В роду протоиерея Сергия Правдолюбова одиннадцать святых. Все они прославлены в сонме новомучеников и исповедников Российских. Прадед отца Сергия, священномученик Анатолий Правдолюбов, был расстрелян в 1937 году. Дед, священноисповедник Сергий Правдолюбов, испытан лагерем особого назначения на Соловках. Братья деда - священномученик Николай и мученик Владимир Правдолюбовы - тоже расстреляны, как и дед по матери, священномученик Михаил Дмитрев (1937). И если Русская Церковь сильна молитвами своих святых, то отец Сергий ощущает это самым непосредственным образом. Слушая отца Сергия, понимаешь: родство со святыми учит не чувству собственной необыкновенности, нет, напротив: смирению, сознанию собственного недостоинства... и еще - радости. Радости от того, что и ты, недостойный, принадлежишь к Церкви, породившей стольких святых. И это, может быть, главный урок, извлекаемый из встречи с протоиереем Сергием Правдолюбовым.
Протоиерей Сергий Правдолюбов родился в 1950 году в городе Спасске Рязанской области в семье священника Анатолия Правдолюбова. После школы учился в Гнесинском музыкально-педагогическом училище, служил в армии. Затем поступил в 3 класс Духовной семинарии. В 1974-1978 годах учился в Московской Духовной Академии, защитил кандидатскую диссертацию по библеистике, служил иподиаконом у Патриарха Пимена. С 1978 по 1989 год служил диаконом и протодиаконом в Никольском храме в Хамовниках. В 1989 году защитил магистерскую диссертацию по византийской гимнографии, получил степень магистра богословия. 13 августа 1989 года рукоположен во иерея, служил в Никольской Церкви села Ржавки в Зеленограде. С ноября 1990 года - настоятель храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве. Профессор Московской Духовной Академии и Свято-Тихоновского Богословского университета. Член Синодальной богослужебной комиссии, член Союза писателей России. |
-
Отец Сергий, Вы выросли в семье священника, более того, в
священническом роду - означает ли это, что Вас и Ваших братьев с детства
готовили к принятию священного сана?
- Отец очень хотел, чтобы мы были священниками. И молился об этом перед Престолом на каждой Литургии. В самый ответственный ее момент, когда совершал поклон перед только освященными Святыми Дарами, он шептал: «Прошу, чтоб мои дети были священниками». По молитвам отца это и получилось - все мы, четверо братьев, стали священниками. Двое младших уже митрофорные протоиереи: Феодор и Серафим.
Отец очень мудро поступал: он не навязывал нам ничего, не требовал от нас знания Закона Божиего, Библии - чтоб не отбить нам охоту к этой теме. Но зато в нашем детстве было главное, то, без чего жить нельзя: участие в богослужении. Мы ходили в школу, конечно, и в обычную, и в музыкальную, и у нас не так много времени оставалось на храм, но мы бывали в храме каждую субботу, каждое воскресенье, а когда начинался пост, начиналась первая седмица поста, а потом и Страстная седмица и Пасхальная - мы были только в храме. И была полнота жизни такая, что переживаемые богослужения действовали лучше всяких воспитательных средств. У отца был настоящий литургический талант, он воспринял это от своих предков и от тех святых людей, которых он видел на Соловках, которые и там служили Литургию. Таких литургических дарований, какое было у моего отца, я мало встречал в жизни, очень мало. И его богослужение в храме - это было лучшее воспитание.
 Правдолюбовы в 1924 году. Первый слева в ряду сидящих - священноисповедник Сергий Правдолюбов, дед нашего собеседника. В центре - священномученик Анатолий Правдолюбов, прадед. Первый справа в ряду сидящих - сын священномученика Анатолия Правдолюбова, брат священноисповедника Сергия священномученик Николай Правдолюбов
|
- А мама? Что она Вам дала?
- Молились вечером и утром мы, конечно, с мамой. Моя мама - дочь священномученика Михаила Дмитрева, служившего в Селищах Касимовского района Рязанской области и расстрелянного в 37-м году в Рязани. Она была очень живая, горячая душой и очень любила мучеников; когда рассказывала, как арестовывали ее отца, - неудержимо плакала. Эти слезы - они на меня воздействовали больше всего. И я с детства полюбил мучеников за их героические страдания, за смерть, за свидетельство о Боге. И поэтому всю жизнь остаюсь именно вот таким, «мучениколюбцем», мама заронила это в меня.
