Владимир Алексеевич, церковная общественность все больше утверждается во мнении, что среди русских классиков Николай Васильевич Гоголь является для нас образцовым православным писателем. Как Вы думаете, Гоголь единственный в своем роде или, все-таки, есть и другие похожие примеры?
Вообще-то все русские писатели в той или иной степени православные. Даже Лев Толстой, который, к сожалению, так и не сумел наладить свои отношения с Церковью, по своему воспитанию и миросозерцанию был христианским писателем, причем православным христианским писателем. Но вот сознательной церковности почти ни у кого из русских писателей-классиков мы не находим.
А Достоевский, ведь он, кажется, был вполне церковным человеком?
Когда в 1997 году я защищал докторскую диссертацию, где высказал мысль, что в нашей литературе Гоголь был едва ли не единственным светским писателем, творческую мысль которого могли питать святоотеческие творения, мой официальный оппонент Владимир Николаевич Захаров, один из лучших специалистов по Достоевскому, задал мне точно такой же вопрос. Помнится, я отвечал в том смысле, что трудно представить себе Гоголя, курящего трубку или играющего в рулетку. Достоевский - великий христианский писатель. Он знал и любил Евангелие, читал и ценил святых отцов. Но все дело в том, что Гоголь стремился воплощать евангельские заповеди и святоотеческое учение в своей жизни. Он был носителем церковного мировоззрения, имел монашеское устроение души. Гоголь остро ощущал отклонение человека от христианских заповедей. Незадолго до смерти, в марте 1851 года, он писал матери и сестрам: «Невольно обнимается душа ужасом, видя, как с каждым днем мы отдаляемся все больше и больше от жизни, предписанной нам Христом». В русской классической литературе другого такого писателя нет.
Какие примеры, подтверждающие Вашу мысль Вы можете привести?
Например, Гоголь ежедневно читал по главе из Евангелия и Ветхого Завета, а также житие святого, память которого празднуется Церковью в этот день. Кроме молитв утренних и вечерних, которые ежедневно читают все православные христиане, он прочитывал еще и малое повечерие. По свидетельству современников, Гоголь постился иногда как самый строгий отшельник, а во время говения почти ничего не ел. Что касается монашеского устроения души Гоголя, то тому есть многие свидетельства. Так, по словам Василия Андреевича Жуковского, настоящим призванием Гоголя было монашество и если бы не второй том «Мертвых душ», написать который он считал своим долгом, то он давно бы стал монахом и был бы успокоен совершенно, вступив в ту атмосферу, в которой душа его дышала бы легко и свободно.
Это сказал человек, который близко знал Гоголя, обсуждал с ним творческие планы, единственный человек, которому Гоголь читал главы "Выбранных мест из переписки с друзьями".
При этом устремление Гоголя к монашескому образу жизни было открыто не только его ближайшим родственникам или таким литературным соратникам, как Жуковский, но и некоторым школьным приятелям. По воспоминаниям нежинских соучеников Гоголя, многие думали, что он будет монахом, а не писателем. То есть аскетический склад Гоголя проявился уже в юные годы. Между прочим, в Оптиной Пустыни, которую трижды посетил Гоголь, сохранилось предание, что он собирался оставить писательское поприще и стать монахом. Преподобный Варсонофий Оптинский в беседах со своими духовными чадами рассказывал, что перед смертью Гоголь очень жалел о том, что старец Макарий не оставил его в скиту. Это предание отчасти подтверждается свидетельством сестры Гоголя Анны Васильевны, которая писала Владимиру Шенроку, биографу писателя, что брат ее «мечтал поселиться в Оптиной Пустыни». Фактов подобного рода очень много. Трудно даже сразу все пересказать.
Но главное, что это христианское миросозерцание проявилось в творчестве Гоголя. Вспомним повесть "Портрет", где художник, создавший портрет ростовщика, решает уйти из мира и становится монахом. Приуготовив себя подвижнической жизнью отшельника, он возвращается к творчеству и создает картину, которая поражает зрителей своей духовной красотой. Эта картина получилась столь духовно-прекрасной, что монахи во главе с настоятелем падают перед ней ниц, как перед иконой.
Этот сюжет не кажется Вам несколько экзальтированным?
Автор оговаривает, что картина таинственным образом стала подобна иконе. Тем более что предмет, взятый художником, - Рождество Иисуса. Настоятель монастыря даже произносит такие слова: «Нет, нельзя человеку с помощью одного человеческого искусства произвести такую картину: святая, высшая сила водила твоею кистью, и благословенье небес почило на труде твоем». Но здесь скорее даже важно другое. Повесть свидетельствует, что Гоголь вполне сознательно шел по избранному пути религиозного осмысления искусства. В «Портрете» он как бы наметил программу своей жизни. Путь к большому искусству, полагал Гоголь, лежит через личный подвиг художника. Нужно умереть для мира, чтобы пересоздаться внутренне, а затем вернуться к творчеству.
