Среди чтимых в античном мире семи чудес света была и галикарнасская мраморная гробница Мавзола, царя Карии в Малой Азии. Гранитный Мавзолей Ленина, намеренно или случайно примыкающий к этой традиции, отличается от нее тем, что тело покойника не было предано земле и тем самым укрыто от глаз живых. Этот странный способ обращения с усопшим, вызвавший протесты его вдовы и родственников, неслыханный в русской и европейской обрядовой практике (если не считать подражательного мавзолея Георгия Димитрова в Софии), нуждается в объяснении. Начнем с фактов.
Меньшевик-эмигрант И. Валентинов (Н. Вольский) в своей мемуарной книге пишет о заседании шести членов Политбюро, состоявшемся за несколько месяцев до смерти вождя: «"Предысторию" Мавзолея Бухарин поведал Рязанову, а я узнал ее не прямо от него, а в передаче некоторых посредников. Нюансы, оттенки мысли, выражения людей, создавших эту "предысторию", крайне интересны. Вряд ли мне удастся их передать во всей их "выпуклости", тем не менее, я постараюсь, чтобы, хотя бы грубо и кратко, была охарактеризована позиция в этом вопросе Калинина, Сталина, Рыкова»[1].
Итак, осень 1923 года, по-видимому, конец октября. Ленин обречен. Троцкий, Бухарин (тогда первый кандидат в члены Политбюро), Каменев, Калинин, Сталин и Рыков загодя вели беседу (полуофициальную и без протокола) о его похоронах. Первым выступил председатель ЦИК Калинин: «Это страшное событие не должно застигнуть нас врасплох. Если будем хоронить Владимира Ильича, похороны должны быть такими величественными, каких мир еще никогда не видывал». Речь второго оратора, Сталина, содержала не только эмоции, но и рассуждения: «Этот вопрос, как мне стало известно, очень волнует и некоторых наших товарищей в провинции. Они говорят, что Ленин - русский человек, и соответственно тому и должен быть похоронен. Они, например, категорически против кремации, сжигания тела Ленина. По их мнению, сожжение тела совершенно не согласуется с русским пониманием любви и преклонения перед усопшим. Оно может даже показаться оскорбительным для памяти его. В сожжении, уничтожении, рассеянии праха русская мысль всегда видела как бы последний, высший суд над теми, кто подлежал казни. Некоторые товарищи полагают, что современная наука имеет возможность с помощью бальзамирования надолго сохранить тело усопшего, во всяком случае, достаточно долгое время, чтобы позволить нашему сознанию привыкнуть к мысли, что Ленина среди нас все-таки нет»[2].
Бывший семинарист Сталин знал, о чем говорит: сожжение неизбежно подразумевает, что покойник не будет по-православному отпет и тем самым, как считалось в народе, лишится надежды на вечное блаженство. Напомним хотя бы о казни подпоручика Василия Мировича, который вскоре после захвата власти Екатериной II пытался совершить новый переворот и возвести на престол царственного узника Шлиссельбурга несчастного Иоанна Антоновича. Мирович был казнен 15 сентября 1764 года на Петербургской стороне, на Обжорном рынке. Сначала палач отрубил ему голову, а потом голова и тело были сожжены «купно с эшафотом». По свидетельству Г. Р. Державина, «народ, стоявший на высотах домов и на мосту, не обыкший видеть смертной казни (отмененной императрицей Елизаветой. - Авторы.) и ждавший почему-то милосердия государыни... единогласно ахнул и так содрогся, что от сильного движения мост поколебался и перила обвалились»[3].
Ленин. Последний год жизни
Но вернемся в 1923 год. Сталину резко возразил Троцкий, чья речь - тоже рассуждение, отчего и заслуживает подробной передачи. «Когда тов. Сталин договорил до конца свою речь, тогда только мне стало понятным, куда клонят эти сначала непонятные рассуждения и указания, что Ленин - русский человек, и его нужно хоронить по-русски. По-русски, по канонам Русской Православной Церкви, угодники делались мощами. По-видимому, нам, партии революционного марксизма, советуют идти в ту же сторону - сохранить тело Ленина. Прежде были мощи Сергия Радонежского и Серафима Саровского, теперь хотят их заменить мощами Владимира Ильича. Я очень хотел бы знать, кто эти товарищи в провинции, которые, по словам Сталина, предлагают с помощью современной науки бальзамировать останки Ленина, создать из них мощи. Я бы им сказал, что с наукой марксизма они не имеют абсолютно ничего общего».
Троцкий тоже знал, о чем говорит: действительно, почивающий за Кремлевской стеной (т. е. вне освященной земли) покойник в простонародном сознании стал восприниматься как мощи, способные даже к воскресению. Вот эпизод, относящийся к концу брежневского правления, разговор в очереди к Мавзолею (переводим с английского):
«- А когда Ленин оживет? - послышался детский голос позади меня.
Я обернулась и увидела элегантную женщину в кожаной куртке, сжимающую ладошку мальчика лет восьми.
Я с недоумением поглядела на нее.
- Он здесь первый раз, и я сказала мальчику, что иногда, когда хорошие дети приходят посмотреть на него, он встает»[4].
Марксизм, по крайней мере, в русском изводе, - это не наука, но лжерелигия. Достаточно сказать, что метод ее адептов - катехизический: на вопрос (поставленный либо не поставленный) дается ответ, не подлежащий ни доказательству, ни обсуждению. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно»; «Материя первична, сознание вторично»... Партия очень скоро приобрела облик лжецеркви. Обязательные регулярные собрания (это предписано Уставом), даже если не о чем говорить, сродни посещениям храма по воскресеньям и двунадесятым праздникам. Уличные демонстрации со знаменами, серпами и молотами, портретами вождей аналогичны крестным ходам с хоругвями, крестами и образами. Начав с проповеди «свободной любви», партия со временем взяла на себя роль консистории, практически запретив или чрезвычайно затруднив супружеские разводы.
