На Руси издавна было принято ходить ко святым местам. Паломничество воспринималось как духовная необходимость; как труд, предпринятый ради спасения души; как молитва, выражаемая не в словах, а в преодолении расстояния; как способ утолить духовную жажду, придя и припав к источнику живой воды.
Сколько дорог в русских лесах проторили паломники! Сколько опасностей подстерегало их на этих дорогах, а каковы были тяготы многодневного пешего пути! Ведь самым многочисленным паломником, или, как принято было говорить в России, поклонником, всегда был крестьянин. Впрочем, представители иных сословий тоже путешествовали ко святым местам — с несколько большим комфортом, чем «серый люд», и с гораздо более разнообразными настроениями. Места эти не просто притягивали — даже и того, кто готов был совершенно отрицать их значение; само существование их воспринималось как вопрос, на который иному европейски образованному господину нужно было непременно найти ответ. Увы, весьма часто этот ответ или приобретенное суждение оказывались — от лукавого. А истинный ответ получал тот, кто — вне зависимости от сословной принадлежности и образования — приходил ко святыне с чистым сердцем и смиренной душой.
Книга «От Соловков до Святой Земли», вышедшая в издательстве «Артос-Медиа», представляет собой собрание паломнических очерков русских писателей. Слово «писатель» здесь надлежит воспринимать широко. Например, будущий митрополит — тогда еще архимандрит — Вениамин (Федченков) не был, конечно, писателем в привычном для нас смысле слова, но был удивительным духовным писателем. В его очерке-воспоминании «Оптина» читатель найдет очень важные слова о святости: «Пришлось и мне встречать в жизни своей так называемых “великих” людей, но никогда я не чувствовал их величия: человек как человек, обыкновенный. Но вот когда пришлось стоять перед святым (речь идет об Оптинском старце Анатолии (Потапове). — М. Б.), тогда ясно чувствовалось действительное величие их. Вот это необыкновенные люди! А иногда и страшно становилось при них — как это мне пришлось ярко пережить при службе с о. Иоанном Кронштадтским…».
О поездке в Кронштадт — рассказ другого автора, Ивана Щеглова (настоящая фамилия — Леонтьев). Рассказ не только радостный, но и горький. Автор прибыл в Кронштадт с какой-то своей бедой, о которой предпочитает умолчать. Шанс увидеться с отцом Иоанном, поговорить с ним наедине был совсем невелик: батюшка пребывал в постоянной плотной осаде жаждущих его утешения. И все же встреча состоялась. Вот каков был ее финал: «Отец Иоанн крепко поцеловал меня в лоб и промолвил:
— Спасибо за доверие, голубчик!.. За доверие спасибо!
Забыть ли мне когда-нибудь несравненную умиляющую ласковость, с которой были произнесены эти слова?..»
А что же сделало впечатления автора от поездки в Кронштадт горькими? То, что народная любовь к отцу Иоанну зачастую оказывалась любовью эгоистической: люди хотели от него блага себе, но очень мало при этом считались с ним самим. Или просто не сомневались в том, что он — должен. И вот что получалось в результате: «Лишь только он показался, вся толпа неудержимой волной, тесня и давя друг друга, хлынула в его сторону, а стоявшие за решеткой вмиг очутились на самом амвоне и едва не сбили его с ног. При содействии псаломщика и двух сторожей отец Иоанн быстро перебрался к левому приделу и сделал шаг вперед. Не тут-то было: в одно мгновение та же толпа (…) стремительно шарахнулась влево и, простирая вперед руки, перебивая друг друга, крича и плача, скучилась у церковной решетки, преграждая путь батюшке (…)». На лице отца Иоанна, по словам Ивана Щеглова, «отпечатлевалась — не то мучительная тоска, не то бесконечная горечь при виде этой исступленно мятущейся у его ног толпы». Бывало, оказывается, и хуже: церковный сторож рассказывает автору о том, как на Успение жаждущие утешения богомольцы пастыря своего «сронили вовсе наземь и пошли по ём, как по мураве.
— Ну а он что?
— Известно, агнец Божий — встал, перекрестился, и хоть бы словечко».
Прочитанное шокирует, но знать это необходимо, а еще, на мой взгляд, стоит задать себе вопрос: не то ли же самое происходило и со Христом? Не схожая ли толпа несчастных и неразумных людей осаждала и Его?
