Ведете ли вы дневник? Как зачем? Это же аналог ежедневного испытания совести. Сознание, память, совесть включены и человек процеживает отошедший день сквозь некое сито. Так киты пропускают тонны воды сквозь свой ус, чтобы задержать планктон. Тем и питаются. Если же вы священник, то со временем есть шанс, что ваш дневник станет литературной основой, скажем, романа. А роман в свою очередь станет основой сюжета для хорошего фильма. Именно так появился фильм Брессона «Дневник сельского священника» по роману Бернаноса (Бернанос почти всю жизнь писал книги о монахах и священниках). Тарковский считал фильм Брессона шедевром, но дело вовсе не в этом. Дело в том, что серьезный режиссер создает большое (для скачущего клипового сознания прямо таки протяжное, нудное, без экшена) кинематографическое полотно, которое оказывается востребованным. Ни стрельбы, ни секса. Одни размышления и диалоги, да черно-белые пейзажи. Когда-то и мы такое снимали («17 мгновений весны»), правда, не про священников.
Космические Одиссеи снимают, чтобы совершить глупый побег из земной реальности. Кинокомедии снимают, чтобы «чисто поржать». Сериалы снимают для того же, для чего пихают сою или бумагу в колбасу: для увеличения количества товара в ущерб качеству. А для чего снимают фильм, в котором тщедушный попик после семинарии ездит по провинциальной грязи на велосипеде, мучается слабым здоровьем, испытывает Богооставленность и служит мессы в холодном храме с горсткой прихожан? Кто это смотрит, учитывая, что зритель без авторов проживет, а авторы без зрителей нет? Кажется, все сдались с тем, что зрителя нужно веселить, щекотать во всех местах, говорить, что «он хороший». А вот и нет. Самое главное, это когда потерявший веру органист задает священнику провокационные вопросы («Причастие») или священник молится, держа за руку умершую женщину («Шепоты и крики»). И так не только у Бергмана.
Чтобы хорошие писатели писали об этом книги, а хорошие режиссёры снимали по этим книгам фильмы, нужно чтобы народ был связан с церковью не на уровне праздников, а на уровне быта, на уровне повседневной необходимости, сродной с необходимостью хлеба и воздуха. И революции свершаются, и законы переписываются, и клерикализм сменяется антиклерикализмом, а потом еще чем-то, а глубинная связь народа с Богом все не прекращается.
Необходимость хлеба и воздуха. Искусство не может привить людям веру, но оно отображает наличие или отсутствие веры в народе. Это анализ крови и проба воды на пригодность к питью. Искусство это эхо, которое не может говорить, когда жизнь молчит, но не может и молчать, когда жизнь говорит. Если жизнь революционна, искусство пропоет Марсельезу. А если жизнь молитвенна, искусство не сможет не пропеть псалом. И если с верой больше вопросов, чем ответов, а при этом наличие ее так же необходимо, как хлеб и воздух, то:
Отравлен хлеб и воздух выпит
Как трудно раны врачевать
Иосиф, проданный в Египет
Не мог сильнее тосковать. (Мандельштам)
«Я человек с нечистыми устами и живу среди народа с нечистыми устами», - воскликнул Исайя, увидев славу Господа Саваофа. А я человек с глупой и замороченной головой и живу среди народа с такими же головами. Мы сняли «Остров», сняли «Поп» и подумали, что открыли Америку. Ничего мы не открыли и одна ласточка весны не сделает. Две ласточки тоже. Можно дальше считать ласточек, но тогда появляется риск уснуть, как при счете верблюдов, а спать не время.
Клинт Иствуд в «Малышке на миллион» и в «Гран Торино» играет разных людей, которых объединяет мрачный и молчаливый характер. Они оба замкнуты и не желают никому плакаться в жилетку. И еще они совпадают в том (уж не знаю, заметили ли это кинокритики), что ходят постоянно на мессу. Ходят не потому. Что ирландцы, а потому что душа болит. В обоих фильмах также присутствуют молодые и ревностные патеры, пытающиеся залезть в души своим пасомым. Один все заводит с героем речь об исповеди, а второй, пожимая руку после службы (есть такая черта в церковной жизни Запада)замечает, что люди, ходящие на мессу постоянно, но никому не открывающие душу, как правило не могут сами себя за что-то простить. И действительно у героев Иствуда в «шкафах есть свои скелеты». Но и вера у них есть, и присутствие на мессе они считают для себя внутренне необходимым. Ну и что же заставляет вставлять в кассово-успешные фильмы с легендарным актером и режиссером такие духовно-клерикальные пассажи? Видно ведь, что это не Ватиканский заказ, а естественное движение авторской души и необходимая черта для полноты картины. Остается только один вывод: мир осатанел и осуетился, но молитва из него не ушла, и даже по Голливудской продукции это видно.
Наши горячие головы могут тут же броситься к писанию сценариев. Чтобы догнать и перегнать Америку. Не надо. Снимать фильмы о Церкви так, как раньше их снимали о героях производства и строителях новой жизни, это скорее преступление против Церкви, чем труд во имя Христа. Вот на «Остров» нас хватило. Плюс некий «хвостик» к нему. Кое-что не помпезное, живое появляется в литературе. Востребованность велика, чему подтверждение успех «Несвятых святых». И ведь «не только Гомеру есть место среди поэтов». Нужна и критика, нужна и проза разных форм и жанров. Но вначале конечно, нужна жизнь во Христе. Будет жизнь, неброская, как туманное утро, но настоящая, как вода в колодце, будет тогда и искусству что отобразить доступными ему средствами.
P. S. Кстати первым фильмом Стэнли Кубрика была короткометражка о священнике на юге США, у которого такой огромный по площади приход, что ему приходится летать на требы в одномоторном самолете типа нашего «кукурузника». Патер крестит, отпевает и даже в экстренных случаях возит в больницу людей, поскольку его транспорт быстрее. Короткий фильм, минут на десять. Но это я так, к слову. Просто вспомнилось.