На том же осеннем совещании Бухарин, поддержавший Троцкого, выступил как раз на партийно-церковную тему: «Я замечаю, что где-то в партии, из каких-то щелей несет странным духом. Хотят возвеличить физический прах в ущерб идейному возвышению. Говорят, например, о переносе из Англии к нам в Москву праха Маркса. Приходилось даже слышать, что сей прах, похороненный около Кремлевской стены, как бы прибавит "святости", значения всему этому месту, всем погребенным в братском кладбище. Это черт знает что!»[5]. (К месту он черта помянул.) Ни дать ни взять, какая-то пародия на поиски Гроба Господня...
Впрочем, ни Сталин, ни Троцкий толком не знали своего предмета, не разбирались в православной доктрине канонизации святых. Оно и неудивительно: Сталин был семинарист-недоучка, а Троцкий, наверное, и вообще в Новый Завет не заглядывал. Рассказывают, что этот председатель Реввоенсовета в разгар Гражданской войны сочинил и опубликовал в газетах воззвание к бойцам Красной Армии, озаглавив его так: «Что делаешь, делай скорее». Пришлось в следующих номерах печатать редакционное объяснение, что заглавие, дескать, не имеет никакого отношения к евангельскому тексту - словам, сказанным Христом на Тайной Вечере Иуде Искариоту (Ин. 13: 27). Какова же эта доктрина и как она исполнялась в русской практике?
В православной традиции нет противопоставления нагих костей и нетленных тел. Более того, мы почитаем как святых угодников и мучеников, растерзанных в римских цирках, и тех, кто утонул, кто сожжен, т. е. тех, от которых не осталось ни тела, ни даже праха. Таковы, например, мученики Василий Анкирский (память 1 (14) января), Елладий, Макарий и Евагрий (5 (18) февраля), мученица Антонина (1 (14) марта). Таковы, в частности, канонизированные старообрядцами протопоп Аввакум, трое его соузников и те, кто «без числа» пострадал за древлее благочестие.
Впрочем, русская простонародная религиозность настаивает на другом. Это очевидно хотя бы из сочинений Г. П. Федотова, которому выпала судьба быть свидетелем официального перехода России от богопочитания к марксистско-ленинскому «атеизму». Предоставим ему слово.
«Что касается нетления мощей, то по этому вопросу у нас в последнее время господствовали совершенно неправильные представления. Церковь чтит как кости, так и нетленные (мумифицированные) тела святых, ныне одинаково именуемые мощами. На основании большого материала летописей, актов обследования святых мощей в старое и новое время Голубинский мог привести примеры нетленных (кн. Ольга, кн. Андрей Боголюбский и сын его Глеб, киевские печерские святые), тленных (свв. Феодосии Черниговский, Серафим Саровский и др.) и частично нетленных (свв. Димитрий Ростовский, Феодосии Тотемский) мощей... Хотя Церковь всегда видела в нетлении святых особый дар Божий и видимое свидетельство их славы, в Древней Руси не требовали этого дара от всякого святого. "Кости наги - источают исцеление", - пишет ученый митрополит Даниил (XVI век). Только в синодальную эпоху укоренилось неправильное представление о том, что все почивающие мощи угодников являются нетленными телами. Это заблуждение - отчасти злоупотребление - было впервые громко опровергнуто санкт-петербургским митрополитом Антонием и Святейшим Синодом при канонизации св. Серафима Саровского. Несмотря на разъяснение Синода и на исследование Голубинского, в народе продолжали держаться прежние взгляды, и потому результаты кощунственного вскрытия мощей большевиками 1919-1920 годов были для многих тяжелым потрясением»[6].
Г. П. Федотов в данном случае выступает как обскурант. Действительно, какое дело русскому народу до мнений митрополита Даниила, ученого и очень почтенного историка Церкви Е. Е. Голубинского и тем более Синода, петровской «Духовной коллегии», которую как-никак есть в чем упрекнуть? Русское Православие - это не только догматы, не только обряд, не только вера вообще, это культура, т. е. житейский обиход. «Осьмое чудо света» воздвиглось не на пустом месте.
Вполне возможно, как это ни странно, что идея постоянной (а не временной) мумификации тела Ленина была подсказана именно Троцким, разглагольствовавшим о мощах. Дело в том, что практика государственного церемониала в России XIX века подразумевала временное бальзамирование тела усопшего императора. Останки Александра I, скончавшегося в Таганроге, были перевезены в Москву, потом в Царское Село и, наконец, выставлены в Казанском соборе Санкт-Петербурга «на поклонение народу в продолжение семи дней» (правда, гроб был закрытым) - с 6 по 13 марта 1826 года[7]. 27 февраля 1855 года тело Николая I было перевезено из Зимнего Дворца в Петропавловскую крепость. Открытый гроб поставили в соборе, и народ «был допущен... в последний раз поклониться своему Императору, облобызать его обледенелую руку и помолиться над его гробом»[8]. Так же обстояло дело и с останками Александра III.
Можно предположить, что вначале Сталин ориентировался именно на эту традицию и предполагал выставить останки первого «советского царя» лишь на некоторый срок - для «прощания» и «поклонения». Вопрос о сохранении тела Ленина не был окончательно решен и в первые дни после его смерти; Политбюро пыталось обсуждать его с Крупской и родными вождя еще 24-25 января[9]. Однако в дальнейшем события приняли другой оборот.
В ночь на 22 января 1924 года Ленин умер. Профессор В. Розанов, который его лечил, писал (в 1925 году) о его болезни примерно следующее. Она началась с головных болей и какого-то неудобства в пальцах руки. Диагноз был поставлен сразу и точно - прогрессивный паралич, который был не обязательно третичной стадией сифилиса, благоприобретенного либо наследственного. Один заезжий медик-иностранец вообразил, что недомогание - следствие свинцового отравления от одной из пуль Фанни Каплан, оставшейся в мягких тканях шеи. Розанов и другие русские врачи сочли это вздором - видимо, справедливо; но, чтобы не конфузить коллегу, они предложили Ленину амбулаторную операцию, которая и была сделана. Однако болезнь продолжалась, была скоротечной и привела к кончине.
