Объективно
Севилью может описать только землемер. Но если у вас есть хоть чуточка
воображения, вы обязательно попадёте исключительно в собственную
Севилью. Этот невероятно богатый город щедро одаривает каждого гостя
самым главным, а именно - тем, что вы считаете самым главным для вас.
И путешественники быстро соглашаются с испанской пословицей: «Кто
не видел Севильи, тот не видел чуда». Я слышала и другой вариант: «Кто
не видел Севильи, тот не видел... мира!». Возможно, потому, что
родословная Севильи - столицы испанской провинции Андалусия - это
удивительный монтаж судеб четырёх континентов - Европы, Азии, Африки
и Америки.
Африканская Севилья
В Севилье даже в конце сентября так жарко, что сразу понятно - Африка не за горами. Отсюда до Гибралтарского пролива, разделяющего пёстрый европейский коврик и раскалённую африканскую плиту - два с половиной часа езды, или два дня бодрой ходьбы. Используя ноги как самое распространённое транспортное средство VIII века, к окрестностям Севильи, которая в те времена была столицей вестготов, очень быстро добрались войска африканских арабов и берберов, когда их государство переросло в имперскую систему. Германцам-вестготам пришлось глобально потесниться. Захваченные земли арабы назвали - «билад ал-вандалус» - «страна варваров». Мусульманская Испания почти пять веков со вкусом и размахом обустраивала территории своей Аль-Андалус, современной Андалусии - Альмерии, Кадиса, Кордовы, Гранады, Уэльвы, Хаэна, Малаги и Севильи.
В XII веке династия Альмохадов сделала Севилью своей столицей. Строительство мавританских шедевров архитектуры было развёрнуто столь масштабно, что в облик Севильи, да и всей Андалусии, на века вошёл этот арабесковый, изнеженный, щербетный стиль. Исламский дворец-крепость Алькасар красуется в самом центре, на самой макушке Севильи, словно сохраняя мавританские права на формирование культурных ценностей андалусской провинции. Арабы не были временщиками - не больше, не меньше - они оставили на память Европе воплощённое мусульманское представление о рае.
Но не только
в архитектуре Андалусии запечатлелось арабское влияние. 10 % слов
испанского языка имеют арабские корни. А ещё замечательно укоренились
во дворе при главной мечети в центре Севильи апельсиновые саженцы,
завезённые из Африки. С тех пор апельсиновые деревья, апельсиновые
ароматы, апельсиновые цвета - стали знаковой кудрявой шевелюрой
севильских улиц. А мода на апельсиновые дворики распространилась по всей
Андалусии.
В большинстве случаев арабско-мусульманское правление народами Иберии происходило достаточно апельсиново. Все подданные халифа - и христиане, и иудеи - объявлялись «общинами людей Писания» и в основном не притеснялись. Только правитель Кордовы Абдеррахман II оставил после себя совершенно противоречивые воспоминания. Некоторые источники говорят о нём как о покровителе искусств, строителе и человеке высокой веротерпимости. Но тогда почему даты гибели кордовских великомучеников совпадают с годами его правления в средине девятого века? Святой Перфек, кордовский священник, принял мученический венец на Пасху 851 года. Святой Санчо в 851 году был замучен посажением на кол за отказ стать мусульманином. Святые Пётр, Валлабонс, Сабиниан, Вистремунд, Хабенций и Иеремия были замучены в Кордове в 851 году за всенародное обличение неистинности ислама. Святой Исаак в 852 году обличил нечестие Мохаммеда, участвуя в публичном споре в Кордове, и был замучен в возрасте двадцати семи лет. Церковь почитает почти полсотни испанских святых, которые с 835 по 864 год погибли за веру в Христа! Похоже, что всё-таки в «мусульманском рае» не было места для христиан...
Но всякой империи бывает конец. Арабские династии перегрызлись между собой, их могущество дало брешь, и к концу XV века пал последний, Гранадский, эмират.
Европейская Севилья
Севилья освободилась от мусульманского доминирования раньше, в 1248 году, когда Фернандо III Кастильский, после долгой осады, присоединил её к своим владениям. Европа прибрала прекрасный город к рукам - и воздела их высоко к небу. Мусульманский минарет был значительно увеличен - и вот на высоте 116 метров, на шпиле католической колокольни Хиральда, вознёсся бронзовый Ангел. Восстановление папского влияния трансформировалось в архитектурное соперничество с великолепием арабско-мусульманских громад. На месте мечети совет духовных лиц при епископе постановил «построить настолько хорошую церковь, чтобы её никогда нельзя было превзойти. Пусть потомки восторгаются ею после завершения и скажут, что те, кто осмелился задумать эту работу, были сумасшедшими».
