ТАМ ВДАЛИ ЗА РЕКОЙ
ЗА РЕКОЙ ГВАДИАНОЙ...
Итак, мы едем в Португалию.
По обеим сторонам дороги на многие километры раскинулись поля пшеницы. Над
ними по пологим холмам тянулась до самого горизонта цепь высоких белых столбов с
медленно вращавшимися лопостями. Это были не ветряные мельницы, а установки для
получения электроэнергии. Ветер был слабым, и удивительно было то, что он
заставлял вращаться такие огромные лопости. Проезжая под одним из ветряков, я
поразился размеру этих лопастей: метров пятнадцать в длину. Никак не меньше. Ну,
как тут не вспомнить доблестного идальго отважного Дона Кихота из Ламанчи. Уж
если он на ветряные мельницы бросался, приняв их за чудовищ, то эти ветряки он
никак бы не объехал стороной. Уж больно их много.
Какой русский человек с
совестливой душой не чувствует себя хоть в малой степени Доном
Кихотом!?
Жизнь на каждом шагу подбрасывает сюжеты, в которых волей-неволей
начинаешь донкихотствовать. Реальность наша такова, что полжизни приходится
проводить в грезах и мечтах об идеалах. Как говорили советские политруки: «в
жизни всегда есть место подвигу». А сейчас, когда слабых и обиженных становится
все больше, поле, на котором можно совершать подвиги в духе незабвенного
идальго, ширится и уходит далеко за линию горизонта.
А за нашим горизонтом,
куда нас стремительно нес стосемидесятисильный «Росинант», лежала вожделенная
Португалия. Я смотрел на бескрайние поля, и не верилось, что это Испания. То ли
украинские, то ли кубанские, то ли донские-волжские просторы.
«Степь да
степь кругом. Путь далек лежит». Но душа пела другие песни. Вернее, в ней пели
ангельскими голосами сестры, с которыми мы только что распрощались.
Мой
Санчо Панса хранил молчание. Оказалось, что и его душа была наполнена этими же
песнопениями.
Дивны дела твои Господи! Вот уж воистину нечаянная радость.
Трудно было представить, что в католическом монастыре с такой любовью встретят
странников из России. А как вам нравится монахиня-кармелитка, у которой любимый
автор - Феофан Затворник? Много ли у нас монахов, знакомых с его трудами? А
расскажи об этом- добрая половина тех, кому об этом поведаю, упрекнут меня в
маловерии и в том, что поддался на католическую агитку.
«Радуйтесь, ибо Я
победил мир!» И как не радоваться, когда видишь человека умеющего радоваться и
всей душой любить Бога и ближнего своего. Когда сердце сердцу весть подает,
весть искреннюю и бескорыстную - увольте, я не могу оттолкнуть такое сердце,
даже если оно бьется в груди того, кто оказался под юрисдикцией Римского
епископа.
Кто-то из святых сказал, что христианство - это нежность и порядок.
И как не радоваться, когда вдруг встретишь и нежность, и порядок, и красоту, и
простоту, и доброту.
Солнце было уже у самого горизонта, когда мы
достигли Севильи. В этом городе я был несколько часов. Это была странная
поездка. Человек, взявший меня с собой, очень спешил, и у меня даже не было
возможности забежать в знаменитый Кафедральный собор.
Хозяин автомобиля на
обратном пути был невесел. Он включил и всю дорогу слушал диск с записью
солженицынского «Красного колеса» - верное средство от ностальгии и от
необходимости поддерживать беседу с неудобным попутчиком.
Так что Севилью я
видел, в основном, из окна автомобиля. Близко познакомиться с севильчанами из
наших не удалось. Но зато я знаю, что в этом прекрасном городе живет немало
наших соотечественников, и что здесь есть католический священник предоставляющий
возможность нашему священнику служить в храме женского монастыря (кажется, тоже
кармелитского).