Тот же Розанов пишет о прощании с усопшим. Вожди разделились на две группы (по ранжиру). Те, кто важнее, приехали из Москвы в Горки на аэросанях, те, кто помельче, - на поезде. Из-за снежных заносов аэросани, где сидел и Сталин, запоздали, так что к смертному одру он подошел не первым. Впрочем, его прощание с вождем Розанову запомнилось: он как бы раздвигал всех плечами, поднял и поцеловал голову покойника. Это, конечно, не православное прощание.
«В З ч. 30 м. 22 января Президиум ЦИК Союза ССР избрал Комиссию по организации похорон Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР и РСФСР Владимира Ильича Ленина в составе Председателя Комиссии Ф. Э. Дзержинского, членов: тт. Ворошилова, Енукидзе, Зеленского, Молотова, Муралова, Лашевича и Бонч-Бруевича. На первом же заседании, в 4 ч. утра 22-го января, Комиссия пополнила свой состав тт. Сапроновым и Аванесовым; 29 января постановлением Президиума ЦИК Союза ССР в Комиссию был введен тов. Красин»[10].
По-видимому, решающими голосами в комиссии обладали Бонч-Бруевич, Енукидзе (в ту пору ближайший друг Сталина) и Красин, Последнего, наверное, не случайно ввели в комиссию на третий день после похорон Ленина (они состоялись 27 января). Он и объявил публичную дискуссию и конкурс проектов, касающихся постройки второго, тоже деревянного Мавзолея (первый был воздвигнут перед похоронами и назывался «склепом»), О нем с «многоступенчатыми» ссылками пишет уже цитировавшаяся нами американская исследовательница: «Константин Мельников, архитектор, который проектировал саркофаг Ленина, однажды сказал, что генеральная идея» постоянного сохранения и демонстрации тела Ленина исходила от Леонида Красина»[11]. Это авантюрист, в начале века увлекавшийся «богостроительством» - вместе с Горьким, Богдановым, Луначарским (последний был непосредственно причастен к конкурсу проектов гранитного Мавзолея), видимо, разделял и идеи Н. Ф. Федорова.
«В 1921 г. в Москве на большом торжественном собрании» Красин «проповедовал своеобразную веру в воскресение мертвых»[12]. Речь идет о гражданской панихиде по Л. Я. Карпову, тогдашнему руководителю советской химической промышленности и члену президиума ВСНХ. В слове, посвященном памяти скончавшегося товарища, Красин, в частности, сказал: «Наука, не останавливаясь на том, чтобы только лечить, восстанавливать здоровье заболевшего организма, уже ставит вопрос о произвольном создании пола, об омоложении и т. д. Я уверен, что наступит момент, когда наука станет так могущественна, что в состоянии будет воссоздать погибший организм. Я уверен, что настанет момент, когда по элементам жизни человека можно будет восстановить физически человека. И я уверен, что, когда наступит этот момент, когда освобожденное человечество, пользуясь всем могуществом науки и техники, силу и величие которых нельзя сейчас себе представить, сможет воскрешать великих деятелей, борцов за освобождение человечества, - я уверен, что в этот момент среди великих деятелей будет и наш товарищ Лев Яковлевич»[13].
Если Лев Яковлевич, то тем более Владимир Ильич... Не только Православие («Чаю воскресения мертвых»), но и большевистская религия уповала на плотское бессмертие. Луначарский, человек более или менее начитанный, возводил идею «светлого царства коммунизма» к Апокалипсису: «Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет» (Ап. 20: 4). Рассуждая о «новом человеке», Луначарский и люди его типа могли вспомнить и новозаветное упование на то, что отряхнувший прах суеты пребывает «в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8:20-21).
Эти милленаристские настроения вообще были распространены в то время, особенно в нарождавшейся научной фантастике. Достаточно припомнить сочинение Александра Беляева «Голова профессора Доуэля». Конечно, мы не рискнем сравнивать Сталина с нерадивым и вероломным учеником этого мудреца, вопрошавшим отрезанную голову своего наставника, хотя такое сравнение естественно, если учесть версию Троцкого, согласно которой Сталин убил Ленина. Впрочем, «Сталин - это Ленин сегодня», и в Мавзолей на несколько лет он попал вовсе не случайно. (Убрали его оттуда после того, как старой партийке и лагерной страдалице Д. А. Лазуркиной было видение, о котором она поведала с трибуны XXII съезда КПСС. Явившийся ей Ленин сказал, что он не хочет лежать рядом со Сталиным[14].)
В.В. Маяковский
Пусть
фантаста-прозаика Беляева прокомментирует
фантаст-стихотворец Маяковский («Про
это»)[15]:
«Вот он,
большелобый
тихий химик,
перед опытом наморщил лоб.
Книга -
«Вся земля», -
выискивает имя.
Век двадцатый.
Воскресить кого б?
- Маяковский вот...
Поищем ярче лица -
недостаточно поэт красив. -
Крикну я
вот с этой,
с нынешней страницы:
- Не листай страницы!
Воскреси!»
Поэт мечтает и о воскрешении возлюбленной, предполагая, что некогда и земные чувства преобразятся:
«Ваш
тридцатый век
обгонит стаи
сердце раздиравших мелочей.
Нынче недолюбленное
наверстаем
звездностью бесчисленных ночей.
Воскреси
хотя б за то,
что я
поэтом
ждал тебя,
откинул будничную чушь!
Воскреси меня
хотя б за это!
Воскреси -
свое дожить хочу!»
Эти страстные стихи, конечно, тоже вдохновлены буквальным толкованием Писания и Предания (опять тысячелетие: XX век - XXX век; оно подкреплено «общим местом» высоких религий «мир есть книга», когда Господь, Словом создавший Вселенную, воспринимается как первый Писатель и Покровитель всех поэтов). Цитаты, которые мы привели, выбраны из разделов поэмы, озаглавленных в согласии с христианской традицией: Вера, Надежда, Любовь. Жаль только, что Маяковский ограничился триадой и позабыл о тетраде, венчаемой четвертым членом, Софией Премудростью Божией.
Все эти чаяния имели не только литературное, но и прагматическое воплощение, пародийно отображенное в «Собачьем сердце» Булгакова. «Омоложение» было не одной теорией, но и практикой советского обихода. В пореволюционной столице Москве активно практиковал некий медицинский институт, который этим именно и занимался. Естественно, толку из его деятельности не вышло, и верхушка института была расстреляна.