Отца Михаила, деда своего, я всегда ощущал органично. Я понимал и чувствовал его как личность. Остался его дом в Селищах, мы туда ходили из Касимова иногда в гости пешком - семь километров. Видели всю эту обстановку, дом, храм, в котором он служил. У нас не было преград, которые мешали бы понять этого человека как личность.
Другое дело - дед по отцовской линии, священноисповедник Сергий Правдолюбов. Я его почти не застал, я родился 1 ноября, а 18 декабря дедушка Сергий умер. Он успел послать телеграмму: «Благодарю Вас за Сергея!» Я в честь него и назван.
Я всю жизнь стараюсь его понять - кто он такой, как он молился, как он служил, и это для меня очень долгий и тяжелый труд - понять деда. По словам моего отца, дед был таким мощным стержнем, столпом, который держал своей молитвой и своей силой всех окружающих людей, и в лагере на Соловках, и потом, в обычной жизни. Он не был жестким и волевым человеком по природе, но он видел, как люди колеблются, как им трудно, страшно - и потому так строго держал себя всегда и был той самой опорой, на которой все утверждались духом, молитвой. Я читал его и творения, и некоторые проповеди, и следственное дело его прочитал, а оно очень хорошо помогает понять, кто такой отец Сергий. Но все равно преграда есть между нами, я чувствую эту преграду - потому что он высокого уровня человек.
- Ваш отец протоиерей Анатолий Правдолюбов был в заключении в Соловецком лагере особого назначения вместе со своим отцом (Вашим дедом) и дядей с 1935 по 1937 год, и затем в Медвежьегорсклаге с 1938 по 1940 год. Он рассказывал о людях, с которыми вместе был на Соловках? Чем стали для него годы заключения? Вы чувствовали это, когда росли рядом с ним?
- К собственному страданию отец относился очень спокойно. Молча, терпеливо нес крест, который Бог ему дал. Мучениками считал других. Рассказывал о женщине из нашего Касимова, она была старостой в Казанском монастыре, Вера Николаевна Самсонова, она умерла там, на Соловках за две недели до освобождения: «Вот она сподоблена, она - мученица». Она прославлена в сонме новомучеников теперь. Но по отношению к нам, детям, как мне кажется сейчас, он немного скорбел, потому что видел, что мы недопонимаем всю силу и всю тяжесть того подвига, который понесли эти люди. Отец говорил нам с тоской: «А вы помните, как было в Древней Церкви? Стать мучеником, умереть за веру - это было счастье, такого человека все почитали. А если человек остался жив после мучений - это был такой авторитет, его все спрашивали, как поступать в жизни, что делать, и эти исповедники даже злоупотребляли иногда своим авторитетом и превышали свою власть исповедничества». Когда святой - близкий тебе человек, ты можешь просто в упор не видеть, что он святой. Племянница отца Михаила Дмитрева как-то сказала: «Как? Дядя Миша святой? Да что вы мне говорите? Он - дядя Миша!» Это так удивительно и это так замечательно.
 Икона «Собор семи мучеников Маккавеевских ХХ века». Происходящих из села Маккавеева Рязанской области новомучеников - семь, как и ветхозаветных мучеников Маккавейских. Первый ряд слева направо: священномученик Александр Туберовский, профессор МДА, магистр богословия; над ним священноисповедник Александр Орлов, соловецкий узник, духовник святой блаженной Матроны Анемнясевской. Второй слева в нижнем ряду - священномученик Михаил Дмитрев. Над ним - мученик Владимир Правдолюбов. Далее в нижнем ряду - священномученик Анатолий Правдолюбов и священноисповедник Сергий Правдолюбов. Над последним - его брат, священномученик Николай Правдолюбов
|
- Оба Ваших деда - святые... Должно же у Вас быть какое-то особое чувство - что Вы их внук.
- До прославления отца Михаила у меня было такое нехорошее чувство: вот, я его внук, и это как бы авторитетно для меня. А когда совершилось прославление, я поехал в храм, в котором отец Михаил служил, мы с моими братьями совершили Божественную литургию, и я, обратившись к народу, объявил: священномученик Михаил, настоятель вашего храма, к которому ходили ваши отцы и деды, прославлен во святых, и теперь это ваш святой, который знает всех вас и всех, которые были тогда еще маленькими детьми, за всех вас молится. И люди это так восприняли! И получился, знаете, какой интересный духовный эффект: они все ему дети, потому что духовные дети ближе, чем родные внуки. Я почувствовал сразу собственное отдаление. Он - святой, они его духовные дети или дети детей, а внук - это дальний родственник, то есть нечем хвалиться! Какой-то внук!
