8 июня 2012 года в Торгово-промышленной палате РФ состоялось заседание «Меркурий-клуба с участием ведущих экономистов страны на тему: «Перспективы изменения структуры российской экономики». С вступительным словом на нем выступил академик РАН Примаков Е.М. Наш журнал получил эксклюзивное право на публикацию состоявшейся дискуссии. Ниже дается краткое изложение материалов участников заседания.
Е.М. Примаков:
- О необходимости изменения структуры российской экономики говорят практически все экономисты и политологи. Об этом не раз заявляли и руководители нашего государства. В этой связи в стране все шире распространяется мнение: нужно слезть с сырьевой иглы. Это очень важно, но достаточно ли этого? Да и как слезать с этой иглы, не подставляя под удар интересы России?
По моей просьбе ИМЭМО Российской академии наук подготовил таблицу: «Структура экономики ряда стран в постоянных ценах (в процентах к ВВП)». Данные за 2008 г. и в ценах 2003 г. Поскольку структура ВВП меняется очень медленно, можно с большой долей вероятности считать, что это современная структура. В целях сопоставления, очевидно, статистика ООН более корректна.
Какие выводы можно сделать из приведенных данных. Сначала о диспропорциях свойственных российской экономике.
Первая. Наиболее отсталый в российской экономике сектор здравоохранения, образования, социальных услуг. Этот сектор занимает самое небольшое место по сравнению со всеми приведенными в таблице развитыми и развивающимися странами кроме ЮАР. Нелишне напомнить, что инвестиции в этот сектор считаются в настоящее время приоритетными, без чего нет не только устойчивой экономики, но и экономического прогресса в целом. Для контрастной картины в таблицу не включены государственные услуги - оборона, полиция, чиновники, а также транспорт, ЖКХ, строительство, сельское хозяйство. Все они суммарно составляют от 20 до 30% по каждой стране.
Вторая. Наиболее гипертрофированной для России является сфера розничной и оптовой торговли. Она равна почти трети ВВП. Это выше, чем у любой развитой или развивающейся страны, включая лидера постиндустриального мира США. Высокая доля в России внутренней торговли - следствие большого числа неэффективных, а зачастую криминальных посредников. Этот вопрос рассматривался на одном из прошлых заседаний «Меркурий-клуба».
Считаю, что на эти две диспропорции должно быть обращено особое внимание. Речь идет, конечно, не только о количественной стороне, но о необходимости внутренних качественных изменений в этих секторах.
Что касается добывающей промышленности, то ее относительная роль в создании ВВП по сравнению с другими крупными странами отнюдь не является гипертрофированной. По этому показателю Россия даже уступает, причем значительно, таким сырьедобывающим странам как Австралия и Норвегия.
Но, тем не менее, добывающий сектор России порождает ряд проблем. Многие наши экономисты, особенно правительственные при министре финансов Кудрине, считали и считают, что наличие обильных минерально-сырьевых богатств - это своеобразное «ресурсное проклятие», которое позволяет нам меньше думать и заботиться о росте ВВП за счет других источников, что приводит к отставанию в технико-технологическом развитии. А с учетом исчерпаемости таких ресурсов достигнутое с их помощью благосостояние не имеет будущего. В определенном плане такие выводы имеют под собой реальную основу. Однако они явно односторонние. Например, богатая нефтью Норвегия заняла одно из первых мест в Индексе человеческого развития ООН. Дело, следовательно, упирается в правильность и эффективность использования и управления доходами от продажи сырья, поступающими в страну.
На сегодняшний день превалирует точка зрения, что если не вся, то во всяком случае преобладающая часть доходов от экспорта нефти должна уходить в фонд, который призван обеспечить безопасность российской экономики в случае второй волны мирового экономического кризиса. Сторонники такой линии приводят в виде аргумента то обстоятельство, что Россия относительно спокойно пережила кризис 2008-2009 годов так как имела накопленные средства от экспорта нефти. Почему-то при этом не упоминается, что последний кризис ударил по экономике России гораздо сильнее, чем по другим странам, входящим в «двадцатку». «Подушка безопасности» безусловно, важна. Без нее было бы еще хуже. Но она должна быть строго ограничена по своим размерам, а все остальные доходы от экспорта нефти необходимо тратить на новую индустриализацию России.
Для России это имеет первостепенное значение. Сохранение энергосырьевого крена в специализации хозяйства грозит России превратиться в мирового поставщика энергии, сырья, финансового капитала, не нашедших применения у себя на родине. Эту тенденцию может переломить только новая индустриализация страны, иными словами глубокие структурные сдвиги в пользу наукоемких отраслей промышленности, в первую очередь
обрабатывающей. Нужно сказать, что прошедшие годы этому по тем или иным причинам не уделялось достаточно внимания: с 1995 по 2006 год доля инвестиций в машиностроение всех видов и приборостроение снизилась с 3% до 2,4% от всего объема инвестиций в экономику.
Можно было бы отметить относительно низкую долю обрабатывающей промышленности в развитых странах, но это объясняется, во-первых, высокой эффективностью этих отраслей и, во-вторых, переносом части производства в развивающиеся страны.
Необходимость активной промышленной политики государства очевидна. Без регулирующего участия государства невозможно решить задачу изменения структуры нашей экономики. Бессмысленно ждать решения этой задачи от рынка: рентабельность в высокотехнологичных обрабатывающих отраслях примерно в два раза меньше, чем в среднем по экономике, и в три-четыре раза ниже, чем в добыче топливно-энергетических ресурсов. От этого нельзя абстрагироваться. Противником государственной активности в экономике можно было бы напомнить, что даже в Соединенных Штатах важнейшим рычагом развития полупроводниковой промышленности, производства в Силиконовой долине в целом, были государственные военные и авиакосмические заказы.
Объектом государственного регулирования с целью изменения структуры экономики России, естественно, должна быть и добывающая промышленность. Но здесь, как представляется, нужно быть очень осторожным - не следует забывать, что доля энергосырьевых ресурсов в доходах бюджета составляет 50%. Это жизненно важно для сегодняшней России. Пока этому нет замены. Конечно, следовало бы изъять в бюджет большую, чем ныне часть сверхприбылей, в первую очередь газовщиков и нефтяников, но при условии, что сохраняемая часть прибыли достаточна и для разведки полезных ископаемых, и для модернизации добычи.
