-
Как известно, среди основных причин этого восстания называются -
требование коренных социально-экономических преобразований, а также
стремление привилегированных слоев региона к восстановлению национальной
независимости Польши. В этой связи хотелось бы уточнить, имело ли
восстание 1863 года конкретную национальную, социальную и религиозную
окраску?
- Безусловно, имело. В досоветской российской
историографии доминировала оценка этого восстания как дела рук польской
шляхты и католического духовенства, которые ради достижения своей
национальной независимости стремились оторвать от триединой России (Русь
Великая, Малая (Украина) и Белая) ее западную часть. Тогдашние
исследователи считали правильным называть то, что происходило в 1863
году на западе страны в контексте с предыдущими подъемами польского
национального движения (1794 - 1830 годы) не только польским восстанием,
но и польско - католическим делом. Кстати, в польской литературе того
же времени в сущности утверждалось почти то же самое: восстание
считалось национально-польским, а его участники и руководители -
поляками.
- А как расценивались события 1863 года по отношению непосредственно к белорусским землям?
- Были разные точки зрения, которые, например, перешли в дискуссию на
XII съезде КПБ в Минске в 1929 году. В ходе нее одна сторона утверждала,
что восстание 1863 года было польским, шляхецким, проходившем под
шовинистическими лозунгами - за независимую Польшу в границах 1772 года,
униато-католическую веру, а попытки назвать его крестьянским
трактовались как вымысел. Вторая же сторона настаивала на том, что
восстание проходило во имя интернациональной солидарности и было
крестьянским, антикрепостническим. По причине недостаточной аргументации
данного тезиса победила первая точка зрения.
В дальнейшем
оценки восстания приобрели двойственный характер: для Польши оно
признавалось революционным, национально-освободительным, а для Беларуси -
крестьянским, хотя большинство авторов продолжали утверждать, что
белорусские крестьяне в своей массе не пошли за повстанцами и относились
к ним враждебно.
В послевоенную пору события 1863-1864 годов
стали рассматриваться как составная часть общероссийского
антикрепостнического движения, переросшего в вооруженное восстание
против помещиков: в таком качестве оно становилось враждебным польскому
освободительному движению - шляхецкому по характеру. Сегодня такого рода
концепция не может не удивлять своей слабой аргументацией,
политико-конъюнктурной неустойчивостью. Во времена «гласности и
плюрализма мнений» в национал-радикальных кругах Беларуси вновь
оживились надежды на распространение в историческом сознании общества
мифа о событиях 1863 года как о восстании белорусов против России в духе
лозунга тех лет «Тады толькi зажывем шчаслiва, калi над табой ужо
маскаля не будзе».
- В чем проявляется эта мифологизация? Назовите хотя бы самые принципиально важные домыслы в отношении восстания.
- Во-первых, никак нельзя согласиться с трактовкой польского шляхецкого
восстания 1863 года на белорусских землях как
национально-освободительного движения белорусского народа против
российского владычества. У крестьян отсутствовали антироссийские
настроения, доминировало на генетическом уровне тяготение к России.
Во-вторых, поскольку шляхецкий характер восстания был совершенно
очевиден, утверждается, что польские помещики Беларуси и
полонизированная шляхта явились подлинными представителями национальных
интересов белорусского народа. На время восстания шляхтичи (а они
составляли 70 процентов повстанцев) практически поголовно считали себя
поляками, униато-католиками, принадлежали к польской культуре и родным
языком считали польский. Некоторые из них хотя и помнили свое
происхождение, но относили себя безусловно к польской нации.
В-третьих, весьма бездоказательными выглядят попытки новых толкователей
нашей истории доказать, что восстание поддерживалось крестьянами и
выражало их интересы.
18 процентов крестьян среди участников
восстания - цифра явно завышенная, даже для Гродненской губернии, где их
приток был наибольшим по сравнению с другими местами Беларуси. На самом
деле эти «крестьяне» были или обедневшими шляхтичами, не сумевшими
подтвердить свое происхождение, или помещичьей прислугой.
В
основном белорусские крестьяне относились к повстанцам враждебно, и
веками накопленная ненависть к польскому пану в полной мере нашла свое
выражение как в реальной помощи отрядам русской армии, так и в несении
охранной службы с оружием вокруг своих деревень.
В-четвертых,
наиболее сомнительным представляет из себя широко тиражируемый миф о
реальности шансов на восстановление повстанцами белорусской
государственности. Все руководители восстания, независимо от их
социальных позиций и степени политического радикализма, были едины в
стремлении восстановить Речь Посполитую в границах до 1772 года как
единую Польшу с польской культурой и языком.
В-пятых, нельзя
не коснуться мифа о существовании у повстанцев программы возрождения и
развития белорусского языка. Наличие ее у шляхетских революционеров
архивные источники не подтверждают.Речь может идти лишь об издании на
гродненском белорусском диалекте нескольких прокламаций-листовок типа
«Гутарак старога дзеда» да нескольких нумерованных изданий «Мужыцкай
праўды» под общей подписью «Яська, гаспадар з-пад Вiльнi», изданных
польскими революционерами с целью привлечь к восстанию крестьян, не
знавших польского языка. С этими явлениями в истории восстания связан
еще один миф - о первой белорусской газете «Мужыцкая праўда». Шесть
номеров этого издания, увидевшего свет в июне-декабре 1862 года, то есть
еще до восстания, а затем и седьмой номер, появившийся лишь летом 1863
года, - все это типичные прокламации.