…Как уже сказано, ко святым местам, к живущим еще на земле или ушедшим уже угодникам Божиим ехали не только верующие христиане. Немало было в этом потоке и скептиков, ведомых чисто познавательным интересом, — так, по крайней мере, казалось им самим; а на самом-то деле куда глубже, может быть, и куда сложнее были их мотивы. Воспоминания таких путешественников тоже включены в книгу. Один из них — Василий Немирович-Данченко, родной брат известного театрального деятеля, профессиональный журналист и писатель. Он не был равнодушен к судьбе России, по-своему желал русскому народу добра, но в Православие не верил и монашества не понимал: оно казалось ему прижизненным самоубийством. В своем тексте о поездке на Соловки он то и дело повторяет слова «аскетизм» и «аскеты», не понимая, что эти слова означают на самом деле, и придавая им совсем другое значение: мрачный фанатизм, бегство от живой, «нормальной» жизни. Тем убедительнее, тем ярче его невольное удивление и восхищение увиденным в соловецких обителях: и уровнем хозяйствования, и непоказным благочестием, и нравственным обликом островных монахов. Вот весьма примечательная сцена: покидая Соловки, журналист разговаривает с молодым послушником, который незадолго перед тем показал ему свои стихи, незрелые, но уже говорящие о незаурядном даровании. Василий Иванович уговаривает поэта-послушника «сбросить эту рясу» и тотчас же ехать в столицу, где его ждет успех. Послушник отвечает категорическим отказом. «Мне было тяжело, невыразимо тяжело, — пишет Немирович-Данченко, — я сетовал на аскетизм, не чувствуя в эту минуту, что в жизни человека бывают моменты, когда такой аскетизм является живою потребностью его души». Автору очерка «Соловки» осталось только понять, что это не моменты вовсе, а вот именно потребность живая и непреходящая — в Боге. Но он, судя по всему, так этого и не понял.
А вот другая весьма заметная и противоречивая фигура русского Серебряного века — Василий Розанов. Он предпринял поездку в Саров и Дивеево, а по дороге еще остановился в Понетаевском женском монастыре. Розанов, как и Немирович-Данченко, сталкивается с тем, что вступает в противоречие с его, кажется, уже сложившимися убеждениями: «Повторяю, я не люблю монашества; но, когда я увидел стройные ряды этих сотен “черных дев”, где не было ни одного лица грубого, жесткого, ни одного легкомысленного и пустого (а я в них очень вглядывался), но все светилось приветом, уступчивостью, помощью — я удивился великому преобразованию, какое производит в человеке обстановка, дух, устав».
Оставим скептиков, вернемся к тем, кто приходил ко святыне с открытым сердцем. Один из таких, безусловно, — Андрей Николаевич Муравьев, представитель одной из самых знаменитых дворянских фамилий России, родной брат полководца Николая Муравьева-Карсского, камергер императорского двора, обер-секретарь Святейшего Синода, историк Церкви, путешественник, паломник, один из самых востребованных писателей и самых заметных деятелей культуры пушкинской и послепушкинской эпохи. В 1855 году он отправился на север России и написал книгу о «русской Фиваиде», о «чудном мире иноческом, нимало не уступающем Восточному, который внезапно у нас самих развился, в исходе XIV столетия и в продолжение двух последующих веков одушевил непроходимые дебри и лесистые болота родного Севера». В книгу «От Соловков до Святой Земли» включены несколько глав из этого труда: о Кирилло-Белозерском монастыре, об обители преподобного Нила на Соре и о Ферапонтовом монастыре.
«Ученого, философского и богословского в моем писании нет. Я был на Афоне православным человеком и русским художником, и только. (…) В этой небольшой книжке я постараюсь дать ощущение Афона, как я его видел, слышал, вдыхал». Таким предисловием предварил свой очерк замечательный писатель Борис Зайцев. «Афон» Зайцева завершает пеструю и разноголосую книгу о паломнических путешествиях, и это, наверное, неслучайно. Ведь именно здесь мы видим лучший пример открытого сердца; того смирения, которое только и позволяет полной грудью вдохнуть воздух святого места.
Газета «Православная вера» №15 (515), 2014 г.
Марина Бирюкова
http://www.eparhia-saratov.ru/Articles/o-puteshestviyakh-dukhovnykh-i-puteshestvennikakh-raznykh