Нужно принимать во внимание, что ТЭК чрезвычайно капиталоемкая отрасль и условия добычи ухудшаются, а затраты на приобретение в значительной мере по импорту оборудования растут. Все это и привело к относительно невысокому чистому вкладу ТЭК в ВВП.
Большое значение имела бы поддержка малых и средних предприятий в добычи нефти и газа в России, преодоление ныне существующей монополизации в этих сферах несколькими крупными компаниями. Вместе с тем следует больше поощрять инвестиции крупных российских компаний в нефтяные и газовые месторождения зарубежных стран.
С.Н. Катырин, президент Торгово-промышленной палаты РФ:
- Хотел бы обозначить несколько вопросов, которые, на наш взгляд, проблемные вопросы.
Первый вопрос - это взаимосвязь экономического и политического реформирования. Не секрет, что сегодня определенная часть делового и экспертного сообщества отстаивает тезис о первичности политической либерализации, усматривая в этом обязательные условия успешности в деле диверсификации национальной экономики.
На наш взгляд, авторы-приверженцы данного тезиса не в полной мере учитывают негативный опыт конца 80-х годов, завершившийся, как известно, коллапсом экономики, развалом государства. Разумеется, политические реформы имеют множество граней. Если речь идет о более активном наступлении на казнокрадство, коррупцию, улучшении делового климата, повышении прозрачности и деятельности бизнес-структур, урегулировании эффективности защиты прав собственности, то здесь я и мои коллеги всегда поддерживали любые начинания, направленные на усиление политической воли власти в решении этих злободневных проблем.
Мы считаем неприемлемым и поспешным не просчитанная на несколько шагов вперед импровизация в политической сфере, угрожающая стабильности государства и общества. Накопленные политические подтексты имеют и вопрос об ускорении приватизации крупных государственных активов. Если посмотреть на вещи объективно, есть вопрос: имеем ли мы основание утверждать, что частная собственность повсеместно доказала свои преимущества? Полагаю, что нет, по крайней мере, не всегда и не везде. Известно, что сегодня достаточно много на западе предприятий, которые являются предприятиями с коллективной формой собственности, где работники выступают одновременно и собственниками, и являются достаточно эффективными предприятиями. Во Франции примерно в четыре раза государственные предприятия и корпорации эффективнее, чем частные.
Возвращаясь на отечественную почву, хотелось бы привести общеизвестный пример. За период с 90-го года, когда начались тотальное разгосударствование и приватизация собственности, доля инновационных товаров в общем объеме промышленной продукции снизились почти в 10 раз.
Мы выступаем за то, чтобы решение о приватизации, в том числе и принадлежащих государству промышленных и финансовых активов, принималось с учетом аргументов специалистов и ученых разных научных школ. Конечно же, во главе угла должна быть поставлена не только и не столько, может быть задача наполнения бюджета, а, сколько подчиненность в приватизации целям структурной перестройки экономики.
Второй проблемный вопрос об использовании механизмов планирования. Богатый мировой опыт свидетельствует, что в мире нет ни одной развитой страны, где бы не использовались в той
или иной мере элементы планирования и прогнозирования на государственном уровне. А самых заметных успехов в модернизации национальных экономик сумели добиться именно те страны, которые добились результативного разумного согласования рыночных и плановых начал.
Упование на всесилие рыночных регуляторов оборачивается для современной России неэффективностью капитальных вложений для целей новой индустриализации. Это наглядно подтверждается практикой деятельности организаций, образовавшихся в ходе реформирования электроэнергетической отрасли, но последствия, я думаю, здесь всем известны.
Третий проблемный вопрос - источники финансирования новой индустриализации. Для обеспечения должной динамики этого процесса нам нужен колоссальный объем внешних и внутренних инвестиций. Расчеты показывают, что только на реконструкцию основных фондов обрабатывающей промышленности необходимо направить более 600 млрд долларов инвестиций, что примерно вдвое больше, чем мы сегодня имеем. В такой ситуации основным ресурсным каналом для запуска новой индустриализации может, и должно стать наше государство. Естественно, в партнерстве с частным отечественным капиталом. Однако приходится констатировать, что федеральным бюджетом на 2012-2014 годы предусматривается сокращение расходов государства, что на наш взгляд не на пользу дела.
Наконец, бизнес ожидает четких и однозначных решений власти относительно налогового маневра. Такой маневр может придать мощный стимул для притока частных инвестиций в обрабатывающую промышленность.
Четвертый проблемный вопрос можно обозначить - термином доверия. Очевидно, что в освещении реального сектора ресурсами неразрывно связано с восстановлением доверия между государством, бизнесом и гражданским обществом. Отсутствие такого доверия, как мы видим, обесценивает многие разумные инициативы власти. Фактор доверия играет далеко не последнюю роль в отторжении отечественных технологий, инновационных разработок, несмотря на их потенциальную конкурентоспособность, в том числе на мировых рынках. Одновременно среди молодых ученых, инженеров укореняется убеждение, что передовые разработки можно успешно внедрять только на зарубежных предприятиях. Надо признать откровенно: почву для подобного рода зачастую создают собственники и менеджеры российских компаний, в том числе принадлежащих государству. Многие из них проводят модернизацию предприятий исключительно за счет импортного уже бывшего в употреблении оборудования. Как следствие, - потеря доверия к
отечественным технологиям, может обернуться утратой, на наш взгляд, и технологического суверенитета.