Не заезжая в Севилью, мы свернули на запад и переехали по
мосту довольно широкую реку Гвадалквивиру. На левом ее берегу были видны шпили
церквей и минарет мечети. У причала стояло множество торговых судов. Отсюда в
1492 году Христофор Колумб отправился в свое первое плавание на поиски путей в
Индию, закончившееся открытием Америки. Сюда же он вернулся и снова несколько
раз отсюда отправлялся в новые путешествия. Здесь же в Севилье он нашел вечное
упокоение. Севилья славится своим великолепным кафедральным собором. В нем, в
Королевской часовне, покоятся мощи святителя Леандра - друга Григория Великого,
борца с арианской ересью, обратившего в Православие вест-готов.
Старый город
очень красив с его узкими кривыми улочками и множеством старинных церквей.
Сохранилось немало памятников времен мавританского владычества. Здесь творили
многие знаменитые художники и музыканты. Здесь была «написана первая глава в
книге испанских великих морских открытий».
Об испанских и португальских
мореходах знает каждый школьник. Их героизм несомненен. Не зная пути, сквозь
свирепые бури, преодолевая смертельные болезни, нехватку питьевой воды и
продовольствия, вступая в стычки с враждебными племенами, могли отправиться
только мужественные, сильные духом люди. Их подвиги прославили знаменитые поэты.
О путешествии Васко да Гама в Индию поэт Камоэнс написал замечательную поэму
«Лузиада», в которой в подражание гомеровской «Иллиаде» воспел подвиги новых
«аргонавтов» - «малых числом, но великих душою».
Славный Гама -
мореход
и воин
Энеев щит
наследовать достоин.
Камоэнс создал то, что давно
перестало существовать в литературе Европы - эпос. Своих современников он
сравнил с героями древности в таких возвышенных тонах, что вся предшествовавшая
мировая история, ее деятели и их деяния померкли в сравнении с подвигами
португальских «аргонавтов».
«...И позабыть заставят
мир
подлунный
Великих римлян
время золотое,
Деянья ассирийцев,
персов,
греков
Затмят они
отныне и навеки.»
Абсолютно уверен, что рассказы о
свирепости испанских конкистадоров и португальцев сильно преувеличены. Нельзя
нескольким сотням воинов, как бы хорошо они не были вооружены и обучены,
покорить целый континент. Наверно, помимо пушек и ружей было у них средство
помощнее. Вместе с Кортесом и его хлопцами в новые земли отправлялись
католические миссионеры. Многие из них пострадали за Христа: были убиты, а
некоторые даже съедены каннибалами.
Сведения о насильственной христианизации
индейцев, полученные из английских источников, далеко не безупречны. Лучше
судить по нынешним плодам: в Латинской Америке католическая церковь до сих пор
сильна и подает пример старушке Европе. Она и кадры поставляет: я видел в
Испании и Португалии многих священников и монахов в основном из Бразилии и
Мексики...
Между тем стемнело. Мы ехали по длинному мосту, пересекая
очередную широкую реку. Это была река Гвадиана - естественная граница между
Испанией и Португалией. Кроме реки никакой другой границы не было. Не было даже
будки со шлагбаумом с характерной черно-белой полосатой раскраской. Только
телефон звякнул и выдал эсэмэску с сообщением о том, что мы попали в зону
обслуживания какой-то португальской кампании сотовой связи. Да еще пришлось часы
перевести на один час назад. Вот и все пограничные процедуры.
Первым городом
на португальской земле, где нам предстояло остановиться, был Фару. Мы въехали в
его пригороды заполночь. Его окраина очень походила на советскую рабочую окраину
- то ли Горловка, то ли Днепродзержинск. Мрачные дома, давно не знавшие ремонта.