Через сто лет настырных трудов дерзкие слова материализовались в белостенный, горделивый, аристократичный Севильский кафедральный собор.
«Всеевропейское» Возрождение обогатило Севилью коллекциями мастеров живописи Мурильо, Веласкеса, Гойи. Город освежил в памяти легенды о том, что Севилья основана легендарным Гераклом, что несколько значительных римских императоров - Адриан, Траян и Марк Аврелий - рождены в Испалисе - так называлась Севилья в Римской империи. Теперь все мраморные фрагменты памяти о римском «детстве», раскопанные в окрестностях Севильи, хранятся в Археологическом музее, который считается одним из богатейших в мире.
В памяти города начали возрождаться первые подвиги христианского духа, совершённые уроженцами здешних мест. Святая мученица Руфина, обезглавленная при римском наместнике Диогениане, стала небесной покровительницей Севильи.
Благочестивые сёстры - Хуста и младшенькая Руфина - после смерти родителей открыли гончарную лавку, помогали нищим, уединённо молились и жили жизнью Церкви, проповедуя об Иисусе Христе. Однажды во время шествия языческой церемонии, на которой торжественно и величаво по улицам города проносили глиняный идол богини Саламбоны (Венеры), в лавку к сёстрам зашли несколько жриц с требованием дани и поклонения их богине. За твёрдый отказ сестёр послужить бессмысленным идолам, за исповедование единого Бога, Который сотворил Вселенную, служители культа разбили весь гончарный товар лавки, приговаривая: «Ах, так наш бог ничего не может? Смотрите, что он может». Хуста и Руфина в ответ обличили язычников и разбили Саламбону со словами: «Ваш идол - это всего лишь кусок глины, как и наши кувшины и горшки». Сёстры были отданы под стражу и подвергнуты самым жестоким, нечеловеческим пыткам. Святая Хуста отошла к Богу первой. А восемнадцатилетнюю Руфину, поспешно, пока она ещё не обессилела, повели в переполненный зрителями цирк. Трибуны кричали: «Выпускайте льва!». Голодный зверь выскочил на арену, в два прыжка оказался рядом с израненной, беспомощной Руфиной.
И вдруг
свирепый лев склонился перед юной христианкой, как верная собака. Это
чудо очень многих обратило в христианскую веру, а многих ещё больше
озлобило. «Она ведьма и заслуживает казни!» - кричала толпа. Святую
Руфину обезглавил палач.
Мощи святых мучениц были сбережены христианами, и сегодня им можно поклониться в севильском храме во имя Девы Марии Помощницы. Без сомнений, святая Руфина молится о своём городе - и множество христианских монастырей и храмов Севильи совершают молитвы Единой Троице, Пресвятой Деве Марии и всем святым.
Зрелища внутри амфитеатров со временем изменили градус жестокости, ибо вместо людей стали изощрённо убивать быков. Андалусия - родина корриды. Ритуальное заклание быка древними иберами трансформировалось католическим миром в изысканное, торжественное и отчаянное искусство. Корриду пытаются запретить, но до сегодняшнего дня некоторым быкам, как сказали бы защитники корриды, предоставляется возможность «достойно умереть» от руки матадора на Пласа-де-Торос-де-ла-Маэстранса - на старинной севильской арене, одной из крупнейших в Испании. «Мяса и зрелищ!» - кодовые импульсы цивилизации могут изменяться, но не исчезают.
А в Севильской традиции почитания святых с негаснущей силой живут и процветают элементы тех самых языческих мистерий, за обличение которых, по сути, погибла покровительница города святая Руфина. Община каждого храма, имеющего святыню, регулярно устраивает в честь неё яркое, пышное шествие, пронося на плечах платформу со скульптурным изображением святого по окрестным улицам. Говорят, что между истовыми почитателями разных реликвий, как между клубами фанатов, бывали нешуточные потасовки - чья святыня святее... А самое помпезное и красочное религиозное шествие в Севилье совершается... на Страстной неделе, когда каждое религиозное братство выстраивает свои шеренги, облачённые в цветные высокие конусообразные колпаки с прорезями для глаз, разыгрываются сцены последних дней жизни Спасителя, все движутся по городу и рыдают... Православному человеку легче воспринять внешнюю сторону этого действа как невозможный костюмированный карнавал. Очень трудно найти в себе отклик, почувствовать молитву Богородицы, глядя на разукрашенную в гипюр и фольгу прекрасную Макарену - так в Севилье называют одно из изображений Девы Марии...