Пятый проблемный вопрос - это кадровый. Совершенно очевидно, что задачи по новой индустриализации народного хозяйства могут быть успешно реализованы только при высоком качестве человеческих ресурсов. Очевидно также, что основная масса тех 20 млн высокопроизводительных новых рабочих мест, о чем говорит Президент России, должна появиться и в индустриальном секторе нашей экономики, может быть в первую очередь в этом секторе. Между тем складывается парадоксальная ситуация: по экспертным оценкам у нас уже в ближайшие годы может появиться вакантных рабочих мест в 10 раз больше, чем мы имеем специалистов соответствующих квалификаций для занятий этих вакантных мест, и положение продолжает ухудшаться. Минувшей осенью, к примеру, недобор студентов по специальностям нужным предприятиям оборонно-промышленного комплекса, космической отрасли составил около 40%. На наш взгляд, нам нужно поскорее завершить явно затянувшуюся разработку законодательства об образовании, и на его основе принимать целевые программы в опережающем развитии всех видов профессионального образования подготовки и повышения квалификации кадров. Естественно, что надо активнее стимулировать привлечение в качестве партнеров высшей школы отечественных работодателей, в том числе их финансы.
Т.А. Мансуров, генеральный секретарь ЕвраАзЭС:
- Исходя из мирового опыта создания различных региональных объединений и союзов, для их успешного функционирования необходимы либо близкие уровни экономического развития для старых участников, либо наличие крупной страны, которая станет локомотивом интеграционных процессов. В Евросоюзе лидерами являются Германия и Франция, в НАТО - Соединенные Штаты Америки, МЕРКОСУР - Бразилия, АСЕАН - Сингапур, а ЕврАзЭС, СНГ и Таможенном союзе такой страной является, безусловно, Россия. Бесспорный лидер не только по совокупному потенциалу, но и по объемам взаимной торговли, масштабам в инвестиционной деятельности и миграции населения.
Сегодня на тему интеграции постсоветских стран существует много научных разработок, а также публикаций СМИ, причем полярных, от всецелой поддержки интеграционных процессов до полного неприятия.
К примеру, в статье экономиста В. Иноземцева, опубликованной в немецком журнале «Международная политика» утверждается, что Евразийский союз - это выражение геополитического волюнтаризма. Для его появления нет реальных предпосылок, особых
выгод - это иллюзорный центр силы своим участникам, особенно России, не принесет и поэтому не имеет будущего. Для достижения России успеха на международной арене, по мнению автора статьи, необходимо усиление взаимосвязи с Евросоюзом и ослабление связи с постсоветскими странами, так как они бесперспективны. С этим нельзя согласиться, безусловно, это противоречит всему нашему интеграционному опыту. Между странами постсоветского пространства издавна сложились устойчивые экономические связи, и существуют общие культурные исторические традиции. От полноформатного запуска Таможенного союза с 1 июля 2011 года, когда стал действовать по всем международным стандартам с единой таможенной территорией, единым таможенным тарифом и таможенным кодексом бизнес-сообщество и население наших стран получают реальную и возрастающую выгоду. На границах между странами полностью устранены таможенные процедуры, грузы стали передвигаться более активно, сократились издержки предприятий и время, ранее которое затрачивалось на очереди на границах в заполнении таможенных деклараций. Объем взаимной торговли стран Таможенного союза в 2010 году вырос на 21%, а в 2011 году - на 38%.
К примеру, самое понятное для тех, кто занимается грузоперевозками. В каждой стране сегодня три тарифа железнодорожных: один для внутренних перевозчиков, другой для импортных товаров, которые на территорию России поступает и третье - это экспортные товары. В России первая - это единица, вторая - это две единицы, третья - 2,8. Так вот с 1 января 2013 года не только в России, но и в Казахстане и Белоруссии эти три тарифа должны быть унифицированы, будет единый тариф. Это тяжелейшая работа, но это очень важно.
Евразийский союз, о котором мы говорим в будущем, это уже политическая интеграция. Должен появиться парламент, который будет избран населением каждой страны. Далее необходимо говорить о валютном союзе, поэтому та перспектива, которая перед нами стоит, она достижима, но для этого нам нужно пройти трудный и долгий путь.
Р.С. Гринберг, директор Института экономики Российской академии наук:
- Когда началась наша великая трансформация, это я без иронии говорю, она начиналась с того, что руководство почувствовало: мы сильно отстаем от Запада. 20 лет прошло и у нас очень много перемен: в страшном сне не могло присниться, что произойдет с нашей промышленностью, особенно с машиностроением. Раньше производили продукцию с высокой материалоемкостью, энергоемкостью и все это мы переживали, сейчас же вообще наш индустриальный ландшафт стал очень примитивным.
Самая главная проблема, которая стоит перед страной, это деградация машиностроения. Машиностроение - ядро саморазвития в любой экономике.
На одном международном собрании, один наш известный политический деятель говорил о том, что атомная держава утрачивает собственное машиностроение - это вообще нонсенс. Здесь возникает проблема, что делать: сдавать атомное оружие или совершенствовать, все-таки реанимировать машиностроение? Надо сказать, что это не такая абсурдная идея о сдаче. Я имею в виду, что он серьезно говорил на эту тему. Мне кажется, что мы стоим на пороге такого серьезного выбора.
Если говорить о трех провалах русской трансформации, то первое - это деиндустриализация, второе - социальная поляризация, и третье - бюрократизация экономики. Если второе и третье еще может подождать, то первое - уже ждать нельзя. По нашим расчетам то, что еще хорошего осталось в постсоветском научно-техническом потенциале через 5-6 лет исчезнет, это будет совсем другая страна. Сегодня мы имеем просто катастрофическую ситуацию с точки зрения профессиональных кадров. Я здесь не вижу никакой альтернативы, кроме как привлечение Европейского союза к этой задаче инструкторов по обучению всяким специальностям. Мне кажется даже возврат к реанимации ПТУ и вообще профессионально-технического образования с точки зрения воспитания и образования сварщиков, токарей, слесарей уже тоже не годится, потому что мир производит такие системы, где нужны совсем другие люди. В моем представлении где-то здесь уже пройдена точка невозврата, и действовать надо очень быстро.
Существуют большие споры по поводу участия России в интеграционных группировках. И нельзя твердо сказать, на чьей стороне правда. Россия не может быть одна. 140 млн человек - это не Китай, не Индия, которые не нуждаются ни в каких интеграциях, и не Люксембург, который встроен всегда в интеграцию. Поэтому нам нужно это делать в интересах даже такого понятия, как экономия на масштабах.