Что предшествовало постановлению президиума ЦИК о сохранении тела Ленина, опубликованному в газетах 26 января (заметим, кстати, что оно датировано 11 часами дня 24 числа[16])? Предшествовали письма граждан (не важно, подлинные или нет), обнародованные только в одном издании, в «Рабочей Москве», органе столичных коммунистов. Приводим выдержки (25 января): «Тело Ленина надо сохранить! Рабочие этого хотят. Как это сделать? - Предавать земле столь великого и горячо любимого вождя, каким являлся для нас Ильич, ни в коем случае нельзя. Мы предлагаем набальзамированный прах поместить в стеклянный, герметически запаянный ящик, в котором прах вождя можно будет сохранять в течение сотен лет. Мы глубоко уверены, что все рабочие поддержат эту мысль. Мы хотим иметь Ильича с собой, не скрывать его от своих глаз. Пусть он всегда будет с нами» (16 подписей «рабочих Рогожско-Симоновского района»).
«Мысль о том, что Ильич физически остался бы с нами и его можно было бы видеть необъятным массам трудящихся утешило бы горе утраты и подняло бы упавший дух малодушных товарищей, вдохновляя их на дальнейшие бои и победы. Мы требуем сохранения на долгое время останков дорогого учителя путем бальзамирования его тела и помещения в прозрачное помещение , где рабочие могли бы всегда видеть своего вождя» (подпись: «рабочие и служащие строительной конторы постоянной промышленной выставки ВСНХ»).
«Обращаемся к Центральному и Московскому Комитету РКП с глубокой просьбой: не зарывайте прах Ильича под землей от миллионов трудящихся. Мы глубоко уверены, что это было бы желанием сотен миллионов. Надо сделать так, чтобы потомство наше имело бы возможность видеть тело человека, воплотившего в жизнь мировую революцию. Оставьте его на поверхности земли на Красной площади. Пусть он останется для нас неиссякаемым источником идеи ленинизма на благо трудящихся всего мира. Этим мы дадим возможность увидеть его всем, всем трудящимся. Ленин должен быть среди нас. Как это осуществить, подумайте сами (члены РКП: Гятков и Георгиевич)».
Но для какой же такой надобности, с точки зрения авторов либо инспираторов этих писем, необходимо было оставить тело Ленина «на поверхности земли»? Ответ дан на предыдущей, 7-й, странице «Рабочей Москвы» (мы воспроизводили 8-ю). Под заголовком «Что говорят рабочие? (Из разговоров в Доме Союзов)» читаем: «Надо сохранить тело Ильича. Ударишься в оппозицию, пойдешь к телу Ильича и станешь опять на правильный путь». Не М. М. Зощенко же это писал, хотя очень похоже на его манеру, вполне «отражающую действительность». Но главное, что мы опять сталкиваемся с религиозным, точнее, дурацко-религиозным мироощущением. Оппозиция - это ересь, и, чтобы очиститься от скверны, надлежит если не приложиться, то приобщиться к чудотворным мощам. Они исцелят согрешившего.
Сказано - сделано. 27 января покойник, скоротечно набальзамированный обыкновенным способом, был помещен в первый Мавзолей, построенный по скоропостижному же проекту А. В. Щусева (между прочим, автора храма-памятника на Куликовом поле и церкви Марфо-Мариинской общины в Москве). Мавзолей из-за спешки закончен не был: верхнюю часть так и не поставили, тем более что зима была очень морозная[17]. Впрочем, и относились к этой деревянной храмине как сугубо временной.
В феврале по этому поводу началась дискуссия, открытая тем же Красиным. «Первой задачей является сооружение постоянной гробницы на том месте, где сейчас покоится тело Владимира Ильича. Трудность задачи поистине необыкновенна. Ведь это будет место, которое по своему значению для человечества превзойдет Мекку и Иерусалим. Сооружение должно быть задумано и выполнено в расчете на столетия, на целую вечность»[18].
Народонаселение принялось размышлять. Сотрудник Народного комиссариата иностранных дел Б. Орлов: «Памятник Вл. Ильичу должен олицетворять не человека, а идею, которую он проводил. Для этого я предложил бы на месте могилы тов. Ленина устроить громадную башню, наподобие Эйфелевой, и даже выше ее. Наверху должен вращаться земной шар, а внизу - огромные маховые колеса, воспроизводящие шум и стук фабрик и заводов. На верху этой башни установить радиотелеграф, способный держать связь со всем миром. В башне можно отобразить постепенный ход революции, или даже исторический путь человечества, от первобытного коммунизма к марксизму...»[19] (отсюда же взяты и следующие цитаты).
Рабочий Пестрецов: «Построить на Красной площади трибуну, на которой поставить радиотелефон. В дни парадов и демонстраций заводить перед радиотелефоном пластинку Ильича, соответствующую данному празднику». Некий П. Сметанников: «Высоко над Кремлем должна стоять фигура Ленина (на земном шаре), указывающая на запад (скорее всего, он заботился о мировой революции. - Авторы.). Ночью освещать ее красным светом». Было также предложение построить новый город имени Ленина с небоскребом в 80-100 этажей, окруженный парками и соединенный с Москвой электрической железной дорогой.
Как известно, эта мегаломания была не только стихийной, но и откровенно официозной. 17 мая 1926 года на заседании методической комиссии «художественного отдела Главнауки при Наркомпросе» обсуждались проекты постоянного Мавзолея, в частности и тов. Л. Когана, который предлагал «воздвигнуть здание в 15-20 этажей, изображающее собой фигуру В. И. Ленина. Внутри этой фигуры кроме гробницы устраиваются помещения для высших государственных и общественных учреждений»[20] (со ссылкой на архивные материалы)[21]. Хотя предложение тов. Когана было отвергнуто комиссией, но именно в связи с ним уместно вспомнить о не осуществленном из-за войны Дворце Советов с чудовищной фигурой Ленина (это сооружение призвано было заместить взорванный и растащенный храм Христа Спасителя), а также и о Пантеоне, «памятнике вечной славы великих людей Советской страны»: «В целях увековечения памяти великих вождей Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина, а также выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных на Красной площади у Кремлевской стены, соорудить в Москве монументальное здание - Пантеон - памятник вечной славы великих людей Советской страны. По окончании сооружения Пантеона перенести в него саркофаг с телом В. И. Ленина и саркофаг с телом И. В. Сталина, а также останки выдающихся деятелей... и открыть доступ в Пантеон для широких масс трудящихся» (это постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР мы цитируем по журналу «Огонек». 1953. № 11 (1344), 15 марта. С. 8).