Дорога разбита. Слава Богу у нас был навигатор. Четверть часа - и мы, выполнив
приказанные нам маневры, оказались рядом с небольшим белым храмом. В этом
католическом храме местный епископ позволил нашим соотечественникам организовать
приход в честь блаженной Ксении Петербургской. Алексей заранее созвонился с его
настоятелем отцом Иоанном Гербовецким, и тот обещал нас встретить. К большому
сожалению, встретить он нас не смог. Помимо храма в Фару у отца Иоанна еще два
прихода в разных концах Португалии. В тот вечер он был в Кашкайше - небольшом
городке неподалеку от Лиссабона. Он позвонил нам, долго извинялся, что не смог
принять нас лично, но послал своего помощника - Димитрия. Димитрий показал нам
храм и отвел в гостиницу, где любезный отец Иоанн заказал для нас номер. Пришел
еще один Димитрий - давний знакомец Алексея. Мы отправились вчетвером в номер и
там угостили наших благодетелей испанским вином и жареной рыбой, которую нам
положили в дорогу матушки-кармелитки. Один Димитрий вскоре распрощался -
предстояла ранняя побудка и целый день разъездов в грузовичке с грузами для
магазинов и ресторанов. Другой, за неимением работы, вызвался придти утром и
показать нам город.
Утром первое, что мы увидели - была парочка аистов на
крыше дома напротив. Это был тот самый храм Ксении Блаженной, который мы
осмотрели перед сном. На вершине его купола аисты устроили гнездо. Одна птица
что-то поправляла, то вытаскивая из большой кучи ветки, то снова впихивая их уже
в новое место. Очевидно, это была самка. Она показывала своему сожителю, что он,
как всегда, напортачил и самую важную ветку засунул на полтора сантиметра левее,
чем положено. Тот смотрел на ее действия без удовольствия, склоняя голову то
вправо, то влево, затем попытался обойти гнездо. Его длинные ноги заскользили по
крутому куполу. Он взмахнул крыльями и сделал несколько низких кругов, а потом
приземлился, хлопнув подругу крылом по клюву, и чуть не вытолкнул ее из гнезда.
В этот момент пришел Дмитрий. Увидев предмет нашего интереса, он улыбнулся:
«Я, можно сказать, из-за аистов в Фару поселился. Вон, посмотрите, сколько
их».
Он показал нам гнездо на крыше жилого дома. Затем еще одно, потом
другое.
- Их тут масса. Второго такого города в мире не найти. Я вам еще
покажу.
Службы в нашем храме по известной причине не было, и мы решили для
начала отправиться в крепость. По дороге заглянули в мастерскую «Магическая
иголка». Ее хозяйка Оксана, как наш вергилий, и две ее работницы, приехала с
Украины. Начала, с кафе и баров, а затем занялась шитьем и ремонтом одежды.
Работать приходится по 15 часов в сутки, чтобы аренду заплатить и на плаву
продержаться. В храм ходит регулярно. Будущего боится. Домой возвращаться не
собирается. Мечтает о муже, на которого можно было бы положиться.
«Пьяниц и
бездельников не предлагать!»
Ее работницы стрекотали на «магических» машинках
и перешептывались друг с дружкой: «Знали бы, что режиссер с камерой придет,
приоделись бы»...
Покинув мастерскую, мы некоторое время покружились по
набережной, уставленной дорогими яхтами в поисках места для парковки. Наконец,
Алексей решил остановиться возле здания городской управы рядом со служебными
машинами. Запрещающего знака не было, но по возращении мы обнаружили на ветровом
стекле весточку от местных мытарей с сообщением о том, что мы наказаны на 60
евро за неправильную парковку.
Но до получения этого радостного известия мы
совершили трехчасовую прогулку по крепости и нескольким прилегающим к ней
кварталам. Арка, ведущая в крепость, находится рядом с муниципальной конторой.
Возле нее толпилась группа чернокожих товарищей. Это была очередная порция
африканцев из бывших португальских колоний, пожелавщих натурализоваться и
поскорее стать гражданами угнетавшей их веками метрополии. Мимо них
продефилировал двухметровый мужичина такого же, как и у них, цвета кожи.
