Этого дома уже нет. Его снесли во время очередной кампании по благоустройству, но когда-то он выделялся своим массивным и мрачноватым двухэтажным фасадом в начале одной из старых улиц Сергиева Посада. В доме было много комнат-квартир и огромные общие кухни с керосинками. Сейчас на пустыре, где стоял дом, высится высокий бетонный забор, окружающий какое-то государственное предприятие, и ничто не напоминает о прежней постройке, но я, проходя мимо, всегда вспоминаю одну историю, рассказанную старушкой, жившей в этом доме.
Дело было в начале 50-х годов. Лавра уже открылась к радости всех православных, и толпы богомольцев со всех концов страны собирались в наш, тогда единственный во всей Средней России, действующий монастырь. Монашеская жизнь ещё только возрождалась. Монахов было немного. Часть лаврских построек ещё эксплуатировалась городом. В стенах проживали семьи горожан. Власти двурушничали. С одной стороны: вот вам, пожалуйста, монастырь с богослужениями, которые вроде бы никому посещать не запрещено, с другой: приобщение к святыне массы людей крайне нежелательно. А посему явно не пускать в лавру богомольцев нельзя, но запретить им ночёвку в городе можно. А так как многие паломники приезжали из самых дальних мест, им волей-неволей приходилось искать, где главу приклонить. Наберёт какая-нибудь благочестивая загорчанка этих неприкаянных к себе домой, а ночью рейд. Милиция, дружинники обходят частные дома и квартиры поблизости от лавры и забирают постояльцев. Начинается проверка документов, нотации, придирки, а то и привод в милицию. Хозяевам и того хуже. Время суровое, с людьми не церемонились, особенно, если эти люди верующие, то есть другого сорта, инакомыслящие. В общем, в то недоброе время этих рейдов боялись, как чумы. Впрочем, всегда находились люди, оказывающие гостеприимство паломникам Христа ради, готовые пострадать за веру и даже в более тяжкие годы.
И вот на Пасху одна из таких доброхоток-загорчанок, проживавшая в упомянутом доме, после торжественной и радостной праздничной службы возвращалась домой в окружении целой группы богомольцев. Среди последних был ребёнок: девочка лет шести-семи, с большими умненькими глазками и косичкой, выбивавшейся из-под белого платочка. Она бодро вышагивала своими маленькими ножками, несмотря на усталость после продолжительной пасхальной службы.
Придя домой, наскоро разговелись, чем Бог послал, и поскорей уснули - время близилось к утру. Только хозяйке не спалось. На душе, вопреки праздничной радости, было неспокойно. А ну, как нагрянут с проверкой! Правда, не только она оказала в эту ночь гостеприимство приезжим. Все её соседи сделали то же самое - и справа, и слева, и внизу. И всё-таки она, вздыхая, ворочалась на постели и прислушивалась к каждому звуку извне. Вот у соседей зазвучали чьи-то громкие голоса. Что-то задвигалось, заскрипело. Сквозь толстые стены старинного дома звуки доносились неясно, но тревожно. На цыпочках, не дыша, испуганная хозяйка двинулась к входной двери. На пути - комната с постояльцами. Здесь все спят. В углу горит лампада, и в её неверном свете поражённая женщина вдруг видит маленькую коленнопреклонённую фигурку, истово и неторопливо творящую крестное знамение крошечной ручкой. Хозяйке видна косичка из-под белого платочка, лицо же обращено к лику Божией Матери на иконе. Старуха, застыв, смотрела. Текли минуты. Шевелились губки, но слов не было слышно. Снова маленькая рука совершала крестное знамение, и головка в белом платочке склонялась в поклоне - девочка продолжала молиться. Хозяйка повернулась и спокойным шагом возвратилась в спальню. Сон пришёл к ней сразу. Наутро оказалось, что был рейд. Забрали всех соседей, но в дверь, за которой молился ребёнок, даже не постучали.
1990
Священник Савва Михалевич