Все это было бы заурядной страницей из истории русского простонародно-православного утопизма (Маяковский, «Киев»: «Не святой уже - другой, земной Владимир / крестит нас железом и огнем декретов»), если бы не своего рода индустриальный фермент (Маяковский, «Домой!»: «Я себя советским чувствую заводом, / вырабатывающим счастье»). Это было новым искушением русской цивилизации, официально отраженным в формуле «русский революционный размах и американская (resр. - большевистская) деловитость», которой в обиходной «ахинее» соответствует идиома «помесь негра с мотоциклом». Этого искушения, к сожалению, она также не выдержала.
На русской почве провозглашенная большевиками «индустриализация» имела прямое отношение к чаяниям рая на земле. Примеров можно привести множество, хотя бы «Рассказ о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка» Маяковского. Дождь, «свинцовоночие», грязь, лучина, холод... Но тьму сменит свет: «И слышит шепот гордый / вода и под и над: / "Через четыре года здесь будет город-сад!"» Откуда? В эпиграфе к стихотворению, с пометой «Из разговора», автор предупредил: «К этому месту будет подвезено в пятилетку 1000000 вагонов строительных материалов. Здесь будет гигант металлургии, угольный гигант и город в сотни тысяч людей». Уголь и цветущий сад отождествимы только в том случае, если Творца представляют себе в роли вселенского Инженера. Так и было.
«В воспоминаниях о встрече с Циолковским В. Б. Шкловский пишет о том, что как-то Константин Эдуардович завел с ним речь об "ангелах", которых сам Шкловский трактовал как символ вдохновения. Но, может быть, под "ангелами" отец космонавтики имел в виду пришельцев (скорее, небесных посланцев. - Авторы.), которые и помогли ему, скромному школьному учителю, пораженному глухотой, стать пророком космический эры»[22]. Кстати, Циолковский тоже был федоровцем. Этот религиозный подтекст, по-видимому, объясняет то, что первооткрывателем этой эры стала разоренная войной Россия, которой подобные занятия были явно не по средствам (рассудительная Англия, например, на лидерство в данном случае не претендовала). Воистину охота пуще неволи.
Противовесом индустриальному раю стал индустриальный ад, выраженный в антиутопиях XX века. Из авторов, подвизавшихся в этом жанре, самый знаменитый, и по праву, - Дж. Оруэлл. Но и русским писателям принадлежат выдающиеся произведения - прежде всего это А. Платонов («Котлован») и Е. Замятин («Мы»).
Советский дискурс изобилует апокрифическими вариациями Православия. К ним, в частности, относятся темы «рождества» и детства. Вот отрывок из воспоминаний прот. Михаила Ардова (из семьи московских друзей и благожелателей А. А. Ахматовой). Он воспроизводит разговор с известным историком искусства А. Г. Габричевским о январской Москве 1924 года.
«- Я помню, - говорит мне Александр Георгиевич, - я вышел из дома... Стояла длинная очередь к гробу Ленина, люди жгли костры и грелись... А вот тут, на Манеже, висел загадочный лозунг: «Могила Ленина - колыбель человечества»... Это я не понимаю, что такое (между прочим, Габричевскому шел тогда тридцать третий год, он окончил Московский университет и слушал лекции в Мюнхене, опубликовал несколько дельных статей. - Авторы.).
- Это не так уж трудно расшифровать, - отвечаю я.
- Ты так думаешь?
- Я надеюсь, вы не станете мне возражать, - говорю я, - если я скажу, что партия большевиков - сатанинская пародия на Церковь, съезды - это соборы, парады, демонстрации и митинги - ритуальные действия, чучело Ленина пародирует святые мощи и так далее...
- Это справедливо, - отзывается Александр Георгиевич.
- Так вот, - продолжаю я, - лозунг "Могила Ленина - колыбель человечества" - это такая же точно сатанинская пародия на слова молитвы, обращенной ко Христу: "Гроб Твой - источник нашего воскресения"»[23].
Пожалуй, можно предложить и другое толкование. Колыбель - прямая параллель к Вифлеемским яслям. Неслучайно в советское время (и до сих пор) детские учреждения именуются яслями и садами. С этой же символикой явно связана и маленькая деревянная модель симбирского дома Ульяновых, «внутри и снаружи освещенная электричеством», которая была помещена на трибуне 2-го Съезда Советов у стола президиума (об этой «колыбели» вождя сообщалось в вечернем выпуске «Красной газеты» от 4 февраля 1924 года).
В культе Ленина значительную роль играют мотивы детства и отношения к детям. Трудно сказать, есть ли тут сознательное использование Христовой заповеди «будьте как дети». Состояние детства - как бы порука невинности и совершенства, и поскольку всякий государственный муж (если только он не легитимный властитель) - заведомый насильник, он нуждается в удостоверении непорочности. В этом плане «топорик Джорджа Вашингтона» и «разбитый графин Володи Ульянова» - предметы из одного семантического поля. Чем большая дистанция отделяла советских потомков от своего вождя, тем больше он любил детей: устраивал для них елки (все забывали, что елки, рождественские и новогодние, были запрещены большевиками - и разрешены только в канун нового, 1936 года), посылал им гостинцы, когда самому нечего было есть, и т. д. В конце концов эта мифологема приелась, и в городском обиходе, быть может, в связи со столетием Ленина, появился злой анекдот.
Надежда Константиновна Крупская выступает перед детьми (несмотря на бесплодие, она была главным специалистом по их проблемам):
- Знаете, как Ильич любил детей? Помню, жили мы в Поронине. Ильич каждое утро брился опасной бритвой. А у хозяйки был противный мальчишка - все лезет к Ильичу, толкается, мешает. Ну, Ильич и посылает его... Вот как он любил детей: только ... послал, а мог бы ведь и бритвой полоснуть.