Но
этот был явно натурализованный: шел уверенно и неспешно, а в руках держал
поводок, на котором, мелко семеня ножками, выгуливалась крошечная белая
собачонка. Надо ли сообщать о том, с какой завистью смотрели на своего бывшего
земляка искатели законных португальских бумаг?! Он же предпочел устремить взор
в противоположную от собратьев сторону - туда, где покачивались мачты
белоснежных яхт.
Крепость Фару не очень-то похожа на военную фортификацию.
Укрепительных сооружений я не заметил. Мощные стены если и остались, то со
стороны залива Риа-Формоза. Мы же прошли вдоль узкой улочки с довольно
обшарпанными домами и вышли на площадь с Кафедральным собором и епископским
дворцом. Фасад скромного двухэтажного дворца был утыкан разноцветными флагами. А
неподалеку от него на высоком пьедестале застыл в камне архиепископ Франциско
Гомеш де Абеляр. Дмитрий уверенно заявил, что он из того же рода, что и
несчастный возлюбленный Элоизы.
Возле собора Дмитрий разговорился с молодым
симпатягой с табличкой на груди. Был ли он профессиональным экскурсоводом или
просто чудаком с табличкой, я так и не понял. Во всяком случае, он не мог
назвать имени короля, погребенного неподалеку от центрального входа в собор. А
по могильным плитам у часовни (по его словам «кажется святого Мартина»), силясь
разобрать наполовину стертые инскрипции, долго водил носком правой ноги.
Прочесть имена погребенных под плитами он так и не сумел. Широко улыбнулся и
пригласил нас заглянуть в музей.
Мы вошли в собор. В главном притворе над
престолом висела огромная картина, изображавшая Бога Отца, держащаго вместе со
Христом венец над головой Пресвятой Девы Марии. По обеим сторонам, как и почти
во всех католических храмах, разместились в альковчиках с десяток небольших
престолов. На них иногда одновременно могут служить две, а то и три мессы.
Пройдя между рядами скамеек и надгробием неизвестного нашему провожатому
короля, мы оказались на боковой лестнице и по ней поднялись в комнаты,
отведенные под музей. В стеклянных витринах были выставлены древние епископские
облачения, богато украшенные тиары - аналог православных митр, потиры,
кадильницы и священные предметы, используемые в католических службах. Отдельно
было выставлено распятие с частицей животворящего креста Господня. Вдоль стен
были развешены картины на евангельские сюжеты, изображения мученика Винсента и
других святых. В особой витрине хранилась резьба по перламутру и кости: тоже на
евангельские темы.
В специальных сосудах хранились мощи. Это были
длинные стаканы с гипсовыми ладошками наверху. Были еще бронзовые бюсты с
одинаковыми кудрявыми головками и с застекленными продолговатыми окошками на
груди. Сквозь стекло были видны кости, вделанные в восковую основу. Наш приятель
не мог ответить на вопрос «чьи это мощи?» Надписей не было никаких. Он объяснил
это двумя обстоятельствами. После лиссабонского землетрясения 1755 года многие
церкви были разрушены и в Лиссабоне, и в Фару, и еще во многих прибрежных
городах. То, что уцелело, пытались атрибутировать. Но в начале двадцатого века к
власти пришли безбожники и стали открыто враждовать с Церковью. В этот период
многие святыни, церковные документы и книги были уничтожены. Так что теперь
остается уповать на Господа, чтобы он открыл имена своих святых.
Из музея мы
отправились на колокольню. Поднявшись на площадку, устроенную на крыше собора,
мы увидели еще одного аиста. Этот свил гнездо прямо под колоколом. На туристов,
фотографировавшихся на его фоне, он не обращал никакого внимания. Над нами
кружил еще один аист.