Е.В. Попова, помощник руководителя Администрации Президента РФ, председатель Комитета ТПП РФ по содействию модернизации и технологическому развитию экономики России:
- Мне хотелось бы сконцентрировать выступление на тех направлениях, где у России есть до сих пор инновационный задел.
Перечень приоритетных направлений научно-технического развития является мощным инструментов влияния государства на развитие промышленности. Очевидно, что формированию такого перечня должно предшествовать количественное становление
основных среднесрочных целей развития. Например, если рассматривать сценарий увеличение ВВП в 1,5 раза на временном интервале 5-6 лет, то это потребует приоритетного развития машиностроения и перерабатывающих отраслей. Такая увязка целей и путей их достижения лишь формально отражена в Стратегии развития науки и инноваций в Российской Федерации на период до 2015 года.
При экспортно-сырьевом варианте развития, например, удвоение ВВП можем достигнуть через 35 лет, при инновационном варианте, т.е. инновационные отрасли тоже очень слабые - через 25 лет, а вот при ресурсном инновационном варианте развития - через 10-12 лет. Вот это сочетание сценарного прогнозирования совместно с определением приоритетов - это важнейшая часть государственной политики. И здесь можно сослаться на выступление Е.М. Примакова, что, конечно, наши ресурсы и наше сырье - это никакое не проклятие, а надо действительно найти вот такое оптимальное сочетание такого ресурсного инновационного варианта и сосредоточить финансы государства при их ограниченности именно на этом направлении.
Мы не можем упрочить свои позиции на мировых высокотехнологических рынках без такого технологического оружия как супер ЭВМ экзофлопного класса. В настоящее время все проектирование и новых самолетов, и новой техники осуществляется именно с помощью таких супер ЭВМ. И, если развитые страны будут делать это за несколько месяцев, создавать новую технику, то мы это будем делать годами, т.е. если мы не внедрим повсеместно в машиностроение эти технологии, то мы никогда не сможем быть конкурентоспособными.
И последнее - это наши ускорители в Троицке. Он месяцами отключен от электричества. Россия - Родина ускорителей, но эти точки роста технологий, которые в России еще сохраняются, умирают и умирают очень быстро, к сожалению. Без продуманной государственной политики в этой области невозможно поддержание развития этих технологий.
Клепач А.Н., зам. Министра экономического развития Российской Федерации:
- Если мы посмотрим на наши ожидания на ближайшее будущее, то доля нефтегазового комплекса даже при стабильных ценах на нефть будет снижаться. По нашей оценке сейчас она где-то 22%, но и в дальнейшем к 2020 году может уйти на 17-20% ВВП.
У нас постоянно растет доля торговли, которая выросла с 13% ВВП в 16% и продолжает расти быстрыми темпами.
Это непросто структурный сдвиг, а ориентация именно на потребление, причем потребление в значительной мере, связанная с импортом и с его опережающим ростом по сравнению с
ростом отечественного производства. Если мы посмотрим на машиностроение, то, после 2007 года его доля просела и сейчас примерно 2,9% ВВП. Также как это было в 2004-2005 гг., то здесь мы практически на 5-6 лет откатились назад. При этом в целом мы использует такой термин «доля инновационного» или более «интеллектуалоемкого сектора», т.е. сектора, который включает в себя науку, образование, здравоохранение, связь, машиностроение. За эти годы снизилось. Если в 2005 году было 12% с лишним, то сейчас 12%, примерно 11,6% ВВП Снижение доли «интеллектуалоемкого сектора», в основном произошло за счет сфер здравоохранения и образования. В силу того остаточного принципа, по которому они финансируются, фактически их вклад в добавленную стоимость в ВВП все эти годы падает и, в принципе, если эта инерция сохранится, будет падать дальше. Таким образом, модель, которая сложилась, несмотря на определенные позитивные качественные сдвиги, является неустойчивой.
Что в этой ситуации делать, потому что вроде бы как все «за», непонятно, кто против и почему оно получается несколько иначе, чем мы декларируем?
Первая. Мы часто говорим о том, что нам нужен выбор приоритетов, есть приоритеты, которые задекларированы. Причем, записаны еще в 2088 году в официальном правительственном документе Концепции долгосрочного социально-экономического развития, во многих выступлениях президента и премьера. Но наши реальные приоритеты те, которые обеспечены финансированием бюджета, те, которые обеспечены организационными усилиями, правилами игры. Они на самом деле серьезно отличаются от того, что задекларировано. Так или иначе, до сих пор ключевым, по сути дела, макроэкономическим приоритетом является бюджетная стабильность, причем понимаемая в очень жестком варианте, по сути дела, переход к бездефицитному бюджету. Совместить это, на наш взгляд, с решением многих структурных проблем нельзя. Я в данном случае высказываю свое частное мнение, а не как заместитель министра.
Бюджет у нас, несмотря на то, что принимается на три года, живет реально один год, а то и еще меньше. Государственные целевые программы также правятся каждый год, но дело даже не в том, что они корректируются, а в том, что действительно система целеполагания, управления ответственности носит краткосрочный характер.
Напомню что, в принятом бюджете заложено сокращение в реальном выражении в процентах к ВВП расходов на науку, образование и здравоохранение, если брать в целом даже те цифры, которые там приведены. Сейчас идет новый раунд работы, подготовка государственных программ, в том числе и в связи с указами Президента, где так или иначе, заявлены
серьезные параметры увеличения финансирования и образования, и здравоохранения. Но как это будет сбалансировано с бюджетом - покажет жизнь.
О.Г. Дмитриева, первый заместитель председателя Комитета Госдумы по бюджету и налогу:
- Измерять качество роста по тому, что снизилась материалоемкость, на мой взгляд, странно. Если ничего не производят из металла, естественно, металлоемкость снижается, потому что у нас нет машиностроения, и снижается его доля. Поскольку реальный сектор сжимается, то соответственно материалоемкость сжимается.
Теперь по поводу бюджета. Бюджет у нас не дефицитный, бюджет у нас профицитный. Мы толком не знаем, каким объемом средств реально располагаем, потому что поступления и наличия средств от остатков и от займов, они как бы идут с разными знаками. На самом деле бюджет у нас профицитный и в прошлом году, и сейчас.