Я помню одного молодого человека в Рязани, он после прославления своего деда встал на колени посреди храма и спрашивает: «Как мне теперь жить, как мне теперь жить? Он же святой! Как мне теперь жить?». Я ему говорю: «Как хочешь, так и живи. Только чтобы не было потом стыдно перед дедом».
Если мой дед святой - что это дает лично мне, какие преимущества? Если я грешу, если я в Бога не верю или мало верю, если мало молюсь, что он может сделать? Он может обо мне походатайствовать, но не больше! Здесь нет прямой связи: если он - святой, то мы все спаслись. Далеко не так!
- Батюшка, кто стал для Вас ориентиром в выборе пути, в священническом служении?
- Отец! В первую очередь, конечно, отец. А потом - отец Иоанн Крестьянкин. Милостью Божией он был назначен в город Касимов настоятелем, это случилось в 1966 году, когда мне было шестнадцать лет. И он целый год служил, и мы были вокруг него! И вся жизнь наша прошла вокруг него! По всем жизненным вопросам вся наша семья ездила за благословением к отцу Иоанну. И это такая милость Божия, которую вообще трудно себе представить! Мой отец его чтил с таким благоговением, как к святителю Николаю относился к отцу Иоанну. Папа лучше нас понимал, кто такой отец Иоанн Крестьянкин, потому что прошел через лагерь, как и отец Иоанн. Они ведь были почти ровесники. Это отношение моего отца к отцу Иоанну очень большую давало силу, очень большую духовную поддержку и, конечно, ориентир.
Но что касается выбора... Я практически не выбирал. Куда меня влекло, туда я и шел. Если бы меня завлекло в какое-то другое дело, а не в священство, я бы туда пошел и даже отца бы не послушал. Я искал то место, где я могу получить наиболее полное приближение к Богу и реализацию всех своих возможных сил. Я узнавал, где самая суть. Где я найду суть, тем я и буду заниматься. Нашел бы в музыке, стал бы музыкантом. Но я не нашел в музыке, я нашел потолок в музыке, четкий, ощутимый потолок. В поэзии то же самое, и в философии то же самое, еще до семинарии я много прочитал философских трудов и никакого ответа и удовлетворения не находил. И только в священстве, только в богослужении, только в молитве, опытным путем нашел ответ.
- Но музыке Вы все-таки отдали должное...
- Это шло от отца. Его дарование и любовь к музыке не реализовались, он поступал в музыкальное училище в Москве, но как сын священника не был принят, а вскоре после этого его забрали в лагерь на Соловки. Но он любил слушать музыку часами, мог играть на фисгармонии, на пианино, на виолончели, без устали импровизировать. Он много сил положил на гармонизацию знаменного распева, который он считал приемлемым для современного богослужения, но не в классическом, монотонном и унисонном пении, а в более привычной гармонизации. И этот труд он всю жизнь совершал, у него несколько томов нот хранилось. Мы все занимались музыкой. У нас образовался семейный струнный квартет, по четвергам мы обязаны были собираться и играть. Мы играем на горке, катаемся на санках, на лыжах, мама выходит: «Ребята, вам квартет пора уже играть! Отец ждет!» Так не хотелось! Но зато какое мы удовольствие получали от этого музицирования! Мы же пели в Церкви на клиросе, и в музыкальной школе учились, и дома играли квартет. Лучшее музыкальное воспитание трудно себе представить. В доме очень много было пластинок, музыку классическую слушали с большим удовольствием. Кстати, во время постов нам запрещалось слушать музыку. Поэтому, мы первым делом, только разговевшись, сразу с братьями бежали к своим пластинкам. Очень Шаляпина любили, и из «Бориса Годунова» сцены очень мощные, и симфонии.
- Вы были иподиаконом у Патриарха Пимена, потом, долгое время, диаконом на приходе в Хамовниках... А почему Вас так долго не рукополагали во иереи?
- Мне никто не объяснял, почему. Это было так тоскливо, мучительно, очень мучительно... Я дважды хотел уехать из Москвы, куда-нибудь подальше, и там рукоположиться в священники, но отец Иоанн запретил мне уезжать: «Терпи». Ларчик открывался крайне просто: все мои ближайшие родственники были государственные преступники, это такой букет, с которым в Москве не рукополагали. Проверялась вся родословная. Понимаете, какая ужасающая вещь: я все эти годы не был рукоположен не по какому-то другому поводу, а из-за мучеников...
