В Духосошественском соборе бабу Римму Колотырину знают все. Она всегда здесь, в излюбленном уголке огромного храма - и в воскресенья, и в будни, и на Литургии, и на всенощной. Кажется, трудно уже представить богослужение здесь без бабы Риммы.
С недавних пор ей приходится садиться на скамейку во время службы - тяжело стоять все время, годы уже не те. Годы есть годы, конечно, но вот я вижу, как баба Римма спешит к вынесенному из алтаря кресту (канун праздника Изнесения Честных Древ Креста Господня), как она опускается на колени, как сразу тянутся за нею остальные прихожане, как передается им ее порыв... И думаю, что жизни, любви, радости в этой 73-летней женщине больше, возможно, чем во многих молодых.
Непосредственное
общение с Риммой Александровной в этом убеждает. Всего-то три минуты
разговора, а впечатление такое, будто тебя обдало, окатило любовью.
Причем без всяких там охов и ахов, без всякой хлопотливой угодливости и
елейности. Баба Римма произносит слова «дорогой» или «родная» так
естественно, что у вас не остается сомнений: вы действительно дороги ей и
близки. Расставаясь, вы обнимаетесь, хотя не знали друг друга еще
полчаса назад... И ведь не я одна так этого человека воспринимаю, нет -
многие, едва ли не все, кому выпала удача с этой церковной бабушкой
познакомиться. Просто расцветает иной человек после недолгого разговора с
нею, и уж тем паче - после ее рассказов о прожитой жизни. Ведь наша
баба Римма - это, можно сказать, живая история православного Саратова.
Свидетельница и участница духовного выживания и сопротивления верующей
части народа атеистическому государству.
Она выросла в простой верующей семье. Когда все храмы в нашей епархии были закрыты, в доме Колотыриных люди собирались для того, чтобы молиться и читать Священное Писание. Но когда Римма подрастала, в городе снова действовали два собора, Троицкий и Духосошественский. Вместе со своей «очень набожной» (выражение моей собеседницы) бабушкой Римма приходила в эти храмы на службу... и знакомилась с замечательными людьми. Как раз в то время в Саратов возвращались те, кто пострадал за веру в 1930-х, кто прошел через ГУЛаг. Среди этих людей были монахини, послушницы, воспитанницы разгромленного Крестовоздвиженского монастыря, сестры матушки Антонии (Заборской), умершей во время следствия в 1942 году. С ними-то и пришлось общаться юной Римме Колотыриной. Может быть, она последняя, кто помнит их поименно, кто может рассказать что-то об их жизни после освобождения. Римма Александровна свидетельствует: верность Церкви эти женщины действительно пронесли через все свои испытания.
- В Троицком храме была мать Катерина - алтарница и строгая уставщица, - рассказывает баба Римма. - Мать Мария читала Псалтирь и меня учила...
Фамилии монахинь Римма Александровна может назвать далеко не всегда, поскольку и тогда их не знала. Но когда она назвала-таки одну фамилию, это обернулось для меня, ее слушательницы, маленьким историческим открытием: то, что было уже ранее мною прочитано, ожило, расцвело новыми подробностями.
- Здесь, в Духосошественском, были прОосвирни: мать Мария и мать София, родные сестры. Брат их Петр был священник - его расстреляли, а они из тюрьмы вернулись. Учили меня печь просфоры. Раньше просфоры потаясь пекли: агнец мы пекли всегда в три часа ночи, с молитвой. Фамилия сестер была Сулавко...
Сестры Сулавко упоминаются в историческом очерке покойного краеведа и журналиста Алексея Сабурова, работавшего с уголовным делом игумении Антонии и сестер Крестовоздвиженской обители. По сведениям Алексея Евгеньевича, к этому делу «для вящей убедительности» были приобщены материалы другого, а именно - «дела беглого попа Василия Баннова». Священник Василий Баннов, осужденный в 1940 году, бежавший, судя по всему, из мест заключения, выступал с яркими антибольшевистскими проповедями на подпольных собраниях христиан. Из осторожности матушка Антония не благословляла своих монахинь и послушниц на посещение этих собраний, но были такие, которые ослушались, в их числе - сестры Сулавко, София и Мария...
- А знаешь, как они умерли? - продолжает баба Римма. - В один день. София умерла, Мария ее оплакала, обмыла, одела... и сама умерла.
«Скрытые набожные» - так называет теперь баба Римма тех, кто был рядом с ней в те годы. Скрытые набожные жили, по ее словам, как одна семья. Возвращавшиеся из мест заключения, из ссылки монахини не всегда могли найти крышу над головой: «Некоторых сродники принимали, складывались, покупали им какие-то лачужечки. А некоторых не принимали...». Но обязательно находился кто-то, кто брал бесприютную сестру к себе домой - без всякой оплаты, просто так, ради Христа, потому что «люди такие были - благочестивые». Завет, который оставила матушка Антония своим сестрам еще при первом своем аресте, в 1927 году, - не терять связи, держаться друг друга, насколько это будет возможно - исполнялся выжившими и после войны. Те из монахинь, кто находил-таки себе какое-то жилье, звал к себе других.
