 1941 году или 1943-м, было легче,
потому что было белое и черное. А когда происходит такая страшная
мясорубка, это тяжело и нравственно, и морально, и ощутить, кто твой
враг, довольно сложно. Это представители одного народа, которые друг
друга убивают. Хочется сказать: "Ребята, бросьте автоматы, обнимитесь,
простите друг друга и начинайте строить мирную жизнь". Но я знаю, что, к
сожалению, ни те, ни те меня не услышат: градус уже такой, что мы можем
только молиться о том, чтобы этот градус понизился, а кровопролитие
остановилось.
Я не вижу никаких человеческих сил, которые могли бы это остановить.
Только Господь Своей силой может это сделать. Церковь, на мой взгляд, не
должна становиться стороной конфликта в гражданском противостоянии. Мы
должны говорить правду обеим сторонам и в какой-то мере способствовать
их примирению. А для того, чтобы иметь право это делать, нужно ни в коем
случае не позволять себе ни на малейший миллиметр кривить душой - ни
ради конъюнктуры, ни ради политики, на ради того, чтобы сказать кому-то
то, что он хочет услышать.