- Но так замечательно, что Вы - доцент МДА, магистр богословия, профессор и завкафедрой ПСТГУ - стали настоятелем храма в ТроицеГоленищево, который был древней Патриаршей резиденцией, где подвизался святитель Киприан, и что Вы тоже человек науки...
- То, что меня поставили настоятелем в Троице-Голенищево - это тоже чудо, одно из многих в моей жизни. Вы правильно сказали, у меня всегда была такая жажда учиться, невероятная жажда, я мог три ночи не спать - книги читать, не отрываясь. Когда человека невозможно остановить, это есть то, что ему надо. Меня нельзя было остановить, я очень хотел учиться. То, что я так долго был диаконом, сослужило добрую службу. Диакон свободнее, чем священник, у него больше свободного времени. Он после службы может бежать к рукописям, в Румянцевскую библиотеку, в Центральный Государственный Архив древних актов. И этого научного пыла на десять лет у меня хватило, чтобы написать вторую диссертацию и ее защитить. Выбрать между богослужением и научной деятельностью я не мог. Стоило мне позаниматься восемь часов подряд, у меня начинался протест. Чтобы я как книжный червь сидел столько с книгами и больше ничем не занимался? Не хочу, никогда больше не пойду в эту библиотеку! А потом снова надо, снова туда бегу. Заниматься только одной наукой - это не жизнь, это ужасно. Только служить?.. Нет - хочется чего-то еще, и наука требует своего. Брат моего деда Владимир[1], мученик, он же Киевскую Духовную Академию закончил, и дедушка Сергий тоже. У Владимира был замечательный писательский дар, он издавал книги, писал и научные работы, преподавал, значит, и у меня какие-то гены есть. Когда занимаешься многим, получаешь удовлетворение. Надо быть просто Богу благодарным за то, что, во-первых, я хотел получить академическое образование - получил, хотел защитить диссертацию - защитил, хотел преподавать - напреподавался, преподавал много лет и в Академии, и в институте, преподавал литургику, византийскую гимнографию, русское литургическое творчество, святоотеческие чтения, практическое руководство для пастырей, каноническое право... У меня были такие открытия научные, что я прямо подпрыгивал в метро от радости: «Ой, как хорошо, что преподобный Андрей Критский сам писал ирмосы, а не кто-то другой после него, как некоторые ученые думали!» Люди пугались - человек больной. А это просто открытие.
|
- В своих проповедях, статьях, трудах Вы очень большое внимание уделяете духовной жизни, подлинной молитве, «горячему, неравнодушному к Богу сердцу». Как сердце в себе возгревать?
- Это такой процесс, он или есть, или его нет. А как его возгревать? Один священномученик с Соловков написал своим детям прекрасные слова: «Дети мои! Прошу вас! Ходите перед Богом!». Это из Библии - Енох был праведным и ходил перед Богом. Бог его взял на небо живым. Больше, после этого уже ничего не скажешь. Все этим словом сказано, так писал священномученик. Ходить перед Богом, в присутствии Бога, не забывать Его, молиться Ему, иметь с Ним общение, скорбеть о своих грехах - жить перед Богом! А что еще другое? По-другому не может быть. Или я обманываю людей, или я хочу для себя личного комфорта, удобства и прочего в этой жизни - и для меня это важнее всего, или надо поступать, как ты говоришь! Ты читаешь Евангелие - ты должен это выполнять, по-другому никак. Это традиция всех русских людей, всех без исключения, одних больше, других меньше.
Я хочу сказать, что человек должен додумать все до конца, додумать! У меня были хорошие преподаватели в духовной Академии и семинарии, которые мне очень много дали, и книги, которые мне удалось прочесть, они учили додумывать до конца, буквально насквозь пробивать до логического завершения, и на этом не останавливаться! По-другому быть не может. Или ты тогда будешь обманщик, или ты будешь лентяй, или, вообще, зачем ты живешь?
Я не вижу здесь какой-то трудности. Это обычно. Я очень боялся отвратить от Церкви своих детей, насильно заставляя их делать часто совершенно непомерные вещи.
-
В своих выступлениях и публикациях Вы поднимаете очень серьезные
вопросы церковной жизни. Насколько трудно в наше время отстаивать
истину?