- Мать Пульхерия на Комсомольской жила, собирала всех. У нее жили мать Анна и мать Надежда, а потом еще монахиня Венедикта...
Римма Колотырина знала их всех «друг по дружке». Она стала незаменимой помощницей старых и больных женщин:
- Я была юная, и меня посылали за водой, за дровами, убраться, в бане помочь помыться... Я жила такой жизнью, потому что верующая была, из набожной семьи. Мне скажут: иди туда, принеси то - и я ходила, и бегала, и у меня не было такого: не пойду, не хочу, не буду делать. Понимаешь?..
За престарелыми монахинями нужно было ухаживать, а потом хоронить. Когда я прочитала бабе Римме вслух ее же рассказ о смертях и похоронах, записанный мною ранее, она впервые за все время нашего общения заплакала...
- Вот монахиня Антония до того была бедная, ничего у нее не было. На Казанскую, после ранней обедни, она у меня умерла. Я побежала к монахине Пульхерии: «Мать Пульхерия, преставилась моя монахиня Антония! Одеть ее не во что. Ты хотела дать одежку, но если не дашь, я ее похороню в том, в чем она ходила: оботру да и положу в гроб...». Мать Пульхерия дала мне одежку для покойницы. А инокиня Клавдия... Я ее вот так, двумя руками подняла и положила в гроб. Обычно ведь мы покойника берем с двух сторон, а ее я одна, такая юная, смогла поднять и положить - как отрока... Завещала мать Клавдия похоронить ее под дубом, я ее под дубом и схоронила. Теперь там, на кладбище, все изменилось, все заросло...
С Воскресенским кладбищем у бабы Риммы связано многое. Она из тех, кто все советские годы берег могилку игумении Антонии (Заборской), умершей в тюрьме; говорят, что место, где ее закопали, показал уцелевшим монахиням кладбищенский сторож.
- Монахини мои говорили мне: девчонка, ухаживай за этой могилой, за матушкой Антонией. Не теряй этого места. Говори людям, что здесь - игумения Антония, здесь - расстрелянные (там был пустырь такой, и земля все время осаживалась), а вот здесь - иеромонах Серафим. У меня было послушание - на кладбище был колодец около конторы: носить воду, цветочки поливать на могиле матушки Антонии. А в могиле, где все расстрелянные, - дедушка мой по маминой линии, Никита Филатович Колокольников, староста церковный...
Римма Александровна рассказывает, как ее дед во время голода поехал на ярмарку, чтобы продать зерно и купить «железо» (возможно, сельскохозяйственные орудия), но вместо этого привез на подводе домой людей из голодающей деревни, уже обессиленных, - целую семью. Тут же велел жене топить баню и варить кашу, чтоб понемногу откармливать этих несчастных.
Дальше - о том, как ездила в Москву к самому Владимиру Куроедову, легендарному председателю Совета по делам религий при Совмине СССР, чтобы защитить священника, который... сам был во всем виноват, на самом деле - так я поняла. Но подробностей баба Римма не расскажет, потому что священника осуждать нельзя:
- Какой бы ни был, он священник, поймите, мы без священства не можем жить. Они же совершают такое великое дело. Мы же спасаемся ими!
Баба Римма рассказывает, как ее, десятиклассницу, выгоняли из школы:
- Вызывает меня классная руководительница и говорит: «Я знаю, что ты к монашкам ходишь; мне такие, как ты, не нужны в классе». Через неделю домой ко мне пришли с обыском: «Показывай, какие книги у тебя». А у меня книги-то все церковные. Они мне говорят: «Ты должна понять, что неправильно ведешь свою жизнь, по радио выступить, сказать, что все поняла, что Бога нет, и с церковниками ты порываешь». А мне Бог внушил, как им отвечать! Я говорю: «Почему это я должна? Бог есть. Что вы меня пугаете? Мои монахини вон где были - и выжили». Я знаю, кто меня выдал, мне это потом уже сказали - когда в Серый дом (в управление госбезопасности. - М. Б.) вызывали. Но я не назову, конечно, этого человека никогда. Неделю я в школу не ходила, потом мне сказали: «Возвращайся и учись, только молчи».
Кстати, кагебешников баба Римма тоже не осуждает, она называет их «эти озорники»...
Долгие годы Римма Колотырина работала уборщицей в университете. Потом швеей, вышивальщицей, благо ее воспитательницы-монахини научили ее владеть иглой. А еще читала в Церкви за богослужением.
Этим летом баба Римма ходила с многодневным крестным ходом в Вавилов Дол. Священники ее отговаривали. Но она сказала: «Мне надо».
И нам надо - успеть научиться у нее многому. Послушанию, усердию, кротости, неосуждению, любви.
Фото священника Дионисия Елистратова
Газета «Православная вера» № 17 (493)
http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2013-09-23-23-37-07-baba-rimma