Тексты сочинялись
по-польски, затем переводились на местный белорусский говор с массой
полонизмов и печатались латинскими буквами в типографии, спрятанной в
Беловежской пуще, где в то время служил лесничим Валерий Врублевский.
Кроме него, в издании, по косвенным признакам, принимали участие
Викентий Калиновский, Феликс Рожанский и Станислав Сонгин. Текст этих
изданий крайне однообразен и основан на примитивной идеализации истории
Речи Посполитой, изображаемой земным раем. Успеха «Мужыцкая праўда» не
имела и в целом была встречена крестьянами враждебно, считавшими, что
это происки польских панов. Характерно, что в ходе подавления мятежа
российские власти также прибегали к созданию пропагандистских материалов
на местных диалектах.
C мифом о «белорусском характере
восстания» связана мифологизация одного из его руководителей на
территории Беларуси - Викентия Калиновского. Миф переименовал его
вначале в «Костюка», а затем в «Кастуся», хотя в действительности своим
вторым именем «Константин» Викентий Калиновский ни в официальной
документации, ни в частной переписке никогда не пользовался. Калиновский
был сторонником возрождения федерации Короны и Великого Княжества и
относил себя к «литвинам». Над конструированием национального
белорусского героя немало потрудился «нашанивец» Вацлав Ластовский. При
цитировании текста Калиновского он еще в 1916 году вместо слов «Братья
мои, мужики родные!» написал «Белорусы, братья мои родные!», а вместо
слов «Марыська, черноброва голубка моя» - «Белорусская земелька, голубка
моя». Приписаны были Калиновскому и популярные ныне призывы «Не народ
для ўрада, а ўрад для народа» (эти слова впервые, задолго до восстания,
сказал Н. И. Костомаров - В. Ч.), а также «Жыве Беларусь!». Кстати, и по
происхождению Калиновские были, как установила сенатская комиссия,
признавшая шляхетство семьи Калиновских, выходцами из коренной польской
Мазовии. В данном случае мифологизаторы предпочитают закрывать глаза на
такие «этнические корни», а также на высказанные Калиновским в канун
восстания слова: «Паўстанем разам з Польшчай i за Польшчу, бо з
прадвекаў палякi, на польскай зямлi жывем и польскi хлеб ямо».
-
Как относиться к сложившемуся стереотипу мышления, что все, что в XIX
веке исходило от власти, трактовалось как реакционное, а все
направленное против власти - как революционное и прогрессивное?
- Если имеется в виду восстание 1863 года, то, разумеется, от
черно-белой оценки его давно следует отказаться. Тогдашняя власть не
только подавляла и усмиряла. Она еще и умиротворяла, стремилась
усовершенствовать управление краем. Знаменитый генерал М. Н. Муравьев, в
недавнем прошлом гродненский губернатор, был не только «вешателем», но и
талантливым администратором и организатором. Внесенные по его
инициативе изменения в ход крестьянской реформы на белорусских землях
заметно улучшили положение крестьян. Основным смыслом этих инициатив
было: наказать шляхту и поощрить крестьян, ибо в них он видел
единственную опору русской власти. Он ликвидировал временно-обязанное
положение крестьян, понизил выкупные платежи, ассигновал крупные суммы
на приобретение крестьянами секвестированных панских земель. Многое он
сделал для функционирования народной школы в целях подрыва монополии
католического костела и польской шляхты на просвещение в крае, делавших
его недоступным для белорусов, а также для православного
храмостроительства, укрепления материального положения духовенства.
-
Помимо субъективных устремлений отдельных лиц и групп, существовали еще
и объективные интересы государства и общества. В чем они конкретно
выражались в 1863 году?
- Восстание поставило Российскую
империю на грань катастрофы. И дело заключалось вовсе не в мощи мятежа
(общее количество повстанцев не превышало 20 тысяч, они не взяли ни
одного города и не имели ни одной военной победы в прямом боевом
столкновении). Главной особенностью польского восстания была почти
всеобщая поддержка мятежников русским так называемым «передовым
обществом».
Наконец, польский мятеж вызвал международный
кризис: 17 апреля 1863 года Англия, Франция, Австрия, Испания,
Португалия, Швеция, Нидерланды, Дания, Османская империя и Папа Римский
предъявили России дипломатическую ноту с требованиями решить судьбу
Польши (подразумевая ее в границах Речи Посполитой до ее разделов) на
международном конгрессе под своим руководством. В противном случае
западные страны угрожали войной.
В этой непростой обстановке
государственный интерес России не мог допустить превращения Польши в
плацдарм для антирусской политики, в открытые ворота для внешних
вторжений, как это уже неоднократно случалось в истории.
Что
же касается Беларуси, то в 1863 году для российского правительства она
была Западной Россией, отличавшейся от Центральной только польским
земледелием, влиянием католицизма и еврейской чертой оседлости. Так
воспринимала ее и сама местная интеллигенция православной ориентации,
составляющая течение «западнорусизм». Для той Польши, которую мечтали
возродить повстанцы, Беларусь была «кресами всходними», восточными
окраинами. Для православных белорусов в этой Польше место не
предусматривалось.
Так уж распорядилась история, что
возродиться, как этнос и как нация Беларусь смогла только в
государственном союзе с Россией. Народ ощущал это на подсознательном
уровне. Устремления польских повстанцев и национальные интересы
белорусского народа решительно расходились.
С профессором В.Н. Черепица беседовал Сергей Иванович
Впервые опубликовано 29.05.2013г. «Гродненская правда»
http://zapadrus.su/zaprus/filzr/773-byla-li-krestyanskoj-muzhytskaya-pra-da.html
