Долго я не мог взяться за «перо. Какая-то суета и череда
бесконечных хлопотных дней не давала приступить к этой работе. То ли
подспудно думал, что как только утихнет вал статей, воспоминаний, и имя
его, как и многие имена, станут «теряться из обихода повседневной жизни,
но нет! Его образ, слова, поступки, как искры действий, заставляют
постоянно выявлять этот образ. И это так и должно быть. Ведь он был мой
друг и не только; он был казак, русский офицер и мой духовный
побратим. Сегодняшняя повседневность всё сильней и рельефней
проявляет и утверждает его слова - идет Четвертая мировая война. И я
очень рад, что стоял и стою рядом с ним плечом к плечу в этой битве!
Имя ему Владимир Владимирович Наумов, донской казак станицы Великокняжеской, Товарищ Атамана Союза казаков и мой побратим.
Впервые мне довелось встретиться с ним в 1991 г. осенью в Уральске, в честь 400-летнего служения Уральского казачества Российской короне. До этого я как Тов. Атамана ИКВ получал от В.В. Наумова документы и циркуляры, обобщающие материалы, которые своим содержанием и направленностью вызвали во вне невольный интерес, т.к. были созвучны моим личным убеждениям.
События в Уральске как-то забыты и задвинуты за кулисы нашего казачьего возрождения, ибо вслед за ними последовали события на Кавказе и Приднестровье. Но скромный Уральский крестик на малиновой ленте, прикреплённый на казачьем мундире, сразу же возбуждает чувство побратимства и казачьей силы, когда четыре или пять сотен казаков разметали своей монолитной колонной тысячи казахских националистов. Эти барымтачи, свезенные со всех жузов Киргиз-кайсакии были обкурены, опоены водкой. Тогда я впервые увидел воочию «правоверных мусульман» с повязками на лбу, обозначавших, что они «войны ислама и смертники».
О серьезности конфликта говорило письмо на моё имя секретаря Уральского обкома КПСС Мордасова, настойчиво рекомендовавшего, во избежание кровопролития, не приезжать в Уральск. Но делегация иркутян в составе трёх казаков прибыла в Уральск, и это были единственные желтые лампасы от всей Восточной Сибири и Дальнего Востока, впрочем, как и в Приднестровье.
Здесь-то я увидел впервые казачьих Атаманов, разноцветье лампас и мундиров, всё мне было чудно и внове: манера обращения, поведение, и т.п. А.Г. Мартынова уже тогда называли «батькой».
Впервые на Совет мы собрались на квартире Александра Андреевича Качалина, уральского Атамана. О нем также стоит сказать на особицу. Это был уникальный и колоритный казак. На то время Уральцы были, пожалуй, - самое монолитное и отмобилизованное войско с единой формой одежды, чудом где-то доставшие малиновый приборный материал. Сам «Андреич», как его любовно называли окружавшие, был родом донской казак станицы Гниловской. После его смерти Войско утратило своё первенство, и стало дробиться... Кто его знает, был бы жив Качалин - навряд ли Уральская область осталась бы в Казахстане. Я очень горд, что в дальнейшем он всегда останавливался со мной в номерах гостиниц «третьим» из экономии средств, и всегда кормил чуть ли не ритуально черной икрой, и только ложкой. А впервые это произошло у него на квартире. Там я увидел Атамана А.Г. Мартынова, Атамана с Дона Попова, походного Атамана с Кубани Бобкова, Волжского Атамана Гусева, П.С. Федосова со Ставрополья, и, наконец, тогда походного Атамана СК Володю Наумова. Это был высокий стройный офицер, в немного не по росту донском казачьем мундире, шикарные сапоги бутылками. Живой общительный взгляд, очень пристальный по необходимости, он уже тогда определял, кто есть кто, и его радостная улыбка, как-то стала мне понятна. Мы оказались воочию в той чудесной сказке, о которой мечтали с детства: где были погоны и лампасы, фразы «господа казаки», «любо». Было достаточно часа - полутора, чтобы нам всем убедиться в том, что мы из единого теста замешаны, все монархисты. Любим Отечество, верны Православию, и совсем никто не планировал строить киоски, шопы, и заполучить гешефт, не было и речи о льготах и кредитах, а только готовность постоять за обиды русские.