Теперь о том, как осуществляется заявленный структурный сдвиг. Мы этот вопрос обсуждаем много лет, и каждый раз встает вопрос, как осуществить структурный сдвиг и второй вопрос, который мы тоже в течение многих лет решаем: это прошли, или не прошли мы точку невозврата? Осуществить структурный сдвиг достаточно сложно и здесь много могут быть различных предложений, но из года в год не делаются вещи, которые совершенно очевидны.
Глобальный спрос на наше сырье, если ничего не менять, составляет порядка 500 млрд долларов. На наши знания, вот сейчас, то, мы что реально можем экспортировать: половина из них это экспорт оружия, но и может быть еще что-то, по совокупности - это где-то на 10 млрд долларов. Для того чтобы поднять и осуществить структурный сдвиг, мы спрос на знания на инновационный продукт должны увеличить хотя бы до 50 млрд долларов, т.е. раз в пять. Ничего здесь не меняется на протяжении уже многих лет. Хотя это мы можем сделать как за счет перераспределения бюджетных средств впрямую, так и за счет налогового стимулирования, о котором тоже мы говорим очень много.
Мы попытались проанализировать фактически 2008 год - 200 млрд налогов и льгот крупному бизнесу и сырьевому, крупным монополиям и ноль- инновационным предприятиям. 2009 год, тот год, когда было заявлено о том, что мы должны выйти из кризиса обновленными с инновационной структурой экономики - 189 млрд опять сырьевой бизнес и крупные монополии и где-то 5,5 млрд - это для малого бизнеса инновационных предприятий. На самом деле вряд ли они это выбрали. Это опять же ударило больше всего именно по тому сектору, куда мы хотим осуществлять структурный сдвиг.
Что касается 2012 год - тут ноль каких-то преференций для инновационного бизнеса обрабатывающей промышленности по налоговым изменениям и действительно отмена ряда льгот, и увеличение налогообложения по сырьевому сектору, но это, как правило, возврат того, что было дано им в 2008-2009 годах. Поэтому по налогам мы на фоне пятилетних заявлений об осуществлении структурного сдвига в пользу инновационных отраслей не сделали ровным счетом ничего, а делали прямо обратные вещи к тому, что следовало делать. Хотя самое простое это налоговое стимулирование, поскольку оно совершенно очевидно, что надо делать и его легко сделать, поскольку здесь не нужно никаких организационных изменений, здесь даже от коррумпированного чиновничества мало что зависит, здесь принимаются законодательные акты и это начинает автоматически действовать.
Структурный сдвиг может быть осуществлен через функцию государственного заказа. Он может иметь антиинфляционный характер и подавлять рост цен в определенных секторах, обеспечить контроль и качество, загрузку для инновационных высокотехнологичных отраслей.
Так как работает госзаказ, он не стимулирует конкуренцию, а подавляет. С учетом откатов по всей системе, госзаказ стимулирует завышение стоимости и те сектора, которые работают на госзаказ, задают более высокие цены для всей экономики.
В.В. Жириновский, депутат Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, руководитель фракции ЛДПР в Государственной Думе Российской Федерации (1993-2000; с 2011):
- Перспективы будут благоприятные, если сохранится нынешняя обстановка в стране и в мире. Сегодня затронули вопрос бюджета и предлагали, чтобы мы дополнительные доходы направили бы, допустим, на науку, образование, медицину, сельское хозяйство, развитие малого бизнеса. Но мы этого не сделали. Куда мы направили деньги? На оборону. Почему? Потому что «горит» Сирия, а за ней «загорится» Иран. Поэтому в России всегда политическое стояло выше экономики.
Я слышу всегда прогнозы не очень приятные на будущее. Допустим, распад СССР говорит, что надо было все просчитать экономику и все бы поняли, что не надо расходиться. Но этого никогда не будет, люди сперва хотят разойтись, они хотят стать независимыми, самостоятельными, а потом они поняли, что это хуже. Они все с удовольствием побежали в Евросоюз, ВТО, а теперь я смотрю на них - грустные глаза. Все у них стало хуже по всем позициям. Как Украина вступила в ВТО, стали показатели ниже.
Почему у нас политическое выше и мы никогда не можем до конца довести экономику не в царской России, не в советской, не сегодня? Потому что мы одинокие. Западная Европа объединена, они друг другу подсказывают, они перенимают опыт и у них вырабатывается общий какой-то капитал. Мы с кем будем с вами соединяться или считать своим партнером-другом? С Украиной - нет, а остальных вообще их нельзя считать как полноправные, да и Украина ослабела.
Часто я слышу: «Коррупция». Можно много провести заседаний и создать много теорий, но вы попробуйте управлять страной без коррупции. На кого будет опора сегодня? Называйте: класс, строй, группу людей, как управлять, через кого? Через коррупцию. Они сидят на своих рабочих местах, потому что они знают, что они заработают не ту зарплату, которую они получают, а, сколько они смогут с этого места выжать. Это плохо, но без этого нельзя, это мы должны понимать. Например, говорят: «Не надо сырье давайте будем развивать машиностроение». Но сырье у нас покупают, а машиностроение нам трудно сделать конкурентоспособным.
Мы приняли Закон о митингах. Что говорят? В России больше нет свободы. Откуда они это все взяли? Мы просто усилили ответственность за нарушение. Да, сужаем демократию, чтобы не наступила революция, которая уничтожит эту демократию. Давайте завтра власть Навального, Немцова и Лимонова и страна рухнет опять, потому что придут новые большевики. Политическая составляющая всегда будет впереди России, все, что мы делаем сперва делается с политических целей, чтобы обеспечить развитие экономики. Но это обязательно будет связано периодически с сужением демократии и направлением финансов совсем не туда, куда бы нам хотелось.
Мы сегодня могли бы бросить финансы на транспортные коммуникации. Построим мы мощную дорогу, отлично, новую дорогу Запад- Восток, дешевле будет в несколько раз. Нам специально не будут давать грузы, чтобы эта дорога не действовала, чтобы она не давала нам дохода, чтобы мы не могли окупить расходы. Именно потому, что мы для их конкуренты: они будут вести окружным путем, вести через Среднюю Азию, но только по русской дороги: Владивосток-Варшава-Гамбург.