- Похоже, с рождаемостью у них все в порядке - сказал я
Дмитрию.
Он пальцем показал мне на несколько гнезд. Одно из них было на крыше
многоэтажного дома, возвышавшегося над невысокими домами исторического центра.
Оттуда торчали два длинных клюва.
С другой стороны на двести с лишним
градусов расстилался залив. На яркой голубой, почти что синей, воде белело
множество точек.
Я стал снимать этот простор, наблюдая за тем, как белые
точки вспархивали и куда-то устремлялись. Кружение и мелькание белого на голубом
фоне завораживало. Алексей осторожно тронул меня за плечо. Рядом стоял
улыбающийся высокий господин, держа развернутый плакат. На нем был изображен
залив Риа-Формоза со множеством птиц. Особенно был хорош розовый пеликан. Хозяин
плаката улыбался и бойко что-то рассказывал по-немецки. Я понял лишь: «Фогель цу
филе» - дескать «много птиц» и «зер интересант» - «очень интересно». Я предложил
ему перейти на английский, что он проделал с радостью и без труда. Рассказ его
был недолог. Он орнитолог из Швеции. Приезжает сюда каждую весну. И более
интересного места в орнитологическом плане ему не ведомо. Мы пожелали ему
успехов в его птицеведении, я снял его и его плакат, и мы
откланялись.
Главной целью нашего паломничества было поклонение святым,
прославленным до разделения Церквей. Мы собирались заехать на мыс Сан-Винсент,
названный в честь святого Винсента - мученика, пострадавшего за Христа во время
гонений при Диоклетиане. У нас он почитается, как святой Викентий. Память его 11
ноября.
Перед тем, как покинуть Фару мы хотели заглянуть в редакцию газеты
«Маяк Португалии». Ее выпускают украинские и молдавские журналисты. Туда мы и
направились. Прошли мимо низеньких домиков (чисто украинские мазанки под древней
красной черепицей), памятника первому португальскому королю - Альфонсу, прошлись
по кривой улочке с домами, облицованными керамической плиткой. Таких домов в
Португалии великое множество. Плитки - в основном голубого цвета с растительным
орнаментом. Некоторые очень красивы. Возле одного из таких домов столкнулись с
невысоким блондином. Дмитрий поздоровался с ним за руку. Я принял его за нашего
брата. Но, оказалось, что сходством с нашим он обязан тем, что женат на
украинке. Дмитрий вместе с ним несколько раз работал на стройке и отрекомендовал
его, как отличного маляра, исполняющего фасадные работы. Тот постоял,
поулыбался. Потом сказал: «Плохо. Нема праци...» У меня для него не было никакой
праци, и я для поддержания разговора спросил его, был ли он в России. Он замахал
руками: «Нет-нет. Трэба богато грошей. А у мэнэ их нэма...» Вот такая
португальская беседа. Я пожелал ему всяческих благ и поскорее найти работу. Он
жалобно улыбался. Я на всякий случай повторил свои пожелания на украинской мове.
Улыбка его стала веселее.
- Давай брат, до побаченя...
Через полсотни метров
мы оказались рядом с массивной кованой решеткой, за которой был виден красивый
особняк с террасой в мавританском стиле.
и небольшим ухоженным парком.
-
Вот такой здесь мудахар - то есть искусство мавров, - прокомментировал
Дмитрий.
В редакции «Маяка Португалии» нас принял главный редактор. Напоил
кофе и вернулся к компьютеру - верстался номер, и времени на посторонние
разговоры не было. Мы рискнули рассказать ему о поиске общих для католиков и
православных святых и святынь, но ему эта тема была явно не близка. Газета его
не бедствует. Наши эмигранты, хотя и напуганы постоянными сообщениями о том, что
Португалии грозит дэфолт, пока еще массово ее не покидают. Хотя, кое-кто уже
перебрался в Германию.