- Во все времена истину было отстаивать трудно. Уверяю вас, в любые времена! Возьмите любую эпоху, любого святого, любого человека. Отец Сергий, дед мой, был великолепным оратором, который мог такие диспуты устраивать и так убеждать людей в православной вере, беседуя с безбожниками! Это у него получалось совершенно блестяще! И у отца Анатолия[2] тоже был прекрасный проповеднический дар. У меня намного скромнее, и ничего не сделаешь. Однако Бог даровал мне, совсем не по моему желанию, защищать православную веру! Это не я сам захотел! Это настолько важно и необходимо для Церкви сейчас! Я полюбил наш Никео-Цареградский Символ веры, я понял ценность каждого слова, до слез! Когда веры у людей не хватает, тогда они и начинают веру искажать - какой это ужас! Спасительный якорь для нас - Символ веры! Это такое оружие, поразительное! Бог даровал мне поучаствовать в маленькой степени (кто я такой! я ничтожно малый человек), но, тем не менее, в защите Православия - это святое, это настолько высоко! Настолько, что никто не может пожелать выше того, чтобы защитить Господа Иисуса Христа и Пресвятую Богородицу в правильном почитании. Ты ощущаешь, что ты не зря жил - это надо было! Дедушка мой диспутировал с неверующими, отец выступал против бывшего профессора Ленинградской Духовной Академии Александра Осипова, который отрекся от Христа. А я, грешный, вошел в их труд, я тоже продолжил дело защиты Православия не по своей инициативе, а по благословению священноначалия. Господи, слава Тебе! Чего же можно большего желать!
- У Вас два сына, близнецы: Вы молились за них, чтобы они стали священниками?
- А как же! Без конца, неотрывно! Сейчас воспитать детей очень трудно, а без молитвы - просто невозможно. Владимир уже диакон, Анатолий старше его на 10 минут, он тоже должен рукоположиться.
- Расскажите, как проходило обретение мощей, прославление Ваших родных?
- Любовь к мученикам, она меня подвигнула проявить колоссальную энергию! Преодолеть все препятствия! И в общей сложности я прочел шесть или семь томов следственных дел, связанных непосредственно с моими родными: отцом[3], дедом[4], братом деда[5] и прадедом[6], дедом по маминой линии. Несмотря на препоны, я сумел сохранить те места следственных дел, которые имеют отношение к «активным церковникам», как называли этих людей в те годы. Что может быть лучше для прославления - активный церковник! Мне удалось милостью Божией всех людей, включенных в эти дела, всех, каких было возможно, представить к прославлению. Всего 32 человека. Моих родственников было всего 11 человек, а всех рязанских святых - 32. То есть я выкопал из каждого дела все возможное для прославления.
И еще хочу сказать о своем большом впечатлении. Я люблю дедов, почитаю их, да, они - мои родные - пострадали. Но когда я стал читать про простых людей!.. Это было в Погосте Рязанской области около Касимова. Простая женщина, крестьянка, может быть, даже колхозница. Ее арестовали только за то, что, когда забирали священников, она сказала: «А батюшки ни в чем не виноваты, зачем вы их арестовываете?» Ее сразу взяли и с батюшками вместе в «воронок» - раз! Вы понимаете, эта женщина, посидев день-два, могла бы сказать: «Я неосторожно сказала, я не такая верующая, я отказываюсь от этого, я в Бога не верю, крест снимаю, отпустите меня, я - советский человек, колхозница». И ее бы отпустили. Но она пошла до смерти, до конца. Ее расстреляли вместе с батюшками, она сейчас прославленная святая: Фекла Макушева. Стойкость, вера, мужество этих простых крестьян восхищают больше, чем традиционная священническая. Священники, они просто обязаны быть стойкими и верными Христу даже до смерти.
Пришли арестовывать плотника в Клетинскую верфь, где строят баржи. Средь бела дня - арестовывать мужика, который был мощным, сильным, владел топором. Звали его Петр Гришин. Как себя повел этот человек, по свидетельству очевидцев, я это сравниваю только с апостолами! Ему сказали: «Тебя вызывают». Он взял спокойно топор - стук! - в бревно его вонзил, как делают плотники, когда уходят на перекур, и пошел спокойно. «Оставил сети, оставил лодку, оставил отца»... и семейных своих (ср.: Мф. 4, 22; Мк. 1, 18, 20; Лк. 5, 11) - его позвал Господь! На страдание он пошел. Вот! Некоторые батюшки так не могут, а он смог! Простой плотник! Вот это меня восхищает!