Мы должны учесть, в какой стране живем и исходить из исторических реалий, а не стонать, что все плохо, что все не получится, все не так. Все не так, потому что не тот подход, применяйте мой подход и всегда у вас все получится, и вы поймете, что мы живем не так уж плохо.
В.В. Ивантер, академик РАН, д-р экон. наук, профессор, заведующий кафедрой социально-экономического прогнозирования Института новой экономики:
- Наш институт занимается измерениями экономики, а не качества власти. Если вы считаете, что мы неправильно умножаем и делим, то вы нам скажите.
Второе обстоятельство насчет точки невозврата. Когда мы перестали производить или разучились производить - это вещи разные. Вот на примере авиации. У нас авиационной промышленности нет, у нас есть авиаремонтная, но такая авиаремонтная, которая может стать авиапромышленной. Сказать, что у нас ничего не делается, это неверно. Это оптимистическая часть.
Теперь вторая часть по поводу структуры. Смешиваются две разные структуры: структура нашей экономики и структура нашего экспорта. Я сейчас скажу вещь, которая не всем понравится, у нас идеальная структура экспорта. Продавать нужно на экспорт то, что требуется и надежно покупается.
Представьте, что у нас экспорт был бы не нефтегазовый, а машиностроительный. Давайте прикинем: в 2009 году, какая была бы безработица. Поэтому я бы сказал следующее: у нас наша структура экспортов вполне естественная, потому что у нас страна большая, ресурсов много, а народу мало. Преимущество добывающей заключается в том, что она капиталоемкая, а нетрудоемкая и в этом смысле мы должны идти по этой структуре. У нас есть масштабный спрос на высокие технологии, который создает: а) топливно-энергетический комплекс. Версия про то, что добыча нефти это «проще пареной репы» для тех, кто никогда не знает, как это делается: это высокая технологичная отрасль.
Привожу пример. У нас сейчас, грубо говоря, порядка 35% извлечения, а представим себе, что мы выходим на 45. Значит увеличение добычи нефти где-то 150 млн тонн. По моим оценкам эти 150 млн тонн, которые могут быть сделаны только на основе мощного инновационного рынка.
А версия про то, что мы перестанем заниматься этим «дурацким» делом добывать нефть и газ и будем писать компьютерные программы, и ими торговать - это обыкновенная глупость и никакого отношения к структуре экономики не имеет.
Е.М. Примаков:
- Я только одно замечание хочу сделать. Виктор Викторович, мне кажется, что нельзя просто брать структуру экспорта, нужно структуру внешней торговли брать. А если брать структуру внешней торговли, то прибавится туда и импорт.
С.Ю. Глазьев, академик РАН, ответственный секретарь Комиссии Таможенного союза:
- Определять перспективы структурных изменений в российской экономике сегодня необходимо с учетом всех структурных изменений, которые происходят в мировой экономике. То, что мы сегодня видим, это классический кондратьевский кризис, в ходе которого происходит резкое изменение структуры экономики. Выход из кризиса уже сегодня виден с ростом нового технологического уклада, который идет примерно с темпом 35% в год вне зависимости от финансовых колебаний. Этот уклад уже хорошо изучен в литературе - это комплекс сопряженных технологий в сфере нано-, био-, информационно-коммуникационных технологий.
Спецификой этого периода является сбой рыночных механизмов. В условиях таких больших структурных изменений и колебаний цен, рынок становится близоруким и, соответственно, резко возрастает роль государства, на которое ложится главное бремя, запуск инициирующего импульса в такой крупномасштабной структурной перестройке экономики. При этом мировой опыт предыдущих кризисов такого рода показывает, что для отстающих стран, действительно открывается «окно» возможностей, но для его реализации необходимо иметь норму накопления не 20-23% как у нас, а выходить на 35-40% норму накопления к валовому продукту. И столь масштабный несущий импульс рынок сам по себе дать не может, следовательно, резко возрастает роль государства.
Я с Виктором Викторовичем не могу согласиться, что мы не имеем авиационной промышленности, мы допустили колоссальную стратегическую ошибку, отказавшись от производства широкофюзеляжных самолетов. Это при том, что у нас у государства в руках «Аэрофлот» ведущая компания, это при том, что у государства, по-прежнему, контроль за авиационными заводами и у государства в руках механизмы финансирования лизинга самолетов, которые сегодня начинают использовать государственные деньги для стимулирования ввоза иностранных самолетов, включая льготы по НДС и по импортным пошлинам.
Хочу обратить ваше внимание на тот масштаб инициирующего импульса, который государство должно организовать для успешного перехода к новому технологическому укладу, чтобы «оседлать» новую волну экономического роста. При предыдущем структурном кризисе такого рода 70-80-е годы прорыв к новому технологическому укладу в Америке был достигнут за счет доктрины «звездных воин», т.е. гигантские инвестиции, которые были вложены в информационно-коммуникационные технологии государством, обеспечили в дальнейшем 25 лет роста этого комплекса отраслей с темпом 25-30% в год. Этот комплекс рос непрерывно 20 лет подряд. В 30-е годы при выходе из депрессии, еще более драматичная была ситуация с гонкой вооружений и со Второй мировой войной. Сегодня, к
счастью, новый технологический уклад более гуманитарный характер носит и гонка вооружения здесь мало поможет. Здесь ведущими отраслями становятся здравоохранение, образование и наука, и, исходя из этого, нам надо выстраивать нашу политику приоритетов.
А.В. Данилов-Данильян, председатель Совета директоров компании «Родекс Групп» и ОАО «Силан», председатель Комитета ТПП РФ по инвестиционной политике:
- Новая индустриализация в первую очередь должна прийти в отрасли, где мы существенно отстаем в производительности труда от развитых стран, в три-четыре, а то и в шесть раз. Это задача решаемая и ничего, на самом деле, суперкритического тут нет. Надо дать импульсы и возможности для роста снизу, а потом уже корректировать этот рост.