Впрочем, «детская мифология» появилась очень рано и, скорее всего, не навязывалась. Одно из ее первых документальных свидетельств - «надписи детей школы №2 Московско-Казанской железной дороги, сделанные ими на листьях венка, возложенного на гроб Ленина». Мотивы этих многочисленных надписей таковы: Ленин был «добрый»; «добрый и трудоспособный»; у него «лицо было скучное, а глаза веселые»; он был «мудрый и знал все» и «очень любил котят и детей»[24].
Реализация культа Ленина в мелкой и крупной пластике также находит опору в практике русского Православия. Взять хотя бы скульптурные изваяния, которые в невиданном количестве стали плодиться вскоре после смерти Ленина. В статье «О памятнике Владимиру Ильичу» Л. Красин писал: «Нет почти крупной фабрики или завода, нет деревни и города, где тысячи и тысячи рабочих и крестьян не думали бы о том, чтобы иметь у себя на площади, на улице, в помещении клуба своего Ильича из камня, чугуна, бронзы или, в крайнем случае, из гипса»[25], Свой Ильич - это гений места, домашний божок. Такую же роль в традиционной народной культуре играли разные деревянные изваяния Николы и Параскевы Пятницы.
«В преимущество перед всеми святыми Православной Церкви, за исключением Николая Чудотворца (так наз. Николы Можайского), сохранился обычай изображать ее (Пятницу. - Авторы.) в виде изваяния из дерева. <...> Начиная с крайних границ болотистой Белоруссии, от берегов Десны и Киева, до далеких окраин Великороссии и Белого моря - поклонение образу Параскевы Пятницы, в виде изваяния, остается до сих пор неизменным и всенародным»[26]. Примечательно, что эти изваяния ставились у местночтимых колодцев и камней, т. е. с простонародной точки зрения на границе сакрального и профанного миров. Это как бы удостоверяло постоянное земное присутствие мифологического персонажа.
В иконографии Ленина отражено и его земное служение. Это могло быть нечто вроде клейм, касающихся различных эпизодов жизни-жития и окружающих портрет-лик. Это мог быть и «набор образов». «В ряде городов нашей страны в 1924 г. издавались плакаты с художественно оформленными фотомонтажами. В Москве издательство «Новая деревня» тиражом 50 тысяч экземпляров выпустило плакат «Владимир Ильич Ульянов-Ленин» (автор плаката Г. Лебедев). Вокруг портрета вождя даны фотографии, изображающие Ленина в различные периоды его жизни. Внизу плаката был помещен текст биографии Ильича»[27].
В конце июля 1924 года было окончено «постоянное бальзамирование» тела (потом в течение десятилетий за ним наблюдал специально созданный институт). К врачам с благодарственной речью обратился Енукидзе, сказавший между прочим следующее: «Само собой разумеется, что ни мы, ни наши товарищи не хотели создать из останков Владимира Ильича какие-то "мощи", посредством которых мы могли бы популяризировать или сохранить память о Владимире Ильиче. Своим гениальным учением и революционными действиями, которые он оставил в наследство всему мировому революционному движению, он достаточно увековечил себя»[28]. Примечательно, что именно этот фрагмент опускался в публикациях речи 1970-х годов. Между тем он подтверждает достоверность сведений, сообщенных Н. Валентиновым. Енукидзе проговорился и к тому же оказался плохим пророком.
Тело Ленина было перенесено во второй, тоже щусевский и тоже деревянный, Мавзолей, где его осеняло знамя парижских коммунаров, переданное французскими коммунистами Московскому комитету РКП (б). Открытые конкурсы с их шумихой и глупостью, видимо, Сталину скоро надоели. Весной 1929 года он создал новую комиссию под председательством Ворошилова. Выбор ее опять пал на Щусева, который, доработав свои прежние проекты, и стал автором гранитного Мавзолея. С его открытием 10 ноября 1930 года окончилась шестилетняя эпопея похорон.
Идеал нетления тела в равной степени характерен и для святого, местночтимого и канонизированного, и для «заложного» покойника. Согласно русскому суеверию, которое обличал еще св. Серапион Владимирский, «заложный» - это нечистый покойник, самоубийца, опойца, утопленник, доживающий «за гробом свой, т. е. положенный... при рождении срок жизни, прекратившийся раньше времени по какому-нибудь несчастному случаю»[29]
В истории русского Православия есть люди, которые из заложных покойников становились святыми. Таков двенадцатилетний пинежанин Артемий Веркольский (память 23 июня ст. ст.), погодок Ивана Грозного. Он был убит молнией в поле, где пахал вместе с отцом[30]. Его бросили в лесу, а через несколько лет заметили, что тело остается нетленным. Артемий сподобился и погребения, и почитания. Напротив деревни Верколы на низком берегу Пинеги была воздвигнута посвященная ему обитель. Кирилл Вольский, тоже северно-русский подвижник (о них см.[31]), не стерпев боярского гнева, принародно утопился в реке. Этот самоубийца (самоубийц по православным канонам нельзя отпевать и хоронить в освященной земле) был также причислен к лику святых.
Эти метаморфозы никакими рациональными концепциями, никакими народными размышлениями либо предрассудками объяснить нельзя. Существует фольклорная, эмоционально-аффективная сфера, сопутствующая обряду и произрастающая из него. И заложные покойники, и нетленные святые, и набальзамированное тело Ленина вызваны к жизни и вызывают в народном сознании одни и те же чувственные сигналы: плохо различимый образ иного мира, который может быть и священным, и нечистым, благим и опасным... проецируется в эмпирическую действительность, проще говоря, в земную жизнь. Мертвецы - и там и здесь - «как живые». Взаимопроникновение и сосуществование традиций языческих, православных и «атеистических» - вещь вполне естественная. Все они принадлежат общему потоку национальной религиозности, в какие бы одежды она ни рядилась (см.:[32]).