Здесь впервые я увидел исполнение службы Походным Атаманом. После многих вариантов, он настоял, чтобы казачья колонна от осажденного осатаневшими националистами Кафедрального собора Архистратига Михаила колоннами в шеренгу по шесть казаков двинулась к месту проведения Круга. А ситуация была весьма жесткая: машина архиерея была перевернута, и собор с папертью был островком России среди «правоверных». Это потом я узнал, что резня в Туркестане и Амангельды Иманова ничем не отличалась от резни в Чечне. Так же вспарывали животы женщинам, и били об угол младенцев. Фанатики ислама в ненависти к гяурам одинаково кровожадны во всех уголках земли.
Но мы были неискушенны, храбры и счастливы, что мы - казаки. Наша колонна, как нож сквозь масло, прошла через орду верещащих, обкуренных киргиз-кайсаков. Те махали ослопами, рвали на себе рубахи, почему-то текли красные сопли. А казаки под предводительством Атаманов, чеканя шаг, шли и шли к своему возрождению.
С этих пор у меня завязалась с Володей большая дружба. В отличие от многих москвичей и донцов, он не прыгал на одной ноге где-нибудь за киоском, переодеваясь в казачью форму, а появлялся стройный, по-офицерски элегантный. Он никогда не курил на ходу, не сплёвывал, и т.д. Это была настоящая военная кость. Отрадно, что во мне он быстро определил опору в Восточной России, но служба - службой, а дружба - дружбой. Володя часто и, видимо, охотно ездил к нам в Иркутск, или останавливался у нас, чтобы двинуться дальше.
О прошлом, настоящем и будущем мы могли говорить бесконечно. Нам никогда не хватало ни дня, ни ночи. На нас шикали в поездах, нас укладывали спать дома, но ни там, ни в гостиницах нам ни на что не хватало времени.
Москвичи довольно редко приглашают к себе домой гостей. В этом своя специфика многолюдной столицы. Но Володя почти сразу же пригласил меня с женой в гости. Это была очень скромная квартира, дочери, его мама и верная жена, идущие с ним вместе и поныне.
И, конечно, книги. Казалось бы, мы будем вечно шагать и биться не только в духовной, но и реальной брани. Мы были так счастливы в казачестве. Но вот его не стало. Он был убит ритуально, а вслед за ним была убита и его дочь. Убийцы его не найдены, и по сей день где-то благоденствуют, как и еврей-убийца Игоря Талькова.
Владимир, видимо, предчувствовал свою гибель. В последнее его Рождество мы были в кадетском корпусе г. Москвы. Как ни странно, он был в «гражданке» - в джинсах и в такой же как у меня обуви «казаки». Как-то странно посматривая на меня, он сказал, что потихоньку лечится, и что-то у него со зрением. И показал мне на листе кальки как бы состоящие из ромбиков изображения скорпиона, якобы сканированное офтальмологами с его правого глаза. Это довольно серьезно - говорил он.
А последний раз я видел его на Всероссийском Круге в Омске. Там были какие-то недоразумения по спискам награжденных казаков, и вот он вышел какой-то танцующей походкой на плац, и стал зачитывать Приказ... Таким он и стоит в моих глазах: высокий, стройный, в синем донском мундире с алыми лампасами и околышем, а на груди Кресты: за Урал и за Приднестровье, где мы с ним и были.
Вечером мы впервые не поговорили, он сослался на сильную усталость, а на утро вышел на веранду гостиницы, и почему-то там умывался. Выглядел устало. Уселся к нам за стол, и мы, с Зайцевым и сыном моим Игорем, долго и усердно распевали казачьи песни. Особенно запомнилась «Ты калина, ты малина...».
Где бы я ни был, именно эта песня почему-то ассоциируется с моим побратимом Володей Наумовым. Пел он и «Ворона», и «Не для меня», и многие другие, но вот эта пронзительно грустная, и вместе с тем оптимистичная песня запала мне в память о друге, казаке, соратнике, побратиме и начальнике - Владимире Владимировиче Наумове.