Надо сказать, что склонность Гоголя к аскетизму заметно проявилась в его жизни. Не давая монашеских обетов, он, тем не менее, их исполнял. В своей жизни он стяжал монашеские добродетели целомудрия, нестяжания и послушания. Современники не оставили никаких свидетельств о близких отношениях Гоголя с какой-либо женщиной. На фоне донжуанских списков других русских классиков этот факт выделяется разительно. Оставшееся после смерти Гоголя личное его имущество состояло из нескольких десятков рублей, книг и старых вещей - а между тем созданный им фонд «на вспоможение бедным молодым людям, занимающимся наукою и искусством», составлял более двух с половиной тысяч рублей.
Разве он не владел недвижимостью?
Еще в юности свою долю имения Гоголь отказал в пользу матери и жил только на литературные гонорары. Известно также, что ему, как выдающемуся русскому писателю, помогал Государь Николай Павлович. Эту помощь Император оказывал ему из своих личных средств. Документальным свидетельством этой помощи служит написанное Гоголем благодарственное письмо Государю, которое он намеревался напечатать в журнале «Современник».
Вообще, отношение Николая I к русским писателям - это тема для отдельной беседы.
Это моя любимая тема. Здесь есть о чем поговорить.
Вернемся к Гоголю, могли бы Вы привести примеры его послушания, подобного монашескому?
Думаю, что это послушание проявилось, в частности, в том, что он по совету своего духовного отца, ржевского протоиерея Матфея Константиновского, сжег отдельные главы второго тома "Мертвых душ", которые тот ему рекомендовал не печатать.
Об этом сохранились свидетельства?
Да, это слова самого отца Матфея, которому нередко ставят в вину, что именно он подтолкнул Гоголя к сожжению рукописей. Священник отрицал, что по его совету Гоголь сжег втоpой том, хотя и говоpил, что несколько набpосков не одобpил и даже пpосил уничтожить. Однако он не видел законченной рукописи второго тома, Гоголь показал ему отдельные главы с набросками. В одной был описан священник, списанный с самого отца Матфея, в другой - губернатор, «каких не бывает». Отец Матфей советовал не публиковать эти главы, говоря, что за них засмеют хуже, чем за "Переписку с друзьями".
Свидетельство отца Матфея крайне важно для нас потому, что это едва ли не единственный человек, который в то время был для Гоголя авторитетом, даже более - судьей его труда, приобретшего для самого автора не столько литературное, сколько духовно-нравственное значение. Трудно предположить, что Гоголь, имея законченный беловик, мог дать ему на суд разрозненные тетради с набросками.
Владимир Алексеевич, мы говорили с Вами о Гоголе, который был уже в возрасте. А что вы скажете о юном Гоголе, вплоть до периода его знакомства с Пушкиным? Отличался ли он перечисленными Вами добродетелями?
О юном Гоголе можно говорить начиная с того времени, когда он учился в Нежинской гимназии. Например, о нем рассказывают, что однажды во время Божественной Литургии, недовольный невнятным пением певчих, он поднялся на клирос и стал подпевать хору, ясно произнося слова молитв. Но священник, услыхавший незнакомый голос, выглянул из алтаря и, увидев постороннего, велел ему удалиться.
На месте священника лично я поступил бы точно так же. Как Вы оцениваете этот поступок? Ведь он выглядит нескромным.
Возможно, но давайте обратим внимание на другое. Выходит, что Гоголь уже в школьные годы знал последование Литургии наизусть. Или как он подавал нищим...
А как он подавал нищим?
По рассказам нежинских соучеников, Гоголь никогда не мог пройти мимо нищего, чтобы не подать ему, и если нечего было дать, то всегда говорил: «Извините». Однажды ему даже случилось остаться в долгу у одной нищенки. На ее слова: «Подайте Христа ради» он ответил: «Сочтите за мной». И в следующий раз, когда та обратилась к нему с той же просьбой, он подал ей вдвойне, добавив при этом: «Тут и долг мой». Подобных примеров особенной христианской ревности Гоголя существует множество.
Велика ли разница между молодым и зрелым Гоголем?
Сам Гоголь всегда подчеркивал цельность и неизменность своего духовного и творческого пути. Он говорил, что с 12-летнего возраста шел одной дорогой, не колеблясь в мнениях главных. Но Гоголь постоянно шел вперед (в «Выбранных местах из переписки с друзьями» есть глава, которая так и называется: «Христианин идет вперед»). Примечательно, что замысел его последней книги «Размышления о Божественной Литургии», оставшейся незаконченной и увидевшей свет после смерти автора, возник очень рано. Есть свидетельства о том, что он начал работу над «Размышлениями» еще в то время, когда писал "Вечера на хуторе близ Диканьки".
