|
| Фото: Т.Кувшинова |
Недавно зашел у меня разговор с сотрудниками о темах для следующего номера нашего журнала, и предложена была в числе прочих такая: «Внешние проявления благочестия - подлинного и ложного». Сначала я по инерции было согласился, что да, дескать, стоит лишний раз об этом поговорить. Потом решил все же свериться с автором идеи - а одинаково ли мы понимаем, о чем идет речь. Выяснилось, что думали мы примерно об одном и том же. Например, о храмах, на дверях которых висят объявления: «Женщинам в брюках и без платков вход воспрещен». Или о «шиканье» уже в легенду превратившихся «бабушек» на молоденькую девушку, в чрезмерно короткой юбке зашедшей в церковь. Или о людях, которые так истово крестятся в храме и так низко и сосредоточено кланяются, что и службы самой не слышат, и, упади кто рядом в обморок, не заметят, не говорю уже, не помогут.
И я тоже уже готов был согласиться: с примерами такими сталкиваться, конечно, приходилось, слов нет, и сколько раз! Только вот...
Только вот лично мне кажется, что эта проблема больше в прошлом или постепенно отходит туда. А в настоящем куда актуальней другая. Проявлений благочестия, о которых речь, внешних то есть, стало настолько меньше, что уже об этом впору задуматься, а не о том лишь, подлинные они или ложные. Да и то - кто, кроме Господа, в подлинности и ложности разберется и верно рассудит?
Было время, когда для православной девушки нормой казались юбка до пят и платок, надвинутый на лоб, а для молодого человека - засаленные нечесаные волосы и всклокоченная борода. Время, когда, входя в храм, правилом было трижды в пояс поклониться, а оказавшись среди людей, подкрепляющихся пищей, всем бодро пожелать: «Ангела за трапезой!» и услышать в ответ такое же бодрое и жизнерадостное «Невидимо предстоит!». И после этого придирчиво исследовать упаковку с печеньем на предмет того, есть ли в нем яичный порошок или маргарин или что-то еще, чего нельзя в среду-пятницу-пост и чего не заметил благословивший трапезу священник. Была пора, когда на исповеди человек со слезами каялся в том, что поторопился при чтении правила или по болезни не все свои обычные поклоны положил.
Да, нередко приходилось доказывать, что не столь важна форма, сколь содержание, что случайно съеденный пряник с яичным порошком или пирог с сухим молоком вкупе с ароматизатором, «идентичным натуральному», это не самый ужасный грех, не предательство по отношению к Богу и своей вере, что куда страшней такие гнездящиеся в сердце и то и дело высовывающиеся наружу змеи, как лицемерие, коварство, злоба, зависть... И казалось, что это вправду очень плохо: такое фарисейское «отцеживание комара и проглатывание верблюда». Но вот сегодня... Сегодня комарами уже мало кто занимается, а с верблюдами ситуация тем не менее не исправилась.
Я не спорю: и сейчас можно встретить определенное число людей, для которых буква неизмеримо выше и значимей духа: потому хотя бы, что дух не увидишь и руками не ощупаешь, а буква - такая зримая и читаемая. Иногда это служит свидетельством новоначалия, младенчества в жизни церковной, иногда же, напротив, является признаком укоснения в подобном взгляде на христианство, причем чаще всего уже вполне сознательного. Ведь жизнь по букве куда проще, здесь не требуется «дать кровь», чтобы «принять Дух», а тем паче нет нужды отдавать Богу все свое сердце.
И все же: внешних проявлений благочестия нынче немного, и чем дальше, тем меньше. А между тем, сами по себе они не то, что не плохи, они просто необходимы. Конечно, «телесное упражнение мало полезно, а благочестие на все полезно», как говорит апостол Павел (1Тим.4:8), однако общий принцип христианского подвига таков: вначале деяние, потом вИдение, на первых порах делание более телесное, и затем уже в большей степени душевное. Одно неразрывно связано с другим: где найдешь святого, который никак внешне своего благочестия не проявлял? Если только в лике Христа ради юродивых. Но вряд ли мы к этому лику себя причисляем.
 |
| Фото: С.Воронин |
А между тем свобода - удел совершенных, мы же, немощные и грешные, нуждаемся в законе, в том числе и в «законе внешнего благочестия». С чего прежде начиналось, помимо наставлений о смысле и содержании жизни иноческой, пребывание новоначального послушника в монастыре? С преподания ему целого свода правил внешнего благочиния. У святителя Игнатия (Брянчанинова) - уж насколько он был чужд всякого формализма и фарисейства! - целая глава об этом в «Приношении современному монашеству». Преподобный Паисий Величковский, опытнейший наставник делания не внешнего, а внутреннего, как-то раз увидел идущего по двору не в меру разбитного послушника, размахивающего при ходьбе руками, и тотчас вызвал к себе для разбирательства старца, которому тот был поручен, чтобы сделать ему строгий выговор. И не надо думать, что это лишь к иноческому чину отношение имеет. Не к иноческому чину, а к общему для всех нас новоначалию. Есть «внешнее», наполненное внутренним смыслом, носящее характер сложившейся традиции, и пренебрегать им нельзя, ни к чему хорошему это не приведет.