Устами Тараса Бульбы, которого мы оба любим, бесконечно, сказано, что много бывало разных товариществ, но такого как у нас на Руси - нигде нет. И это я сказал о нем.
Имя ему Владимир Владимирович Наумов, донской казак станицы Великокняжеской, Товарищ Атамана Союза казаков и мой побратим.
Впервые мне довелось встретиться с ним в 1991 г. осенью в Уральске, в честь 400-летнего служения Уральского казачества Российской короне. До этого я как Тов. Атамана ИКВ получал от В.В. Наумова документы и циркуляры, обобщающие материалы, которые своим содержанием и направленностью вызвали во вне невольный интерес, т.к. были созвучны моим личным убеждениям.
События в Уральске как-то забыты и задвинуты за кулисы нашего казачьего возрождения, ибо вслед за ними последовали события на Кавказе и Приднестровье. Но скромный Уральский крестик на малиновой ленте, прикреплённый на казачьем мундире, сразу же возбуждает чувство побратимства и казачьей силы, когда четыре или пять сотен казаков разметали своей монолитной колонной тысячи казахских националистов. Эти барымтачи, свезенные со всех жузов Киргиз-кайсакии были обкурены, опоены водкой. Тогда я впервые увидел воочию «правоверных мусульман» с повязками на лбу, обозначавших, что они «войны ислама и смертники».
О серьезности конфликта говорило письмо на моё имя секретаря Уральского обкома КПСС Мордасова, настойчиво рекомендовавшего, во избежание кровопролития, не приезжать в Уральск. Но делегация иркутян в составе трёх казаков прибыла в Уральск, и это были единственные желтые лампасы от всей Восточной Сибири и Дальнего Востока, впрочем, как и в Приднестровье.
Здесь-то я увидел впервые казачьих Атаманов, разноцветье лампас и мундиров, всё мне было чудно и внове: манера обращения, поведение, и т.п. А.Г. Мартынова уже тогда называли «батькой».
Впервые на Совет мы собрались на квартире Александра Андреевича Качалина, уральского Атамана. О нем также стоит сказать на особицу. Это был уникальный и колоритный казак. На то время Уральцы были, пожалуй, - самое монолитное и отмобилизованное войско с единой формой одежды, чудом где-то доставшие малиновый приборный материал. Сам «Андреич», как его любовно называли окружавшие, был родом донской казак станицы Гниловской. После его смерти Войско утратило своё первенство, и стало дробиться... Кто его знает, был бы жив Качалин - навряд ли Уральская область осталась бы в Казахстане. Я очень горд, что в дальнейшем он всегда останавливался со мной в номерах гостиниц «третьим» из экономии средств, и всегда кормил чуть ли не ритуально черной икрой, и только ложкой. А впервые это произошло у него на квартире. Там я увидел Атамана А.Г. Мартынова, Атамана с Дона Попова, походного Атамана с Кубани Бобкова, Волжского Атамана Гусева, П.С. Федосова со Ставрополья, и, наконец, тогда походного Атамана СК Володю Наумова. Это был высокий стройный офицер, в немного не по росту донском казачьем мундире, шикарные сапоги бутылками. Живой общительный взгляд, очень пристальный по необходимости, он уже тогда определял, кто есть кто, и его радостная улыбка, как-то стала мне понятна. Мы оказались воочию в той чудесной сказке, о которой мечтали с детства: где были погоны и лампасы, фразы «господа казаки», «любо». Было достаточно часа - полутора, чтобы нам всем убедиться в том, что мы из единого теста замешаны, все монархисты. Любим Отечество, верны Православию, и совсем никто не планировал строить киоски, шопы, и заполучить гешефт, не было и речи о льготах и кредитах, а только готовность постоять за обиды русские.