Странный, поразивший воображение многих обряд погребения Ленина породил соответствующие фольклорные и псевдофольклорные тексты. Побывавший в Москве американец Теодор Драйзер писал в 1928 году: «Многие рассказывали мне, что его набальзамированное тело - такое же, как и в тот день, когда он умер, - окутано суевериями. До тех пор, пока он лежит здесь, до тех пор, пока он не изменится, коммунизм в безопасности и новая Россия будет процветать. Но (добавляли они шепотом), если он истлеет или будет кем-то потревожен, тогда наступят печальные перемены - конец его великой мечты!»[33].
По данным политического сыска того времени, в Москве ходили «слухи и толки», что по ночам Ленин встает и бродит по столице, наблюдая ее жизнь[34]. В «Новом мире» в 1925 году член «Перевала» Родион Михайлович Акульшин опубликовал сказку «Хитрый Ленин» - на ту же тему. Ее герой просит «главного советского доктора» сделать так, чтобы он умер, «только не совсем, а так, для виду»[35].
«- Что же, - отвечает доктор, - это можно. Положим тебя не в могилу, а в такую комнату просторную и для прилику стеклом накроем, чтобы пальцем тебя никто не тыкал, а то затычут.
- Только вот что, доктор, чтобы это было в большом между нас секрете. Ты будешь знать, я, да Надежде Константиновне скажем».
Дальше идет речь о народных стонах, о слезах коммунистов, о том, что все «сердцем трепыхаются»: вдруг на осиротевшую державу «англичане с французами присунутся». Кладут Ленина «в амбарушке, марзолей называется». Однажды он выходит и за три ночи посещает Кремль, завод и крестьянскую избу. Всюду - полный порядок. «Вышел Ленин из избы радостный, в марзолей лег успокоенный и спит вот уже много дней после своих странствий. Теперь уже, наверное, скоро проснется. Вот радость-то будет! Ни словами не расскажешь, ни чернилами не опишешь». Поистине: «В двенадцать часов по ночам из гроба встает император...».
Примечательна судьба этой сказки, о которой автор утверждал, что ее «рассказывают по вятским деревням». Под названием «Скоро проснется Ильич» и с некоторой «подчисткой» ее перепечатал А. В. Пясковский в известном некогда сборнике «Ленин в русской народной сказке и восточной легенде» (М., 1930. С. 40-43). М. К. Азадовский, сославшись, в частности, именно на нее, большинство текстов сборника оценил как явную фальсификацию[36].
Православных параллелей к пересказанным Драйзером слухам немало. Приведем две, «позитивную» и «негативную». Согласно старинной новгородской легенде, город будет благополучен до тех пор, пока сжатая рука Спаса на фреске Софийского собора не разожмется[37]. Напротив, сохранность телесной оболочки может вызывать представления о беде и несчастье. Об этом говорит П. Ф. Сумцов в параграфе «Разрешение проклятого самозванца»[38]: «Тело проклятого самозванца не могло разложиться, пока проклятие не снял Петр Могила. Эта легенда послужила основой для рассказа Думитрашкова «Заклятый»«[39].1
Всякий религиозный, социальный и культурный кризис сопровождается обрядовыми изменениями. Это касается и календаря, и вообще «моды», и круга человеческой жизни, рождения, инициации, брака, смерти. Rites de passage, если воспользоваться термином А. Ван Геннена, - мировой закон, из которого нет исключений. Не стала исключением и большевистская Россия. Она приняла григорианский календарь, крестины попытались заменить «октябринами» («богоискатель» Луначарский самолично «октябрил» младенцев), а красный угол с иконами в избе - «уголком Ленина». Что до ритуального оформления похорон, оно было и навсегда останется главной и труднейшей проблемой, поскольку последний приют человека теснейшим образом связан с представлениями о бессмертии души, загробной жизни и вечном спасении. Недаром археология опознает появление верований прежде всего по погребениям.
Буквально с октября 1917 года «новые люди» занялись поисками новых обрядовых форм. Тогда и возникло кладбище на Красной площади, где успокоились «жертвы революции» (в сущности, оно лишь возобновилось, ибо погребения были здесь издавна - вспомним хотя бы о могиле Василия Блаженного, которая была присоединена к Покровскому собору в качестве придела). Очевидец церемонии Джон Рид рассказывает:
«Молодой студент заговорил с нами по-немецки:
- Это братская могила, - сказал он, - завтра мы похороним здесь пятьсот пролетариев, павших за революцию.
Он свел нас в яму. Кирки и лопаты работали с лихорадочной быстротой, и гора земли все росла и росла. Все молчали. Над головой небо было густо усеяно звездами, да древняя стена царского Кремля уходила куда-то ввысь.
- Здесь, в этом священном месте, - сказал студент, - самом священном во всей России, похороним мы наших святых. Здесь, где находятся могилы царей, будет покоиться наш царь - народ...»[40].
Дополним студента. Разница между царскими могилами и этой - в том, что цари лежат на освященной земле, к тому же и в Архангельском соборе (Михаил Архангел - «царственный» ангел и на Западе, и у нас, он покровительствует и Карлу Великому, и Ивану Грозному), а «наши святые» - за стеной, то есть «за оградкой». Опять-таки приходится вспомнить о заложных покойниках. В городах с ними расставались так: складывали тела в яму (ее называли «убогим домом», «божедомкой» или «скудельницей»), в старой Москве - при Покровском убогом доме, а в семик служили общую панихиду и засыпали землей[41]. Эта яма - разновидность братской могилы.
Таков культурно-религиозный контекст странного погребения Ленина. Оно не поддается и не подлежит рациональному объяснению и рациональной оценке. Дело в том, что обряд, как и любое проявление мифологического сознания, находится вне сферы умозрительных категорий. Это область бессознательного. Что бы ни писали Адлер и Юнг, Фрейд и Фромм, пытаться перевести ее в правильные силлогизмы нельзя. Разум человека не всесилен, и бессознательные процессы могут быть опознаны и описаны только по конечным результатам. Вопрос «почему?» в данном случае неуместен. Так было, так есть, и так будет.
Академик Александр Панченко
Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб.: Юна, 1999, с.476-497. (В соавторстве с А. А. Панченко)
[1] Валентинов Н. (Н. Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: Годы работы в ВСНХ во время НЭП. Воспоминания. М. 1991. С. 146.