Кстати сказать, Оптинский старец Варсонофий истоки религиозности последних лет жизни Гоголя усматривал в его раннем творчестве и ссылался при этом на эссе «Жизнь» («Бедному сыну пустыни снился сон...»), которое посвящено важнейшему событию мировой истории - Рождеству Христову. Это замечательное и, к сожалению, мало знакомое широкому читателю произведение Гоголя было впервые напечатано в «Арабесках» в 1835 году, а самим автором датировано 1831 годом. Между прочим, это год выхода первой книжки «Вечеров...».
Кстати о "Вечерах...", как вы думаете, насколько вся эта стихия народной мистики может считаться православной? Например, в случае с Вием Хома Брут чертит какой-то круг вместо того, чтобы просто перекреститься и всех этих чертей разогнать...
Действие этой повести разворачивается в заброшенном униатском храме, то есть это уже не место для молитвы православных христиан. На это есть прямые указания в тексте. Почему финал столь печален для Хомы? На это у рассказчика тоже есть ответ. В самом герое был тот духовный изъян, который открыл доступ бесовской силе и дал ей возможность так дерзко хозяйничать в его душе. Вспомним, например, признание Хомы, что он «ходил к булочнице против самого страстного четверга». Человеческие страсти и пороки - вот причина разгула и временной победы темных сил. Об этом тонко, но твердо и ясно говорят нам произведения молодого Гоголя.
Тем не менее, вся эта народная мифология во всей ее красе...
Но все равно ранние вещи Гоголя духовно назидательны. Вспомним "Ночь перед Рождеством", эпизод, когда Вакула бежит топиться от несчастной любви. А кто у него в мешке? Кто у него за спиной? Бес. Вот кто его в прорубь-то толкает. Полет же Вакулы на бесе, можно сказать, прямо заимствован из жития святого Иоанна Новгородского, который получил от Бога власть над мучившим его бесом, и такую власть, что верхом на нем отправился в паломничество к Гробу Господню. При всей яркости и художественном богатстве первых произведений Гоголя в них присутствует твердый и ясный взгляд на силы зла - взгляд православного христианина. Они у Гоголя неизбежно оказываются попранными и побежденными Божественной силой, подобно тому, как попраны и побеждены бывают бесы на православной иконе, какими бы страшными они там ни были изображены.
Как Вы относитесь к широко разошедшемуся и даже уже устоявшемуся термину "православный писатель"? Что это такое? Как это?
Более того, сейчас появилось уже и православное или, как иногда еще говорят, религиозное литературоведение. Скажу прямо - я против таких определений. Наука (а литературоведение - это наука, что бы ни говорили скептики) по определению не может быть религиозной, как не может быть атеистической. Критерии научности применимы к любому литературоведу, верующему или неверующему. Можно изучать древнерусскую литературу, по преимуществу церковную, и быть человеком неверующим. Физик или математик могут быть людьми религиозными, но не может быть физики или математики религиозной. Может быть православный литературовед, но нет православного литературоведения.
Наука - да. А художественная литература?
Между художественностью и духовностью нет непримиримых противоречий. Например, святитель Игнатий (Брянчанинов), наш знаменитый писатель-аскет, был вполне художник и вполне монах. Вспомним его аскетические стихотворения в прозе "Сад во время зимы", "Кладбище", "Житейское море", другие вещи... В его творчестве церковное и светское, духовное и художественное слились в нерасторжимом единстве. Известно, как внимательно святитель Игнатий работал над своими творениями, как тщательно их обрабатывал. Он сам говорил, что в этом старается брать пример с Пушкина. Все-таки я думаю, что художественность, как и наука, находится вне религии. Художественный талант не делает человека христианином сам по себе, и христианская вера не делает человека художником, над тем и другим человек в своем сердце работает отдельно.
Вместе с тем святые отцы с большой осторожностью относились к художественному творчеству. В нем есть очень много соблазнительного. В состоянии вдохновения могут быть написаны очень лукавые, даже страшные вещи. Здесь опять хочется вспомнить Гоголя, который был одним из немногих писателей, кто это понимал. В ранней редакции повести «Портрет» (1835 года) есть такой эпизод: монах-художник, ушедший в монастырь, делится своим религиозным опытом с сыном, тоже художником: «Дивись, мой сын, ужасному могуществу беса. Он во все силится проникнуть: в наши мысли, наши чувства, и даже в самое вдохновение художника». И эта борьба между духовными устремлениями и писательским талантом, который есть дар Божий, составляла сердцевину внутреннего конфликта Гоголя. А позже - Достоевского, Толстого. Так или иначе, каждый большой художник сталкивается с этой проблемой.