Пока мы были в редакции, позвонил отец Иоанн и
приказал Дмитрию накормить нас перед нашим отъездом обедом. Что и было
исполнено.
Мыс Сан-Винсенте и городок Сагреш - места знаменитые. В Сагреше
находится старейшая школа навигаторов. Ее закончили многие мореходы. Самый
знаменитый из них - Васко да Гама. Учредил ее Генрих-Мореплаватель. Недалеко от
Сагреша - в городке Лагоше строили быстроходные каравеллы. На этих судах
выпускники школы навигаторов шли один за другим вдоль западного берега Африки
на юг, открывая новые острова и неведомые европейцам земли.
Раньше
Сан-Винсенте был местом паломничества. Ведь святой Винсент является
покровителем Иберийской стороны. Но чтут его не только в Испании и Португалии.
Во Франции он является покровителем виноделов. Народная этимология объясняет это
тем, что его имя состоит из двух слов «вино и кровь».
Сегодня большинство
туристов, приезжающих в Сагреш (а это в основном немцы) о святом Винсенте даже
не слыхали. Приезжают сюда, чтобы полюбоваться крайней точкой Европы, где
заканчивается земля и начинается Атлантический океан, а еще ради купания в
живописных бухточках и серфинга. Рядом с одним из прибрежных кабачков можно
увидеть такую рекламу: «Следующие сосиски вы сможете заказать только за
океаном».
Мыс Сан-Винсенте - это, действительно, край земли. Едешь себе
едешь по пустынному плоскогорью - и вдруг земля заканчивается отвесным обрывом.
Перед тобой открывается необозримая ширь океана. Внизу, метрах в пятидесяти, а в
некоторых местах и семидесяти бьются о скалы волны. Образуются они не очень
далеко от берега и кажутся невысокими, но у самого берега закручиваются, вершины
их, вспениваясь, ударяются белыми головами о прибрежные камни. Вода из
изумрудно-голубой становится абсолютно белой. Столбы пены взмывают вверх и
медленно опускаются, растекаясь по обнажившемуся дну и забегая длинными языками
в расщелины и гроты.
На этом мысе находится маяк. Перед ним огромные валуны
террасами спускаются к самой воде. Никаких ограждений. Вместо запретительных
плакатов - доска с сообщением о том, что здесь насмерть разбился молодой
немецкий турист. Но народу, желающего пройтись по его маршруту, немало. Там и
тут группы людей в светлых шортах и майках позируют перед фото и видеокамерами.
А я со своей камерой долго бродил вдоль обрыва, снимая прибой, острые зубцы
отломанных от берегового монолита скал, причудливые дыры в каменных стенах,
образованных сильными ветрами. Судя по тому, что на много километров вглубь нет
ни одного деревца, они здесь поистине мощные. Сквозь одну из таких дыр светило
клонящееся к западу солнце. Широким лучом оно высветило картинку цветов,
растущих прямо из камня. Это были цветы пустыни - на плотной зеленой подложке
желтый пучок толстых лепестков. На краю обрыва покачивались жесткие стебли
осоки, а рядом - степной аналог календулы. Что-то вроде фиолетовой лилии с
большим количеством мясистых лепестков торчало из песчаного холмика.
Я выбрал
небольшой мысок - широкую круглую площадку и установил камеру. Отсюда открывался
великолепный обзор: уходящий на много километров вдаль скальный обрыв берега и
картина ни на минуту не прекращающейся битвы океана с землей.
Мы долго не
могли оторваться от этого потрясающего, завораживающего зрелища. В этом
беспрерывном действе было нечто мистическое: словно вечность прорвалась сквозь
мощную стену, материализовавшуюся в виде разлома скал, сдерживающих натиск
могучего океана.
Помолившись святому Винсенту (Викентию), мы все же
оторвались от этой величественной картины и, благословясь, двинулись в сторону
Лиссабона, где нас ждал игумен Арсений - настоятель храма Всех
Святых.