[2] Валентинов Н. (Н. Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: Годы работы в ВСНХ во время НЭП. Воспоминания. М. 1991. С. 147
[3] Державин Г. Р. Сочинения. СПб., 1871. Т. 6. С. 446
[4] Tumarkin N. Lenin lives. The Lenin Cult in Soviet Russia. Cambridge (MA): London. 1983., X
[5] Валентинов Н. (Н. Вольский). Новая экономическая политика и кризис партии после смерти Ленина: Годы работы в ВСНХ во время НЭП. Воспоминания. М. 1991. С. 148.
Ср. обмолвку Маяковского в «Разговоре с товарищем Лениным»: «Товарищ Ленин, я вам докладываю/не по службе, а по душе. / Товарищ Ленин, работа адовая / будет сделана и делается уже» (курсив наш. - Авторы.).
[6] Федотов Г. П. Святые Древней Руси. М., 1990. С 37-38.
[7] Шильдер Н. Александр I // Русский биографический словарь. СПб., 1896. Т. 1. С. 381-382
[8] Духовное завещание и последние дни жизни императора Николая Первого. М., 1856. С. 29-54
[9] Волкогонов Д. А. Ленин: Политический портрет. М., 1994. Кн. 2. С. 365
[10] Отчет комиссии ЦИК СССР по увековечению памяти В. И. Ульянова (Ленина). М., 1925. (1924 21/1 - 1925). С. 9.
[11] Tumarkin N. Lenin lives. The Lenin Cult in Soviet Russia. Cambridge (MA): London. 1983. P. 180-181.
Со ссылкой на Starr F. S. Melnikov: Solo Architect in a Mass Society. Princeton, 1978. P. 249. Последний пользовался архивом К. Мельникова.
[12] Ольминский М. Ленин или не Ленин: по поводу Х тома сочинений Ленина // Пролетарская революция. 1934. № 1. С. 149-150.
[13] Красин Л. Б. Памяти Л. Я. Карпова // Лев Яковлевич Карпов: Сборник статей и воспоминаний. М.; Л.. 1928.
[14] XXII съезд КПСС: Стенографический отчет. М.. 1962. Т. 3. С. 121.
[15] Здесь и далее мы цитируем поэта по изданию: Маяковский, В. В. Сочинения в одном томе. М., 1941.
[16] Отчет комиссии ЦИК СССР по увековечению памяти В. И. Ульянова (Ленина). М., 1925. (1924 21/1 - 1925). С. 25.
[17] Хан-Магомедов С. О. Мавзолей Ленина: История создания и архитектуры. М., 1972., 46-47
[18] Красин Л. Б. Архитектурное увековечение Ленина // О памятнике Ленину. Л., 1924. С. 24
[19] Котырев А. Н. Мавзолей Ленина: Проектирование и строительство. М., 1971.
[20] Котырев А. Н. Мавзолей Ленина: Проектирование и строительство. М., 1971. С. 110.
[21] Особенно интересным представляется проект Н. С. Крыловой (по архивной описи № 51) с предложением соорудить глыбу, по которой «безостановочно должен двигаться поезд и трактор и течь ручей» (там же).
[22] Кондратов А. М., Шилик К. К. Как рождаются мифы XX века. Л.,1988. С. 106.
[23] Ардов М., прот. Легендарная Ордынка // Новый мир. 1994. №5. С. 150.
[24] Ленину 21 января 1924. М., 1924. С. 413-416.
[25] Красин Л. О памятниках Владимиру Ильичу // О памятнике Ленину. Л., 1924. С. 9.
[26] Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1994. С. 192.
[27] Алексеев Д. Ленин в агитплакатах первых лет Советской власти // Искусство. 1970. № 6. С. 38.
[28] Отчет комиссии ЦИК СССР по увековечению памяти В. И. Ульянова (Ленина). М., 1925. (1924 21/1 - 1925). С. 47.
[29] Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии. Вып. I: Умершие неестественной смертью и русалки. Пг., 1916. С. 5.
[30] О двояком отношении к убитым молнией см.: Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982. С. 40-41.
[31] Дмитриев Л. А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы ХIII-ХVII вв.: Эволюция жанра легендарно-биографических повествований. Л., 1973.
[32] Lenhoff G. The Notion of «Uncorrupted Relics» in Early Russian Culture // Christianity and the Eastern Slavs. Berkeley; Los Angeles; Oxford, 1993. Vol. 1: Slavic Cultures in the Middle Ages.(California Slavic Studies. Vol. 16).
[33] Dreiser T. Dreiser Looks at Russia. N. Y., 1928. P. 31.
[34] Великанова О. В. Образ Ленина в массовом сознании // Отечественная история. 1994. № 2. С. 180.
[35] Акульшин Р. Три сказки: Гражданская война и Ленин в народном творчестве // Новый мир. 1925. № 11. С. 120-128.
[36] Азадовский М. К. Ленин в фольклоре // Памяти В. И. Ленина: Сб. ст. к десятилетию со дня смерти. 1924-1934. М.; Л.,1934. С. 881-897.
[37] Новгородский край в религиозных преданиях: легенды о гибели Новгорода. Новгород, 1927. Вып. 1. С. 8.
[38] Сумцов Н. Ф. К библиографии малорусских религиозных сказаний // Сб. Харьковского ист.-филол. о-ва. 1896. Т. 8. С. 312.
[39] В действительности, тело Лжедмитрия (а Сумцов, очевидно, говорит именно о нем) свезли на Покровский убогий дом, т. е. туда, где хоронили заложных покойников (см. ниже). Однако и этого показалось мало - через некоторое время труп вырыли и сожгли (см.: Снегирев И. М. О скудельницах или убогих домах // Тр. и зап. Общества истории и древностей Российских. М., 1826. Т. 3. Кн. 1; Успенский Б. А. Царь и самозванец: Самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Художественный язык Средневековья. М., 1982. С. 216).
[40] Рид Дж. Избранное. М., 1987. Кн. I. С. 272.
[41] Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии. Вып. I: Умершие неестественной смертью и русалки. Пг., 1916. С. 60-63.