И все-таки, давайте еще раз уточним Ваше мнение об этом термине - "православный писатель".
Я могу сказать только «православный человек», сказать «православный писатель» язык не поворачивается. Тогда должен быть и протестантский писатель или мусульманский... Другое дело, что православное мировоззрение писателя не может не отразиться в его творчестве. «Человек - это его вера», - говорил Иван Киреевский. Вообще в этой терминологии нет никакого порядка. Теоретики литературы должны здесь разобраться. Духовный писатель, церковный писатель - что это такое? В 1992 году мы с Игорем Алексеевичем Виноградовым, моим учеником и соавтором, издали том «Духовной прозы» Гоголя. Нужно было дать коммерческое название книге, ну и назвали "Духовная проза". Прижилось. Все начали повторять... А что такое духовная проза никто не знает. Чем она от светской прозы отличается?
А действительно, чем?
В своей докторской диссертации я пытался размышлять об этом. Духовная, церковная литература по форме имеет ряд отличий от литературы светской, хотя между этими видами словесности имеются некоторые общие приемы, в том числе и художественные. Но духовное творчество имеет строго определенную цель, направленную к объяснению смысла жизни по христианскому вероучению. Такое творчество основывается на Священном Писании и имеет определенные признаки. Писатель, взявшийся решать вопросы сокровенной жизни «внутреннего человека», сам должен быть православным христианином; он должен иметь благословение на свои труды от архиерея или священника. Он обязан также основательно знать предшествующую традицию церковной литературы, а она корнями уходит в Святое Евангелие. Наконец, для церковного писателя необходима живая вера в Промысл Божий, в то, что во Вселенной все совершается по непостижимому замыслу ее Создателя. В своем зрелом творчестве Гоголь приблизился именно к такому пониманию целей литературы.
Между прочим, в русской словесности (это слово точнее и органичнее для церковной традиции, чем слово «литература») до революции не было разделения на светскую и духовную. Был единый литературный процесс. Вспомним стихотворную переписку Пушкина со святителем Филаретом, митрополитом Московским, или тот факт, что «Ветка Палестины» Лермонтова написана на квартире Андрея Николаевича Муравьева, автора «Путешествия в Иерусалим». Качественный (и количественный) перевес был на стороне духовной словесности. Подлинно народными писателями были не Пушкин и Гоголь, а святитель Тихон Задонский и святитель Димитрий Ростовский, жития святых которого читала вся грамотная Россия. Тот же Андрей Николаевич Муравьев, известный русский духовный писатель, при жизни издал более 50 книг. Значит, были у него читатели. Нам навязывают разделение: Церковная история и светская (гражданская) история. На самом деле это единый поток. Русская история неотделима от Церковной истории, это часть Священной истории, продолжение Библейской истории. То же самое можно сказать и о русской словесности. Она едина, и не знающий духовной, церковной литературы не может по-настоящему понимать и русскую классику. Всегда удивляет, когда литературовед, пишущей о классической русской литературе не владеет живым религиозным знанием.
Обратимся теперь к дню сегодняшнему. Возьмем книгу архимандрита Тихона (Шевкунова) «"Несвятые святые" и другие рассказы». В чем феномен этой книги? Ее можно одновременно считать и светской и духовной, потому что это книга о наших современниках. и в то же время в ней преобладает церковный, духовный взгляд на жизнь. Эта книга и духовная, и художественная. Она восстанавливает утраченное единство, показывая, что на самом деле нет непреодолимой границы между церковным и светским писателем. Эту книгу с полным правом можно назвать энциклопедией церковной жизни нашего времени. Живая традиция русского православного духа встает перед нами.
Возвращаясь к Гоголю, скажу напоследок, что и в жизни, и в творчестве, он шел самым трудным, самым сложным путем - путем православной аскетики, очищения, восстановления в себе образа Божия, воцерковления своих писаний. И он остался одиноким подвижником в литературе, почти никем не понятым. Весьма знаменательно в этой связи, что признание Гоголя как великого духовного писателя России пришло только в наши дни и что издание Полного собрания сочинений и писем Гоголя, приуроченное к 200-летию со дня его рождения, вышло сразу с двумя грифами: «По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла» и «По благословению Блаженнейшего митрополита Киевского и всея Украины Владимира». Как сказал игумен Евфимий (Моисеев), заместитель Председателя Издательского Совета Русской Православной Церкви, «эти грифы означают не что иное, как общецерковное признание значения творчества Гоголя и его вклада в русскую литературу именно как христианского писателя».
Беседовал Алексей Сагань
http://www.izdatsovet.ru/pcroc/detail.php?ID=44161