Суть не в том, что ходить надо по струнке и руки по швам держать, взор обязательно устремлять либо горе, либо, наоборот, долу, подолом юбки пол подметать, на шее четки вместо галстука носить. Это, на самом деле, и не благочестия проявление, а чудачества. Нет. Суть в другом.
Ну, например, тот же пост. Считается сегодня признаком «духовной культуры», «мудрости», «зрелости» разрешать себя от него - не по болезни, а по случаю прихода гостей или в гости, праздника на работе и т.п. Если же кто-то не хочет этого делать, но держится по силе устава, то рискует со стороны своих же собратий - православных - нарваться на критику: «Фарисей!».
И креститься с глубокими поясными поклонами, войдя в храм сегодня как-то не модно - не в интенсивности поклонов ведь благочестие заключается! И на священника, который рискует девушке подсказать (не приказать, нет!), что лучше бы не в джинсах в храм (да и вообще) ходить, а в юбке, все чаще смотрят как на ничего в подлинном христианстве и жизни духовной не понимающего ретрограда.
Зачем так отмахиваться от внешнего, которое не является определяющим само по себе, но формирует, тем не менее, определенное направление нашей жизни, влияет на наш настрой, а самое главное - смиряет? Ведь в борьбе против ложно понимаемого «фарисейства» можно далеко зайти, пытаясь максимально «деформализовать» свою христианскую жизнь.
 |
| Фото: С.Воронин |
Та же дилемма - юбка или джинсы, те самые, которые вроде бы не мешают спасению. Или платок... Это вопрос послушания Церкви, простоты детского, не прекословящего мудрования и снова - смирения... Можно сотню доводов привести в пользу того, что «все это на самом деле неважно», а можно - принять то, что для Церкви всегда было нормой, правилом, и смириться.
И это касается не только мирян, но и нас, священников. Скажем, вопрос о духовном платье и волосах. Можно ли стричься коротко или брить бороду, можно ли ходить в светской одежде? Имеет ли этот вопрос какое-то отношение к нашему внутреннему миру? Известна ведь поговорка: «Борода как у Авраама...» и далее - про хама. А все-таки имеет.
Есть традиционный образ священника, который подчеркивает его определенную инаковость. Инаковость не как то, что сообщает пастырю особое достоинство, важность, а как то, что, с одной стороны, делает его всегда узнаваемым для тех, кто имеет в нем нужду, а с другой, заставляет его самого помнить о том, кто он, не забываться, не «смешиваться» с имеющими все же немного иной закон и правила жизни мирянами. И если священник отступает от этого образа, становится «непохожим» на пастыря внешне, то за редким исключением это бывает обусловлено именно желанием «не бросаться в глаза, быть как все» - с разными целями, редко с богоугодными.
Сюда же отчасти можно отнести и разговоры о нужности-ненужности поста перед Причастием и исповеди перед ним же. Вроде бы «и так, и так на самом деле можно». Можно, только результат разный. Потому что в одном случае Причастию предшествует определенный подвиг - воздержания и самоиспытания, а в другом нет.
Вообще, какую традицию, сложившуюся на протяжении многих поколений жизни церковной, ни возьми, однозначно можно сказать: отход от нее в сторону «большей мягкости», «большей легкости», «большей демократичности» не будет вполне безопасным. Особенно - в наше время, время всеобщей расслабленности, когда мы так легко освобождаемся от того, что кажется нам неудобным, прощаем себе свои недостатки, оправдываем собственные страсти и грехи. Мне кажется, что нам, наоборот, стоило бы сейчас быть к себе потребовательней и построже, пока мы не растеряли окончательно того, что у нас есть. Вреда от этой строгости не будет, только польза...
...Впрочем, ключевое здесь - «строгость к себе», а не к окружающим. В сущности, и отталкивает, и от Церкви отгоняет чья-то жесткость не по отношению к себе, а по отношению к другим, тем, кто к ней не готов и, более того, смысла ее не понимает. Более того, опыт свидетельствует о том, что строгий к себе человек чаще всего милостив и терпелив к окружающим его. Ни от кого ничего не требует, но просто являет собой пример того, как можно и как должно. Пример благочестия. Внутреннего и внешнего, связанных друг с другом неразрывно.
http://www.pravoslavie.ru/put/59658.htm
_иеромонах.png)