Первое - нужно помогать расти тем, кто хочет расти, потому что очень часто государственное воздействие идет на отрасли, на предприятия, которым, на самом деле, это не надо, которые монопольные и у них все хорошо. Но, с другой стороны, мы постоянно возимся со всякими инновационными проектами и прекрасно знаем, что среди тех, кто очень хочет вырасти, есть полно не годящихся, неспособных к этому росту или не имеющих команд, или не подготовивших нормальные инвестиционные проекты и т.д.
Мы должны снизу ловить, в первую очередь, проекты, которые не только вытесняют в теории и на бумаге импортную продукцию, но самое главное имеют гарантированный спрос со стороны тех самых заказчиков и предприятий, которые сейчас получают импортную продукцию. Огромное количество импортозамечающих проектов этому базовому условию не удовлетворяют.
И, наконец, проектное финансирование. Если вы посмотрите на Германию, Америку, Китай, то практически всюду основным движущим стержнем являются банки, использующие проектное финансирование, а вовсе не универсальные принципы кредитования.
Среди мифов: очень боятся Китая, но для того, чтобы доставить продукцию из Китая в Центральную часть России и тем более в Западную, Центральную и даже Восточную Европу нужно проехать огромное расстояние, если правильно пересекать границу, надо платить пошлину. Эти два фактора дают минимум 20% преимущества в среднем российским предприятиям. Это преимущество, правда, часто ликвидируется благодаря не вынужденным издержкам, т.е. коррупционным, налогам, которые есть у нас в системе.
Что лучше «регулировать» или «возлагать ответственность»? Чаще всего у нас отвечают - регулировать, потому что мы боимся всяких аварий, катастроф и прочее. Западный мир чаще всего отвечает: «Возлагать ответственность», не связывая по рукам и ногам текущими проверками и т.д.
И, третье, очень важное - доминирование идей финансовой стабилизации над идеей развития. Это доминирование в цитате Минфина, которая в проекте основных направлений налоговой политике изложена и фактически является ключевой. «Льготы вредны, говорится в этой цитате. Они оборачиваются сокращением доходов бюджетной системы», это неправда.
Во-первых, большая часть льгот приводит к росту и, стало быть, росту налоговой базы и компенсирует этот рост базы потери от сокращения льгот. Самое главное многие виды предпринимательской деятельности без льгот даже не начинаются.
Мы должны оценивать, что больший вклад дает: новые доходы, которые платят новые бизнесы или расширяющиеся старые или размер сокращения бюджетных доходов. Вот если А больше Б, то общего сокращения бюджетных доходов нет и льготы полезны, а не вредны.
Текущий профицит. Здесь уже говорили, что надо в первую очередь тратить на образование и инфраструктуру.
Е.С. Гонтмахер, д-р экон. наук, руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН, член правления Института современного развития (ИНСОР):
- Есть фактор, который существенно меняет природу будущей структуры российской экономики. Это состояние нашего человеческого капитала. Тут были на это небольшие намеки, но я хотел бы для начала очень коротко привести три факта, которые нас переводят в новое совершенно качество, если говорить о новой индустриализации.
Первое. Дело в том, что у нас нет свободных ресурсов. Та индустриализация 30-х годов прошлого века и вплоть до конца советского времени она черпала людей из деревни. Сейчас такого ресурса у нас нет. Это очень важно.
Те ресурсы, которые у нас есть, на самом деле очень плотно привязаны к тем отраслям, где снизить занятость невозможно. 60% наших людей, занятых в бюджетной сфере, т.е. образование, здравоохранение, культура. Уменьшать занятость, я думаю, вряд ли они посмеют, хотя процесс уменьшения занятости там происходит наравне с тем, как снижаются бюджетные расходы.
Второе. Это армия, это государственный аппарат. Взять оттуда людей и перевести их как бы в индустриальные сектора, вряд ли сможем. Я посмотрел последние данные: в обрабатывающей промышленности работает 15% занятых всего лишь. Если мы сведем новую структуру экономики к тому, что мы развиваем, прежде всего, обрабатывающие отрасли, это неправильный, я бы сказал, несовременный акцент.
Третий пункт, касающийся человеческого ресурса. Людей переместить, на новые рабочие места очень сложно. Это не советское время с оргнабором, комсомольскими путевками. Для того
чтобы человек изъявил желание перейти на другое рабочее место, его надо мотивировать, а я уж не говорю про то, что переехать в другой регион. Потому что там должна быть не просто рабочее место с хорошей зарплатой, инфраструктура для его семьи: школа, больница, места для досуга и т.д. С этой точки зрения говорить о том, что мы можем передвинуть сейчас из этих уже занятых сфер в какую-то большую массу людей в эти новые рабочие места, допустим, вот эти 25 млн новых рабочих, о чем сказано, это, мягко говоря, сложная ситуация, которая требует совершенно других подходов. Исходя из этого, мне представляется, что перед тем, как мы сейчас начинаем определять какие-то технологические приоритеты, тут говорили о космосе, фармацевтике, мы знаем, есть какие-то отдельные вещи: айтитехнологии прочее, надо начать действительно новую индустриализацию с реформы того всего, что называется «человеческий капитал». Поэтому сейчас первое с чего надо начинать, а потом уже мы поймем, куда Россия вырулит с точки зрения технологических приоритетов, - это глубокая реформа этих сфер: образование и здравоохранение, прежде всего, увеличение занятости, увеличение финансирования, введение новых механизмов эффективности.
О.Н. Быкова: д-р экон. наук, профессор, академик АПО, проректор по учебно-методической работе Российской государственной академии интеллектуальной собственности
Тезисно.
О какой модели конкурентоспособной экономики может идти речь, если достичь 5-7% от всего рынка высокотехнологичных товаров? Если мы достигнем этого показателя, то это будет статистика Южной Кореи 2000 года.
Динамика доли России в мировом валовом внутреннем продукте также оставлять желать лучшего. Показатели доли России и Африки в мировом валовом внутреннем продукте практически идентичны.
Мы сами взяли курс на построение инновационной экономики, основой которой является интеллектуальная собственность. Однако если посмотреть на количество патентов со стороны отечественных заявителей, то мы видим, что по некоторым видам интеллектуальной собственности, на нашем рынке доминируют зарубежные патентообладатели. Привожу статистику Роспатента за 2011 год. Товарных знаков на имя иностранных заявителей было выдано - 19 тысяч 643 свидетельства, на имя российских заявителей - 16 тысяч 311 свидетельств.