Здесь впервые я увидел исполнение службы Походным Атаманом. После многих вариантов, он настоял, чтобы казачья колонна от осажденного осатаневшими националистами Кафедрального собора Архистратига Михаила колоннами в шеренгу по шесть казаков двинулась к месту проведения Круга. А ситуация была весьма жесткая: машина архиерея была перевернута, и собор с папертью был островком России среди «правоверных». Это потом я узнал, что резня в Туркестане и Амангельды Иманова ничем не отличалась от резни в Чечне. Так же вспарывали животы женщинам, и били об угол младенцев. Фанатики ислама в ненависти к гяурам одинаково кровожадны во всех уголках земли.
Но мы были неискушенны, храбры и счастливы, что мы - казаки. Наша колонна, как нож сквозь масло, прошла через орду верещащих, обкуренных киргиз-кайсаков. Те махали ослопами, рвали на себе рубахи, почему-то текли красные сопли. А казаки под предводительством Атаманов, чеканя шаг, шли и шли к своему возрождению.
С этих пор у меня завязалась с Володей большая дружба. В отличие от многих москвичей и донцов, он не прыгал на одной ноге где-нибудь за киоском, переодеваясь в казачью форму, а появлялся стройный, по-офицерски элегантный. Он никогда не курил на ходу, не сплёвывал, и т.д. Это была настоящая военная кость. Отрадно, что во мне он быстро определил опору в Восточной России, но служба - службой, а дружба - дружбой. Володя часто и, видимо, охотно ездил к нам в Иркутск, или останавливался у нас, чтобы двинуться дальше.
О прошлом, настоящем и будущем мы могли говорить бесконечно. Нам никогда не хватало ни дня, ни ночи. На нас шикали в поездах, нас укладывали спать дома, но ни там, ни в гостиницах нам ни на что не хватало времени.
Москвичи довольно редко приглашают к себе домой гостей. В этом своя специфика многолюдной столицы. Но Володя почти сразу же пригласил меня с женой в гости. Это была очень скромная квартира, дочери, его мама и верная жена, идущие с ним вместе и поныне.
И, конечно, книги. Казалось бы, мы будем вечно шагать и биться не только в духовной, но и реальной брани. Мы были так счастливы в казачестве. Но вот его не стало. Он был убит ритуально, а вслед за ним была убита и его дочь. Убийцы его не найдены, и по сей день где-то благоденствуют, как и еврей-убийца Игоря Талькова.
Владимир, видимо, предчувствовал свою гибель. В последнее его Рождество мы были в кадетском корпусе г. Москвы. Как ни странно, он был в «гражданке» - в джинсах и в такой же как у меня обуви «казаки». Как-то странно посматривая на меня, он сказал, что потихоньку лечится, и что-то у него со зрением. И показал мне на листе кальки как бы состоящие из ромбиков изображения скорпиона, якобы сканированное офтальмологами с его правого глаза. Это довольно серьезно - говорил он.
А последний раз я видел его на Всероссийском Круге в Омске. Там были какие-то недоразумения по спискам награжденных казаков, и вот он вышел какой-то танцующей походкой на плац, и стал зачитывать Приказ... Таким он и стоит в моих глазах: высокий, стройный, в синем донском мундире с алыми лампасами и околышем, а на груди Кресты: за Урал и за Приднестровье, где мы с ним и были.
Вечером мы впервые не поговорили, он сослался на сильную усталость, а на утро вышел на веранду гостиницы, и почему-то там умывался. Выглядел устало. Уселся к нам за стол, и мы, с Зайцевым и сыном моим Игорем, долго и усердно распевали казачьи песни. Особенно запомнилась «Ты калина, ты малина...».
Где бы я ни был, именно эта песня почему-то ассоциируется с моим побратимом Володей Наумовым. Пел он и «Ворона», и «Не для меня», и многие другие, но вот эта пронзительно грустная, и вместе с тем оптимистичная песня запала мне в память о друге, казаке, соратнике, побратиме и начальнике - Владимире Владимировиче Наумове.
Устами Тараса Бульбы, которого мы оба любим, бесконечно, сказано, что много бывало разных товариществ, но такого как у нас на Руси - нигде нет. И это я сказал о нем.
Н. М. МЕРИНОВ,
Войсковой атаман ИКВ, казачий полковник