И лишь молитвенная тишина севильских соборов и запредельные, искренние взгляды вверх здешних прихожан оживляют в душе голос Господа: «Не судите».
Севильская Америка
Каким же боком с Севильей связана Америка? Объяснить легко:
оттуда, где Пиренейский полуостров вытягивает своё лицо к океану,
оттуда, где его каменный профиль вызывают на единоборство пьяные от морских просторов ветра,
оттуда, где античность установила предел известному миру и разместила Атланта, подпирающего небосвод,
оттуда, «Отряхая ударами трости Клочья пены с высоких ботфорт»*, начинали свой путь великие первооткрыватели Нового Света.
* Николай Гумилёв. «Капитаны».
Оттуда - из Севильи, в августе 1492 года, с берегов её глубоководного Гвадалквивира, судоходного для морских кораблей, стартовала первая экспедиция Колумба. Сюда же впервые привезли американское золото, из которого был отлит крест для кафедрального собора. С тех пор два века подряд Севилья владела монополией на торговлю с испанскими колониями, воздавая оным культурной экспансией, католичеством, сиестами и карнавалами. В ответ богатства Латинской Америки текли сквозь Атлантику, и Севилья, словно через трубочку, втягивала в свои недра через русло Гвадалквивира гружённые добром корабли и «добрела» вширь и ввысь.
Сегодня в севильском «Аркиво де индиас» - в Архиве Америки - хранятся десятки миллионов рукописей, карт и чертежей - свидетельств становления Испанской империи за океаном. Среди них есть листы, исписанные почерком Христофора Колумба во время смертельных схваток с сомнениями души и коварством стихий. В Севилье Колумб произнёс и свои последние в жизни слова: «В твои руки, Господи, я вручаю мой дух».
Дух преодолений Севилья хранит для каждого, кто по призванию капитан - первооткрыватель неизвестного. А любой житель Америки, в особенности Южной, приезжая в Севилью, возвращается на свою пра-пра-пра-пра-родину...
Азиатская Севилья
С истории о том, как в родословную приличного города из западной Европы, холёной аристократки Севильи, вмешалась самая что ни на есть гремучая Азия, началась моя личная «севильская история».
Свой первый шаг большого путешествия в Севилью я сделала с порога одной из киевских студий школы фламенко. Тянуло научиться чудному танцу - этого требовал и хребет, приунывший от позы компьютерщика, да и душе хотелось... примерять прекрасные длинные платья. Но лекция для начинающих «перевернула картину мира» - оказывается, фламенко... это не танец. Это синтез, синергия, «оркестр» музыкантов, певцов и танцоров... Танцовщица, по-испански bailadora, в этой связке должна стать ещё и перкуссионистом, используя свои руки и ноги как музыкальный инструмент.
Вторым
открытием было то, что родина фламенко хоть и Испания - конкретно
Андалусия, а вот родоначальники - цыганские племена... из северной
Индии! В XIV веке, под натиском Тамерлана, волны индийских цыган пошли
по свету, и когда разными путями очутились в Европе, поначалу приютились
во Фландрии, но, видать, там подзамёрзли и откатились в города
Андалусии, отогреваться. Искусных ремесленников - кузнецов, кожемяк
и ювелиров - приняли нормально, применили по-хозяйски и стали называть
«фламенко», то бишь фламандские парни. Чуткие цыгане перебрали сердцем
культурные драгоценности многочисленных укоренённых в Андалусии
традиций - мавританской, иудейской, испанской - и дипломатическая
встреча индийской всеядности, католической возвышенности и всего
замечательного, что пришлось цыганам по душе - дало ход развитию
искусства фламенко. И так по сей день - кочевье этого народного
творчества по культурам и землям продолжается, а крона дерева стилей
фламенко всё растёт и растёт.