Можно приводить разные доводы, говорить о разных фактах, демонстрировать статистику, но настоящее положение общества требует радикальных изменений.
И.С. Королев, д-р экон. наук, член-корреспондент РАН, заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН:
- Два вопроса - роль банков. По Давоскому форуму мы где-то на 60-м месте, после Украины, Колумбии, Венесуэлы по качеству финансовых услуг. Нужна ли форма банковской системы?
Второй вопрос. Региональная структура экономики. Это важнейший вопрос, который мы не обсуждали. У нас век централизации, все через Москву. Задача - отсечь проекты, которые ведут в большие централизации и мешают развиваться регионам. Такие проекты есть: это Международный финансовый центр, «Сколково», расширение Москвы.
Предложение: вспомните про целину. Если эти деньги потратили бы на социальное развитие Нечерноземья и потом бы не делали укрупнение деревень, у нас сейчас там была бы нормальная жизнь и продуктивное мясомолочное животноводство.
В.В. Жириновский:
- Только одну реплику. Региональная политика была и привела к распаду страны, то, что Вы предлагаете, это уже произошло. И вся страна распалась. Понимаете, что Вы предлагаете? Дать права регионам и стране будет конец.
Е.В. Ткаченко, академик РАО, президент Академии профессионального образования:
- Сегодня в нескольких выступлениях отмечалась необходимость подготовки рабочих кадров и корректировки для этих целей проекта закона Об образовании. Как человек, проработавший в системе профессионального образования России более 50 лет, даю справку.
1. Федеральной системы профтехобразования (начального профобразования) уже нет. Она ликвидирована 6 лет назад. Даже 238 учреждений НПО, готовящих рабочих и специалистов для атомной, космической, оборонной и авиа- промышленности 1,5 года назад переданы в регионы и там постепенно ликвидируются.
2. В проекте закона Об образовании нет даже уровня НПО (где готовят рабочих). Утверждается, что передача НПО в систему СПО повышает статус учреждений НПО. Это наивно. Ибо в этом случае из обучения изымается 1000 часов производственной практики, что отличает подготовку рабочего на уровне НПО от специалиста на уровне СПО.
Не буду даже говорить о том, что при этом снимается социальная защита детей из малообеспеченных, неполных, неполноценных семей.
Поэтому регионы вынуждены решать названные проблемы не благодаря, а вопреки федеральной нормативно-правовой базы.
3. Академик Гринберг сегодня сказал, что система профтехобразования России прошла точку невозврата и он не видит другого выхода - кроме приглашения западных специалистов. Это ошибочное заявление, идущее от незнания истории вопроса.
Более 20 лет систему НПО РФ обескровливали в кадровом и материально-техническом обеспечении. Но там, где было внимание - результаты самые достойные.
Это модель московского колледжа, кластера в Татарстане, техникума в Кузбассе, ресурсного центра в Ижевске и т.д.
Все они, назвавшись по-другому, сохранили высокий уровень рабочей подготовки и социальной защиты молодежи.
Например, в Колледже №8 г. Москвы готовят рабочих для корпорации Сухого с качеством, превышающим требования работодателя, а это авиапромышленность. И таких колледжей в Москве более 30%.
За прошлый год колледжи Москвы подготовили 24 тыс. рабочих и специалистов, а приняли у себя на обучение 20 тыс. представителей работодателей. И не нужны им западные специалисты, коллега Гринберг. Дайте только кислород и не мешайте дышать.
4. В стратегии 2020 и проекте закона Об образовании вместо начального профобразования предлагается ускоренная подготовка рабочих кадров по программам 3-6 месяцев. Однажды такая подготовка в нашей истории была, во время Великой отечественной войны, когда система дала 2,5 млн рабочих из подростков.
Но, если сегодня перейдем на такую систему - то сформируем в стране широкий слой малообразованной и низкоквалифицированной молодежи, на что не ориентируются уже даже слаборазвитые страны.
С другой стороны, это будет способствовать люмпенизации страны, а массовая деквалификация рабочих кадров, когда знания не перейдут в умения и, тем более, в навыки, приведет к системному формированию базы для катастроф на земле, воде, и в воздухе. Что уже наблюдается.
Ускоренная подготовка рабочих кадров возможна, однако, для взрослого населения и не вместо системы НПО, а параллельно и вместе с нею.
5. О будущем.
Руководители страны обозначили необходимость подготовки до 2030 г. 25 млн рабочих, в том числе 10 млн рабочей аристократии. Однако вне системы НПО это будет невозможно.
Кроме этого, необходима реальная поддержка инженерно-педагогических кадров системы НПО. Однако в первых указах президента от 7 мая 2012 г. отмечено, что средняя зарплата преподавателей и мастеров учреждений НПО должна быть приравнена к средней по
региону только к 2018 г. (а учителям школ - уже в декабре 2012 г.). Те ли приоритеты обозначены?
6. Здесь отмечалось, что в стране исчерпаны трудовые ресурсы, истощена деревня.
Но ресурсом может быть наша молодежь. Обратите внимание: в школе учится 13 млн детей, а детей школьного возраста - от 7 до 17 лет - по данным «АиФ» (май 2012) - 17 млн. Т.е. вне школы 4 млн.
Это может быть и должен быть контингент системы НПО, да и школьная молодежь - при честном рассказе истории ПТО - может быть мощным источником пополнения кадров страны.
Система ПТО СССР и РФ давала и дает много примеров успешности и гордости.
Вывод:
Раздел «Профессиональное образование» Стратегии 2020 и закона об образовании недопустим, как ликвидирующий подготовку рабочих кадров высокой квалификации. И в высшем образовании ориентация на подготовку инженеров в рамках бакалавриата за четыре года - очередной тупик в развитии страны.
Нам не нужны механические переносы западных матриц на российскую систему образования. Наше образование было, есть и еще многие годы способно быть и самодостаточным, и успешным.
Но для этого требуется внимание и должное уважение.
Журнал "Профессиональное образование"
