Выступая на днях на XXII Международных Рождественских чтениях в Москве, протоиерей Димитрий Смирнов сказал: «По уровню болезней, даже среди школьников, и по скорости вымирания нам осталось от силы полвека существовать и как народу, и как государству». Председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства обратил особое внимание на убийственное для страны и народа, когда-то русского, когда-то православного, количество абортов.
Страна теряет в год миллионы жизней по воле тех, кто эту жизнь должен давать, - родителей. Что ж мы удивляемся, если русских с каждым годом всё меньше, а России грозит опасность исчезновения?
Хотя, признаюсь, меня слова отца Димитрия Смирнова о скорости вымирания не сильно удивили. Впрочем, не удивили еще и потому, что не так давно я имел возможность сам в этом убедиться - без всяких тревожных выступлений и громких набатов.
Полгода назад родился у нас сын. Савва. Крепкий такой, улыбается. Как не улыбаться - третий ребенок в семье: может, и чувствует, что не один. Роддом, нервы, паника, передачи, звонки, друзья, поздравления, ожидание - хоть и весело, но утомительно. Пришла пора забирать жену с молодым домой. Поехали с другом - он спокойный, рассудительный, и машина у него просторная. Пока шла выписка из роддома, стоим у крыльца, ждем, когда очередное счастье семейное появится. Долго ждем - решили пройтись, прогуляться.
Вдруг визг тормозов: во двор роддома влетает побитая, видавшая виды «скорая». Остановилась - открывается дверь, выходят два санитара. Ну, выходят и выходят - мало ли, бывает. Санитары подходят к задней двери машины, открывают ее, достают две огромные сумки и с большим усилием тащат их к какому-то особому входу в здание. На полпути, видимо, притомились - встали покурить. Что-то рассказывают друг другу, смеются, дымят. Сумки свои огромные, разумеется, поставили на землю. На сумках надпись какая-то большими кривыми буквами. Мы всмотрелись: «Аборты» - было написано красными, кровавыми чернилами. То есть так вот просто, походя - завезти пару килограммчиков убитых детей («отходов») куда надо для утилизации, заодно покурить-посмеяться. Работа такая, да, понятно.
Не в санитарах, разумеется, дело - осуждать их глупо: делают, что приказано. Просто саму картину представьте: ты стоишь у крыльца роддома, встречаешь жену с новорожденным сыном, счастлив до невозможности, строишь там какие-то планы, с известной важностью поглядываешь (многодетный отец как никак) на тех отцов, кто впервые тут с ума сходит, а тебе - на вот, получай: две огромные сумки с такой вот жизнеутверждающей надписью. Расти, страна; живи, народ...
Вот в этих двух сумках, по-моему, - весь наш диагноз: мы не хотим жить. С таким диагнозом кричать патриотические кричалки, конечно, можно, но звучат они неубедительно как-то. И задаешься вопросом: если мы, когда-то русские, когда-то православные, исчезнем из мировой истории, не будет ли это вполне логичным следствием нашего - не русского и не православного - образа жизни?
- Чего это у вас глаза стеклянные какие-то, как у дельфинов? - удивилась жена, только что вышедшая на крыльцо роддома. - Не рады, что ли? Или перерадовались в ожидании?
- Да так, был повод, - пробормотал я.
Жена еще несколько минут возмущалась, почему отец встретил сына без улыбки. Да и друг какой-то странный. Но мы ей ничего не сказали - пусть не знает.
Не удивил отец Димитрий. Так, напомнил.
