Что такое модернизация? Это - приведение объекта модернизации в соответствии с духом (требованиями) времени. Каков же ныне дух времени? Очевидно, он сформирован постмодернизмом. В этих условиях модернизация грозит обернуться «постмодернизацией». Господин Нарышкин в своей речи сослался на Дмитрия Сергеевича Лихачева, предостерегавшего от остановки в культурной жизни, «неизбежно ведущей страну к упадку и переходу ее в разряд третьестепенных цивилизаций». Однако при «постмодернизация» вместо «остановки культуры» мы получим индустрию симулякров. Иного результата, кроме как поощрения процессов, имитирующих культурную динамику, ожидать не приходится.
Понимает ли это Председатель Государственной Думы? Во всяком случае, он четко осознает, какими должны быть проявления дискурса модернизации в приложении к культуре. Например, призывая к модернизации учебных заведений в сфере культуры, господин Нарышкин предлагает поощрять выбор новых форм искусства. Классическое, традиционное искусство из тренда модернизации явно выпадает.
Однако, что в культуре можно по-настоящему модернизировать?Создание смыслов? Их восприятие? Все это слишком далеко от технологии. Модернизация предполагает определенную управляемость: достижение результата должно достигаться целенаправленно. Иначе процесс оказывается нетехнологичным, а стало быть, несоответствующим духу времени. Технологию можно построить не внутри культуры, а вокруг нее. Эта околокультурное переустройство и станет сутью «программы по модернизации», если посыл Нарышкина получит дальнейшее развитие.
Прежде всего, естественно, будет затронута экономическая составляющая. Культура должна приносить деньги - и в государственный бюджет в том числе (сегодня же - это чисто расходная статья). Для этого к культуре планируется привязать туризм и средства информации. Председатель Госдумы мечтает о результате: «Во многих зарубежных странах они дают значимую долю ВВП, работают на серьезный рост экономики. Это, считаю, один из магистральных путей к подъему и нашей культуры». Как должна работать эта связка, понятно: культура будет сведена к культурным объектам, на которые станут возить туристов, а тем, кто не сможет приехать лично, - организовывать виртуальные ознакомления. Подобный подход позволяет абстрагироваться от содержания и полностью переключиться на форму и количество культурных объектов. На местах это уже реализовывается: в Кемерово культурный процесс закручивается вокруг ненайденного снежного человека, в Пермской области в число туристических объектов попало «место посадки НЛО», в Екатеринбургской области создали «Духовный центр Урала». За этим громким именем скрывается эксплуатация мощей святого праведного Симеона Верхотурского местной туристической индустрией. Поощряется «духовный туризм», подменяющий подлинное паломничество. Таким образом, культурная модернизация, с одной стороны, способствует «облегчению» элементов традиционной культуры (утрате глубины, переходу от личностного погружения к массовым коммуникациям), а с другой стороны, наполняет культурное поле ложными, пустыми и малоценными элементами. Культуры становится «больше», но качество ее явно теряется.
Еще одно направление модернизации определяется как «меценатство». Слово это приходится брать в кавычки, поскольку те меценаты, о которых говорит господин Нарышкин, скорее, не ценители искусства, а расчетливые дельцы или опытные пиарщики. Современные спонсоры культуры в большей своей части - не меценаты, а инвесторы. Они хотят получить какие-то бонусы от своих вложений. Это понятно всем, и самому Нарышкину, конечно же, тоже, поскольку о меценатстве он говорит, применяясь к «эффективной поддержке всех тех, кто готов участвовать в создании новой экономической базы современной культуры». Для участников процесса должно быть предусмотрено вознаграждение.
Модернизация никак не ложится на те законы, которые действуют в настоящее время. Актуальные «Основы законодательства Российской Федерации о культуре» приняты еще в 1992 году, и во многом сохраняют отношение к культуре советской эпохи (культура в них считается атрибутом народа со всеми вытекающими последствиями). На рассмотрение Государственной Думы еще осенью прошлого года был внесен принципиально новый закон «О культуре», провоцирующий сегментацию и полную либерализацию культурного пространства. Нарышкин назвал этот закон «наработанным», но признал, что он «вызывает вопросы» у общества. Вероятно, текст закона еще будет обсуждаться, но парадигма модернизации требует воспринимать культуру как технологическую форму, безотносительно к ее содержанию. Именно этим обеспечивается технологичность культурного процесса. А, следовательно, основные те моменты в новом законе, которые нам кажутся особенно опасными, будут стараться сохранить.
К сожалению, приходится признать, что смена первого лица в государстве не привела к изменению дискурса. Модернизация по-прежнему оказывается удобным шаблоном, с помощью которого продолжается реформирование цивилизационной матрицы нашей страны. В нашем понимании это реформирование граничит с разрушением.