Прошёл год, и я оказалась в Севилье - в классе аутентичной школы фламенко, желая как можно плотнее и осознаннее погрузиться в эти творческие миры. Вместе с нами, девчатами из Украины, в танцевальном зале оказались китаянки, японки, немки, итальянки, россиянки, американки и даже перуанки. Оказывается, не только «у хлопца испанская грусть». Вероятно, как и способы мышления немецкой философии принадлежат не только Германии, так и мировоззрение, которое несёт в себе фламенко, принадлежит уже не только общинам андалусских цыган, но всему миру.
В началах своего становления фламенко не выходило за пределы ритуальной жизни пришлого смуглого племени. Музыкой, пениями и танцами сопровождались у этого народа и свадьбы, и похороны, и прославления Бога. Особенность темперамента южных кровей - выражать свои религиозные чувства в танце - описана на страницах Библии. Царь Давид скакал и плясал перед Ковчегом Завета. А Мелхола, уничижившая Давида в сердце за «нецарское поведение», поплатилась за своё осуждение бесплодием (2 Цар. 14-23).
В XIX веке фламенко стало выдвигаться на площади, сцены, ресторанные площадки, превратилось в довольно популярное зрелище. И балаган чуть не погубил душу фламенко. Но великие поэты и музыканты Испании вступились и сохранили это чудо. Федерико Гарсия Лорка и Мануэль де Фалья отыскали в дебрях Андалусии народных исполнителей «канте хондо» - глубинного пения, организовали в 1922 году первый фестиваль фламенко и - «А-а-а-а-а-ай! Эллипс крика пронзает навылет молчание гор, и в лиловой ночи над зелёными купами рощ вспыхнет чёрной радугой он».
И стихи, посвящённые явлению фламенко, и книга Лорки «Канте Хондо» стали, надеюсь, на многие века спасительным маяком для развития фламенко - маяком, который поможет этому искусству свободно путешествовать, обогащаться, расти и не разбиться о рифы пошлости.
Моя Севилья
Фламенко вплетено в портрет Севильи, как цветы в наряд цыганки. Если вы уже прошли мимо афиш, приглашающих на вечеринки фламенко, если вы уже завернули за угол и покинули ряды витрин, из которых рвутся на волю веера, кружева, шали, оборки фламенковых нарядов и каблучки туфель, то почти наверняка вы услышите затейливые ритмы, издаваемые этими каблучками, поскольку студий фламенко в Севилье - видимо-невидимо. А главное - слышимо!
Вот по площади Аламеда едет на велосипеде мужчина лет пятидесяти. Едет очень ровно, он точно не пьян. Но ему так классно - вероятно, сегодня его севильская история сложилась - что он во всю свою глотку, протяжно и невыразимо красиво поёт канте хондо! Вот так, честно, там, где застало, без отлагательств - переживаются в Севилье, в искусстве фламенко - и восторг, и печаль, и разочарование, и просто желание попеть. Нет, пока живы импульсивные цыгане, «позитивистские тренинги» не победят мир своей фальшиво-приторной радостью!
Не умолкающий даже ночью цыганский табор, - выложенный брусчаткой, отороченный зелёными апельсинами сентября, майоликами Макарены и мавританскими узорами, - по которому ходят лошади, собаки и профессора искусств, благодушные звёзды фламенко - это моя личная Севилья. Город, в котором в полдевятого вечера практически все сувенирные магазины закрываются, безразличные к туристам, тыкающимся туда с мешками евро. Потому что для каждого жителя столицы Андалусии перед заходом солнца начинается время фламенко. Какой может быть бизнес? Хотите заплатить нам деньги, уважаемые туристы? Милости просим на «пеньи»! Нечего упиваться своим шопингом, когда в Севилье проходит крупнейший фламенковский фестиваль Bienal de Flamenco!
Увы, испанские цыгане, называющие себя кале, в отличие от китайцев или индусов - не сервисная нация. Это нация, веками проникающая в тайны человеческих отношений, настроений, поведенческих схем. Это нация, преуспевшая в обслуживании достойных потребностей человеческой души. В севильских мирах не бывает контактов по касательной. Даже случайная встреча с незнакомцем - это повод обменяться эмоциями, остроумными замечаниями, дотронуться до руки, поговорить о семье... Потому что, когда вы попадаете в «мезокосм» севильянца, для него самым главным, важным и значительным в эти минуты становитесь - вы.