Устюхина Александра, святая мученица, староста церковная. Громаднейший собор в Гусь-Железном находится. Приехала комиссия закрывать храм, вызывают ее - старосту: давайте ключи. Она: «Ни за что!» И - выпрыгнула в окно и убежала в лес! Они постояли-постояли и уехали. Потом приехали и арестовали ее на три месяца за самоуправство, потому что она ключи так и не отдала. Три месяца в городской тюрьме просидела. Потом ее обратно вернули, а в 37-м году взяли и расстреляли. Надо икону написать - эта староста Александра Устюхина должна изображаться в одеянии мученическом, в одной руке крест, а в другой большие ключи от храма, а за ней соборище огромный!
- Вы ведь составляете службы, тропари новомученикам...
- Я являюсь членом Синодальной богослужебной комиссии. Недавно издана Минея общая, в которой службы всем чинам новомучеников, мы этим занимались почти пять лет, эта книга - результат наших трудов. Всем новомученикам уже написаны общие службы - у них другая специфика, чем у древних мучеников. После моего преподавания мне предложили участвовать в этой комиссии, и отец Иоанн Крестьянкин еще был жив, и он благословил! Это последнее благословение перед его смертью, поэтому я им очень дорожу.
- Как Вы смогли составить житие блаженной Матроны Анемнясевской? О ней ведь почти никто ничего не знал.
- Я его не составлял. Житие Матроны Анемнясевской составил брат моего деда, Владимир Анатольевич, он за это и был арестован. Написанное им житие Матроны было положено во второй том его уголовного дела как вещественное доказательство. И мне его отдали, я не просил. Как будто бы из рук самой Матроны! И, конечно, я был должен довести этот труд до конца. Я перепечатал житие на компьютере. Вместе с художником, он в Храме Христа Спасителя трудился, выбрали иконографию и написали образ. Составили службу, акафист написала наша прихожанка, и общими усилиями в 1999 году в городе Касимове произошло прославление местной святой[7]. Она умерла в Москве, будучи заключенной Бутырской тюрьмы, в больнице, там был дом хроников. Есть твердое предание, что кто-то ее выпросил или выкупил за деньги, и чуть ли не на Даниловском кладбище ее похоронили. Там же, где и Матрона Московская была похоронена. Искать захоронение, чтоб обрести мощи?.. Я не раз присутствовал при обретении мощей. Вы знаете, когда человек лежит в земле, это настолько правильно, от Бога! «Земля, и в землю отыдеши». А когда тебя вынимают, это уже сфера действия людей. В земле гораздо спокойней лежать.
- Но мощи Вашего деда, священноисповедника Сергия Правдолюбова, все же обретены - как это произошло?
- После прославления отца Сергия мы обратились с письмом к Святейшему Патриарху Алексию II, предварительно взяв благословение у митрополита Воронежского и Липецкого Мефодия - в его епархию входил тогда город Лебедянь, где дед был похоронен, и у митрополита Рязанского Симона. Патриарх, видя, что два митрополита благословили, дал благословение нам поднимать мощи. Составили комиссию, назначили день, археолога церковного взяли, пригласили Сергея Алексеевича Беляева, который поднимал мощи многих святых, в том числе и Патриарха Тихона. Помолились, благословились и начали трудиться. Это была тяжелая, физически мощная работа, трудились молодые люди, мои сыновья Анатолий и Владимир, тогда еще студенты, мой племянник, отца Феодора сын, Леша, отец Михаил, муж моей дочки Анны, и еще было много студентов, и люди в возрасте, и батюшки были, молились, читали Евангелие целый день. Потом обрели, зажгли свечи, смотрим: внизу лежит воин, мученик - как на фреске. Мы не успели его поднять в один день, уже темно стало. Мы всю ночь молились, свечи жгли, по очереди там дежурили и на рассвете решили закончить. Конечно, все были переутомлены, не спали, но был такой духовный подъем, что не стали работу откладывать. И около семи утра снова полезли внутрь раскопа и стали поднимать. Подложили туда лист железа, чтобы не потерять, не рассыпать, стали медленно подводить, и когда уже почти полностью подвели - удивительная вещь - на горе, в соборе, расстояние почти километр, на колокольне ударили в колокол. Это совпадение просто поразительное - мы стали поднимать, и колокольный трезвон! Мы вложили святые мощи в гробницу, внесли в храм, отслужили краткий молебен, потом стали готовить к перевозке. И вот тут-то надо было выспаться, пускай бы в храме эта гробница постояла, а мы бы поспали, но такой был подъем! Мы ехали весь день, потом на закате - небо пылало, багровое было, яркое, прямо как мученическое. А в машине было так тесно, нельзя было никого посадить, только святые мощи. И я понял, что засыпаю, что сейчас рассыплю все и сам разобьюсь. Тогда я в полный голос стал служить молебен и так с молитвой ехал! Надо было проехать 400 км, ехали долго, уже стемнело. Мы договорились, чтобы нас встречали в селе Маккавееве у Касимова, чтобы там готовить святые мощи к прославлению. Ехать оставалось мало, мы созвонились, говорим: «Мы подъезжаем, готовьте храм!» Интересно, что отец Сергий в этом селе родился, и мы привезли сюда его мощи. Мы подъезжаем в темноте к храму, никто в колокола звонить не стал, потому что было уже поздно, люди бы встревожились, но я въехал на улицу и стал переключать фары - дальний свет, ближний, аварийный, в общем, иллюминацию устроил, чтобы люди понимали, что мощи везут! Подъезжаем, там нас встречают батюшки, народ стоит, стали мощи выносить. Это было ровно десять лет назад. И случилось такое чудо! Когда открыли заднюю дверцу машины, волна пошла благоухания, и весь храм, когда внесли мощи,- там такой храм громадный деревянный - наполнился ароматом! А потом благоухание прекратилось. Это очень похоже на прославление преподобного Серафима Саровского, там тоже был такой аромат. А потом я наткнулся случайно на «Повесть временных лет», обретение мощей преподобного Феодосия Печерского, я был поражен, так похоже - в момент подъема тоже ударило «било монастырское». Тысяча лет прошла, и в начале Руси, и сейчас - удивительно похоже! То есть такая связь святых людей! Преемство идет от XII до XXI века, это поразительно, церковное единство!
|
- Батюшка, какое событие в Вашей жизни стало настоящей радостью для Вас?
- Много было!!! Прославление, конечно! Главным образом - прославление сонма новомучеников и исповедников Российских в Храме Христа Спасителя в 2000 году, это было событие совершенно невероятное! А в нашем храме самое сильное событие, которое ни с чем не может сравниться, - это когда мы впервые вошли в поруганный храм - в склад Гостелерадио - освободили престол, веником я его почистил, каменный престол веником, там была грязь - мы зажгли свечу и поставили ее на престол - вот это было событие! Торжество Православия!
Когда рукоположили, это тоже было поразительно... Мне на жизнь жаловаться нельзя! Я родился в 1950 году, сколько лет жил при советской власти, и никто меня не тронул, никто меня никуда не забирал. Трудности были, конечно, но при этом я оставался жив, в тепле, в благополучии.
- А когда было очень трудно? Были такие моменты?
- Трудностей было всегда очень много, и даже болезни, было и очень тяжело, но это как-то забывается. Главным образом, вот такие замечательные вещи, которые Бог дал ощутить: прославить святых, мощи обрести, защищать Православие, служить священником, проповедовать, преподавать - а что еще надо? В жизни больше ничего и не надо! Полнота жизни! Общение с Богом, молитва Богу, говорение о святом, о насущном - вот это и составляет очень большую жизненную радость!
Беседовала Анна Афанасьева
Фото из семейного архива протоиерея Сергия Правдолюбова
Журнал «Православие и современность» № 21 (37)
[1] Владимир Анатольевич Правдолюбов, мученик, расстрелян 4 октября 1937 г. Прославлен в 2000 г. Память 21 сентября / 4 октября.
[2] Протоиерей Анатолий Правдолюбов - отец протоиерея Сергия Правдолюбова († 16 февраля 1981 г.).
[3] Протоиерей Анатолий Правдолюбов.
[4] Священноисповедник Сергий Правдолюбов.
[5] Священномученик Николай Правдолюбов.
[6] Священномученик Анатолий Правдолюбов.
[7] Святая блаженная Матрона Анемнясевская, прославлена 22 апреля 1999 года в Касимове. В 2000 г. на Юбилейном Соборе прославлена к общецерковному почитанию. Память 16/29 июля, в день кончины.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=60258&Itemid=3
